Розанна - Вале Пер - Страница 20

• Предыдущая
• 20/49
• Следующая

К.: К сожалению, это была неточная информация. Недоразумение.

П.: Ну, так я могу идти? В отличие от некоторых, у меня работы хватает.

К.: Как вы отреагировали, когда узнали, что случилось с мисс Макгроу?

П.: Я была потрясена, но должна сказать, что меня это не очень удивило.

К.: Отчего же?

П.: И вы еще спрашиваете? При таком образе жизни?

К.: Благодарю вас, мисс Питерсон. Это все.

П.: Вы не забыли, что обещали мне?

К.: Я вам ничего не обещал. Джек, можешь выключить магнитофон».

Мартин Бек откинулся на стуле, поднес левую руку ко рту и принялся грызть ноготь на указательном пальце.

Потом он взял последний лист бандероли из Линкольна и рассеянно прочел комментарий Кафки.

«Розанна Беатриса Макгроу, родилась 18.05.1937 в Денвере, Колорадо. Отец — фермер, ферма в двадцати милях от Денвера. Образование: школа в Денвере, потом три года в Колорадском университете. Родители умерли осенью 1960 года. Наследство в сумме около 20.000 долларов было выплачено в июле 1962 года. Мисс Макгроу умерла, не оставив завещания, и, насколько известно, наследников у нее нет.

Что касается степени надежности свидетелей, то, по моему мнению, Мэри Джейн Питерсон умышленно исказила некоторые факты и не упомянула о таких подробностях, которые, в ее глазах, могли бы неблагоприятно отразиться на ее репутации. Если же говорить о показаниях Малвени, то у меня была возможность проверить кое-какие пункты. Информация о том, что в период с ноября 1962 года по июль 1963 года у Р. М. был только один мужчина, подтвердилась. Это следует из дневника, который я нашел в ее квартире. Было это 22 марта, его инициалы У. М. (Ули Милденбергер?). Своих знакомых она всегда записывала именно так: дата и инициалы. В показаниях Малвени я не обнаружил неточностей или лжи.

Свидетели. Малвени, рост 185 см, крепкого телосложения, глаза синие, волосы темно-русые. Производит впечатление открытого и немного наивного. Мэри Джейн Питерсон — та еще штучка. Одета очень элегантно. Стройная, с великолепной фигурой. В нашей картотеке ни он, ни она не числятся, если не считать того смешного дела о нарушении тишины в доме в 1962 году.

Кафка».

Мартин Бек надел пиджак и снял с предохранителя дверной замок. Потом вернулся к столу. Разложил перед собой бумаги Кафки и остался неподвижно сидеть на стуле, положив локти на стол и обхватив голову руками.

Мартин Бек поднял голову от протоколов допросов, когда в кабинет без стука ворвался Меландер. На него это было непохоже.

— Карл-Оке Эриксон-Стольт, — воскликнул Меландер, — помнишь его?

Мартин Бек на секундочку задумался.

— Ты имеешь в виду кочегара с «Дианы»? Это его так звали?

— Сейчас его зовут Эриксон. А два с половиной года назад его звали Эриксон-Стольт. Ему дали год за растление несовершеннолетней, девушке ещё не было тринадцати. Ну, вспомнил? Такой волосатый нахал, отвратительный тип.

— Погоди, кажется, вспоминаю. Ты уверен, что это он?

— Я проверил в главном управлении регистрации моряков. Это он, на все сто процентов.

— Я уже точно не помню, что в тот раз произошло. Он жил в Сундбюберге?

— В Хагалунде, у мамочки. Это произошло, когда мать была на работе. Сам он не работал. Пригласил к себе в квартиру дочь домовладельца. Ей еще не было тринадцати, а позднее оказалось, что у нее к тому же замедленное умственное развитие. Заставил ее пить алкоголь, думаю, смешал коньяк с соком. Когда она опьянела, пытался ее растлить.

— А ее родители об этом заявили, так?

— Да, и я этим занимался. На допросе он пытался оправдываться, утверждал, что думал, будто девушка уже взрослая и она сама хотела. В лучшем случае, она выглядела лет на одиннадцать, и для своего возраста была совершеннейшим ребенком. Мы отправили ее на обследование, и доктор сказал, что шок может оставить следы; чем все это для нее закончилось, не знаю. Эриксон получил год принудительных работ.

