Драконья доля - Кузьмина Надежда М. - Страница 9

• Предыдущая
• 9/16
• Следующая

– Прихвати на кухню, на растопку бумага хороша.

А я решила, что лучше оставлю красивый лист себе. Буду разбирать потихоньку, может, чему и научусь. И чистые поля там широкие. Можно цифры написать, чтобы как следует запомнить и не путать. Сложила письмо вдвое и сунула за пазуху.

Прошло две недели. Я с утра до вечера крутилась по хозяйству – постоялый двор был большим, со своим огородом, конюшней на тридцать лошадей, огромным двором, трёхэтажным доминой и пристройками. И всё требовало заботы, глаза да ухода. Зато кормили хорошо – обычно на завтрак шли остатки вчерашнего ужина, на обед была сытная похлёбка со свежим хлебом, на ужин картошка или рис, часто с мясной подливой. В деревне я ела хуже. С долгами удалось расплатиться – за серую рубаху и посконную юбку, в которых я работала, Марка взяла полторы серебрушки. А ещё двадцать пять медяков с первого заработка я, как обещала, отдала Коржику. Скрипя зубами… а что делать? Слово есть слово.

Тот ссыпал монеты в карман портков, ухмыльнулся:

– Не думал, что ты отдашь.

– Слово дала, – поглядела я на него исподлобья.

– Кончай дуться. Давай, цифры покажу.

– Цифры не надо, я уже сама запомнила.

И мудрено было не запомнить. Над прилавком, за которым стоял по вечерам Варек, висела доска. Звали её меню. Слева написаны всякие «пиво светлое» или «молодое красное», а справа – сколько это стоит. А кто читать не умеет, так для тех рядом с каждой строкой имелся рисунок – жёлтая кружка с пеной над ней или красный стакан и рядом – горка монеток, две, три, пять или сколько надо. Так когда на цифры смотришь и их же без конца слышишь вечер за вечером, будь хоть с дырой в голове, а в памяти застрянет.

С буквами было хуже, потому что оказалось, что одна и та же могла писаться по-разному. Большие, маленькие, печатные и прописные… как понять, что вешалка, трёхногий мост и что-то вроде верблюда – это одно и то же?

Кстати о верблюдах – до того я никогда их не видела. А тут поглядела вживую сразу на целых трёх. Настоящих, жёлто-бурых, с двумя горбами и оттопыренной губой. Мимо проезжали купцы из Зарифа – тёмные, как из обожжённой глины слепленные лица, ничего не выражающие чёрные глаза, за поясами – кривые кинжалы. Марка сказала мне близко не подходить. Да я б и сама не полезла – отчего-то стало страшно.

Вообще, людей вокруг было столько, сколько я себе и вообразить раньше не могла. Многие – совсем не похожие на наших, деревенских. Например, часто взрослые мужики не носили бород, ходили с голыми лицами. Мне поначалу казалось странным… а потом привыкла. Я бы хотела поговорить, расспросить, узнать побольше о том, как тут живут, но случая не представлялось. Марка следила, чтобы я всё время была занята, а ещё чтобы зря не болтала. Работала я либо под её присмотром, либо с молчаливой Уной. Один раз после ужина я попробовала заговорить с конюхом Долгаром, казалось, что тот незлой, но мы и парой фраз переброситься не успели – появилась Марка и отчитала меня за то, что лезу, куда не просят. Велела быть скромнее да её слушать. Я решила не спорить, пока не заработаю хотя бы трёх серебрушек – однажды вечером в зале я услышала, что при входе в город берут одну или две. Но вдруг я не сыщу мага в первом городе, куда приду?

Сколько придётся заплатить магу, я и представить себе не могла.

И о своих планах молчала.

Когда отец ещё не пропал, он много рассказывал о местах, куда ездил. Только я маленькой была и запомнила плохо. Но тогда казалось, что трактиры и постоялые дворы, где собираются люди из разных концов страны, – места столь же чудесные, как дворец, куда в сказке отправилась принцесса в карете из тыквы. То, что я видела сейчас, на сказку было не похоже.

