Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 34
- Предыдущая
- 34/60
- Следующая
- Вы оттуда? – поинтересовалась София. – Я могу пройти? Мне дадут?
- Я воспользовался старыми дружескими связями, древней хитростью и лодкой, достаточно старой и небезопасной. Но дело в том, что я пришел и ушел…
- Вы видели моего сына? – беспокойно спросила София.
- Видел прекрасно. Но сдвинуть его с места не получается. Ни лейтенант, ни капитан, прибывший с подкреплением, этого не добились. Он пользуется поддержкой устного разрешения губернатора, чтобы добраться до линии; там вы увидите его, застрявшего на границе и ожидающего возможности поговорить с Моникой.
- Он все еще не добился этого? Разве она не понимает, что мой сын подвергается опасности, чтобы вытащить ее оттуда?
- К сожалению, я не смог пробраться дальше Ренато. Охрана очень строгая, и переход по мысу невозможен на лодке даже в тихий день. Я тоже не смог увидеть Хуана. Знаю, что Сегундо и Моника вытащили пулю и перевязали его рану. Знаю, что, учитывая его крепость, мы не ждем, что его жизни угрожает опасность. Солдаты ранены, кто-то даже тяжело, их заменили другими, а рыбаки, выиграв стычку и завладев некоторым оружием, отступили, увидев приближение подкрепления. Среди них есть раненые и боюсь, кто-то умер…
- Они отступили? – удивилась София. И с нескрываемой гневной критикой: – А солдаты оставили это так, спокойные после того, как позволили этим людям…?
- Эти люди оказались опаснее, чем думали солдаты, – сообщил Ноэль насмешливым тоном. – И к тому же они правы. Понятно, до настоящего момента все это не имеет юридической силы…
- Вы, конечно же, на их стороне. Как бы то ни было, я очень благодарна вам, что передали новости о моем сыне, что он достаточно безумен и неблагодарен, и не думает, что я переживаю и страдаю из-за него здесь…
- Если совет бывшего друга мог бы послужить вам, я бы осмелился посоветовать вам отдохнуть, донья София. Не думаю, что Ренато подвергается опасности, потому что Хуан тяжело ранен по вине вашего сына.
- По вине моего сына? – принялась негодовать София.
- Да, да… Хуан не вышел бы из себя, если бы это не имело личный оттенок. Я увидел, что вы смягчились, и буду с вами честен. Происходящее ужасно, донья София. Вы подруга губернатора, и можете поговорить с ним. Нельзя, чтобы первые власти острова содействовали подобной несправедливости. Если вы действительно огорчены ущербом, причиной которой является ваш сын…
- Что вы говорите? Я огорчена ущербом, от которого страдает этот бандит?
- Вы не изменились, донья София. Был момент, когда я был готов посочувствовать вам. Но это было ошибкой. Вы должны страдать бесконечно больше, чем страдаете, и будете страдать. Страдайте, и пусть никто не сжалится над вами, потому что не заслуживает жалости тот, кто не способен сочувствовать!
- Ноэль, Ноэль…! Как вы осмеливаетесь…? – бормотала София в крайнем возмущении. – Вы наглец! Глупец!
Ноэль удалился и не слышал последних оскорблений дамы, которая яростно повернулась к большому кучеру цвета эбонита, и приказала:
- В дом, Эстебан! Мы немедленно возвращаемся в дом!
Сквозь прикрытые окна в полумрак хижины проникали последние лучи уходящего дня, едва высвечивая темно-коричневый точеный профиль неподвижного человека на импровизированном ложе из травы. Улыбаясь, он казался погруженным в глубокий мучительный сон, а рядом с ним, с переплетенными ладонями, с напряжением в голубых глазах, Моника с болью смотрела на чеканное лицо, чья жизнь висела на волоске. Легкий шум маленькой двери заставил ее с внезапным испугом обернуться.
- Я могу войти, хозяйка?
- Входи, но не шуми. Ему нужно отдыхать, у него сильная лихорадка. Нам нужен доктор, Колибри, но как…? Как…?
- Не знаю, моя хозяйка.
- Знаю, что ты не знаешь, бедняжка. Зачем ищешь меня? Что ты хотел?
- Сеньор Ренато там, – таинственно сообщил Колибри. – Он позвал меня, когда я подошел ближе, и велел сообщить вам, что не уйдет без вас…
Возмущение было ответом Моники на слова Колибри, в то же время она повернулась к лицу спящего Хуана, лежащего на ложе, волнуясь, что тот мог услышать неосмотрительную фразу, что могло ускорить ритм сердца, биение которого эхом отдавалось на ложе, словно оно стало настолько своим, что без него нельзя было прожить. Нервно она отодвинула Колибри от Хуана и увела к прикрытой двери строящегося дома.
- Я не хочу уходить, хозяйка. Посмотрите туда… – маленькая смуглая ручка указала на неясные очертания, где начинались густые заросли. Отчетливо виднелась длинная линия солдат, которые следили с оружием в руках, экипаж, брошенный на дороге, а рядом со заколоченными столбами, отмечающими границу, стояла изящная и гордая фигура последнего Д`Отремон и Валуа в своем непогрешимом белом льняном костюме, со смелой статью кабальеро, с неистовым упрямством страсти, которая провозглашала его законным сыном страстного и дикого острова, где все, казалось, кипело в том же ритме: суровые горы, густые леса, каменные берега, бурное море, потоки первых дождей, превращающихся в ручьи, горячая кровь и исступленные сердца, яркие умы, в которых ужасающе часто вспыхивала искра безумия. Мартиника…!
- Он сказал, что способен прийти за вами, если вы не выйдете, хозяйка.
- Ну так пусть осмелится…!
- Ай, моя хозяйка. Посмотрите…! Если бы Сегундо или Угорь понимали, они бы получили орудия. И если бы у меня было ружье…
Ренато приближался к возвышенности. Решительно он вывернул кошелек охране на линии, и они остались неподвижными, как будто не увидели его, а он твердым шагом поднимался по вражеской земле.
- Моника, прямо сейчас… Пойдем… Я не уйду без тебя…
- Я не спущусь, это я говорю, чтобы ты ушел, Ренато! Разве ты не понимаешь, что эти мужчины сошли с ума от боли и ярости? Ты глупо играешь жизнью!
- Какое значение имеет жизнь, если тебя нет со мной? Моника, жизнь моя!
- Пожалуйста, хватит! Я не пойду с тобой…! Ты еще не понял? Нет! Нет! Ренато! Оставь меня, отпусти, уйди уже! Зачем ты пришел?
- А твое обещание? Наш договор?
- Его уже не существует! Ты расторгнул его там внизу! Уйди и забудь…!
- Забыть? Забыть причину моей жизни? Бросить тебя, зная, что ты в опасности, учитывая, кем являешься для меня? Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Я не оставлю тебя, не говоря о том, что хочешь вернуть назад данное мне слово!
- Если я сдержу слово, ты уйдешь, Ренато? – с тревогой спросила Моника.
- Послушай, Моника, отсюда никто не выйдет живым. Все дошло до предела. Губернатор в ярости. У них достаточно материальных средств, чтобы подавить восстание Хуана, трех или четырех десятков сумасшедших, которые следуют ему. Если они немедленно не сдадутся, не сдадут оружие, то прольется много крови. Я слышал, они готовы на все. Поэтому я не могу уйти отсюда. Ты отдаешь себе отчет? Понимаешь? Ты не можешь упустить последний шанс, который я предлагаю тебе!
- Я не могу бросить Хуана! Не сделаю, пусть даже это будет стоить мне жизни! Я на своем месте. Я дала тебе слово, но с одним условием: что ты немедленно уйдешь отсюда, вернешься в Сен-Пьер.
- Ты обещала мне…!
- Я обещала тебе встречаться в монастыре, а не здесь. Туда я вернусь, когда смогу уехать отсюда, как и приехала: одна и свободная. Отпусти меня!
- А если не отпущу? Хочешь или нет, я уведу тебя с собой!
- Отпусти или я позову на помощь!
- Ты способна дойти до такого? – Ренато был оскорблен и возмущен. – Хорошо… Будет так, как ты хочешь. Но помни, я предупреждал тебя. По твоей вине я ускорю дела… Я говорил с губернатором, как друг. Он был готов пощадить этих глупцов… – И почти умоляющим тоном предложил: – Я сделаю это, если ты пойдешь со мной прямо сейчас, Моника. Мы пойдем к нему вместе, под предлогом, что Хуан ранен…
- Хуан никогда мне этого не простит. Будет презирать за то, что я просила милосердия от его имени. Он не хотел бы получить жизнь такой ценой, чтобы просил ты. Уходи, Ренато, уходи…!
Моника отошла и добралась до отрогов черных скал. На дороге из пляжа показалась тень. Два человека шевельнулись за окном строящегося дома. Чувствуя жар раздражения на щеках, Ренато вышел с земель Хуана Дьявола.
- Предыдущая
- 34/60
- Следующая