Ходили к нам по вечерам в основном местные мужики – выпить, посидеть, погорланить песни, потолковать о делах. Баб и девок не было совсем, а если какая и появлялась, то не в одиночку, а обязательно со спутником. Правда, одна приезжая мне запомнилась: была она совсем непохожей на других – в штанах и сапогах, удобной куртке, с волосами, закрученными на затылке, и мечом на поясе. Держалась уверенно, и народ перед ней расступался. Приехала верхом на хорошей лошади, а спутника при ней не было. И расплачивалась она за себя сама. Я спросила Марку, кто это, но та меня одёрнула, что, мол, не моё дело – по постояльцам глазами шарить. Вон прилавок протереть надо, весь в пиве!

Разговоры тоже послушать не выходило. Некогда уши развешивать, если с тяжеленным подносом туда-сюда бегаешь. Тут как бы чего не уронить… А если и услышишь по пути пару фраз, всё равно непонятно, о чём они. Единственно – об этом говорили все – шли толки, что на большаке завелась банда какого-то Сорокопута, на крупные обозы не нападают, а одиноких путников грабят. И ещё спорили, прилетит ли драконий патруль, чтобы поймать этого Сорокопута или ловить его будет местный лорд – какой-то там Лидо тер Асаран?

За едой на кухне говорили тоже немного. Так, перекидывались фразами, что сена побольше купить надо или что крышу на флигеле до зимы поправить следует, а в основном молчали. Только один раз, когда я решилась спросить, что там дальше по дороге на запад, тётка Марка усмехнулась и сказала, что за селом начинаются поросшие лесом холмы, где водятся гоблины.

– Какие гоблины? – заморгала я.

– Они маленькие, щуплые, нормальному человеку по плечо, но зато вёрткие да сильные. А кожа зелёная и в мелкой чешуе. А на лапах когти чёрные.

– Это как у ящериц, что ли? – не поняла я. – А они опасные?

– А то! Само собой, опасные. И хитрые, затаятся и подкарауливают! А особо до девок охочие!

– Как до девок?

– До человечьих девок. Те горячие, мягкие да сладкие. Вот гоблинам и нравится, – осклабилась Марка.

Я обвела глазами стол – Уна привычно молчала, неслышно шевеля губами, Долгар с Иргаем усмехались, глядя на меня. Потом Иргай кивнул, как бы подтверждая то, что сказала Марка.

Ночью я долго не могла заснуть – всё мерещились в темноте жуткие хари и зелёные лапы с чёрными когтищами, тянущиеся ко мне. Пусть я не мягкая и не сладкая, но страшно было всё равно. Повезло мне, что сюда невредимой добралась!

Оставаться в «Красной гусыне» насовсем я не хотела. И потому, что поняла, что мне и в самом деле платят мало, когда услышала, как одна подёнщица сказала другой, что три серебрушки за эту неделю потратит на ярманке, которая будет в выходной. А работали подёнщицы в два раза меньше Уны и меня. И выходной у них был. И, главное, им никто не запрещал болтать и смеяться за работой. А стоило мне открыть рот – как тут же появлялась Марка и либо одёргивала, либо отсылала поливать огород. Где, кроме как с чучелом на палке, беседовать было не с кем.

Зато я осознала другое, очень важное. Что, хоть ушла я из дома от отчаянья, не зная, что со мной станется, но, может, и не пропаду. Выходило, что прокормить себя я всяко сумею. А если найти работу, где есть с кем поговорить, так мне ещё лучше, чем в Красных Соснах, будет. Потому что сама себе хозяйка и никому не обязана.

Походя я присматривалась к тому, как ведут себя приезжие, глаз-то мне Марка не завязывала. Как сидят за столом, как едят, как здороваются и кланяются. Поклоны в пояс, как делала я, тут никто не бил. Или кивали, или кланялись, чуть-чуть наклоняясь вперед. А девки – пару раз такое видела – смешно приседали, склонив голову и держа спину прямой. Однажды, когда мы убирали нумер и Марка вышла за свежим бельём, я попробовала присесть перед зеркалом, так вышло по-дурацки до ужаса. Так что решила, что буду, если понадобится, просто кланяться, как парни.

Иногда, когда я копалась на огороде, забегал Коржик. Как ни странно, я была рада. Поговорить-то хотелось. Хоть с кем-то. Марка только одёргивала да отчитывала, Уна молчала или выла на ночь глядя песню про Алику на погосте, а к остальным меня не подпускали вовсе. Правда, толку от Коржика было немного. Когда я спросила его про гоблинов, он только заржал. Зато я приладилась тянуть из него, как пишутся буквы и слоги – по паре за раз. Хоть какая, да польза.

• Предыдущая
• 9/16
• Следующая