Мартин Бек похолодел внутри при мысли, что этот человек был на борту вместе с Розанной.

— Где он теперь?

На одном финском грузовом судне, под названием «Калайоки». Я выясню, где оно сейчас находится.

Как только за Меландером закрылась дверь, Мартин Бек поднял телефонную трубку и позвонил в Муталу.

— Надо на него поглядеть, — заявил Ольберг. — Позвони мне, как только узнаешь что-нибудь в судовой компании. Я приведу его даже в том случае, если мне лично придется за ним плыть. Второй кочегар тоже на каком-то судне, но я быстро его найду. Кроме того, надо будет еще раз побеседовать с механиком. Он уже не плавает, а работает в «Электролюксе».

Разговор закончился. Мартин Бек сидел, сложив руки на коленях, и раздумывал над тем, что нужно предпринять дальше. Наконец он вскочил и быстро поднялся по лестнице на верхний этаж.

Когда он вошел, Меландер как раз клал телефонную трубку. Колльберга в кабинете не было.

— Это судно, «Калайоки», сейчас идет из Хольмсунда. Послезавтра ночью будет в Сёдерхамне. Судовая компания подтвердила, что Эриксон находится на судне.

Мартин Бек вернулся в свой кабинет и снова позвонил в Муталу.

— Я возьму с собой еще одного человека и заеду за ним, — сказал Ольберг. — Позвоню тебе, как только мы вернемся.

Несколько секунд было тихо. Потом Ольберг сказал:

— Думаешь, это он?

— Не знаю. Это может быть обыкновенная случайность. Я видел его только один раз, причем было это больше двух лет назад — до того, как его осудили. Гнусный субъект.

Остаток рабочего дня Мартин Бек провел в кабинете. Он чувствовал, что совершенно не способен чем-либо заниматься, но, несмотря на это, ему удалось немного разобраться с текущими делами, накопившимися у него на столе. Он непрерывно думал о финском судне, идущем в Сёдерхамн. И о Розанне Макгроу.

Придя домой, он попробовал работать над своей моделью, но уже через минуту остался сидеть неподвижно, положив локти на стол и сцепив руки. Ему хотелось дождаться утреннего звонка Ольберга, но спать он все же пошел; спал он беспокойно и около пяти уже был на ногах.

Когда сквозь щель в двери с шуршанием упала утренняя газета, он уже успел побриться и одеться. Мартин Бек добрался до спортивной страницы, когда позвонил Ольберг.

— Ну, так мы его взяли. Строит из себя героя и не хочет говорить ни слова. Не могу утверждать, что он мне чересчур понравился. Да, я разговаривал с начальником. Он сказал, что, если возникнет необходимость, я могу спросить тебя, не будешь ли ты столь любезен приехать и провести допрос. Думаю, такая необходимость есть.

Мартин Бек посмотрел на часы. Расписание поездов он знал уже почти наизусть.

— Хорошо, я еще успею на поезд в половине восьмого. До свидания.

Таксисту он велел ехать через Кристинеберг, а в кабинете взял с собой в дорогу папку с протоколами допросов и личными данными. За пять минут до отправления поезда он уже сидел в купе.

Карл-Оке Эриксон-Стольт родился в стокгольмском районе Катарина двадцать восемь лет назад. Отец умер, когда ему было шесть лет, а через год они с матерью переехали в Хагалунд. Сестер и братьев у него не было. Мать работала швеей-надомницей для фабрики пошива одежды. Воспитанием сына-школьника не занималась. Учителя о нем отзывались так: поведение посредственное, хулиган, неуправляем. Окончив школу, работал в самых разных местах, чаще всего посыльным и грузчиком. Когда ему исполнилось восемнадцать, ушел юнгой в море, потом работал кочегаром. Начальству о нем сказать нечего. Через год снова переехал к матери и жил у нее на иждивении, но в следующем году государство взяло его на свое обеспечение. В апреле прошлого года его выпустили из лонгхольменской тюрьмы.

Мартин Бек проштудировал протоколы допросов еще вчера, но сейчас снова внимательно их прочел. В папке также находилось заключение судебного психиатра. Заключение было заумным и, в основном, изобиловало словами: неуравновешенность, заторможенность, угнетенность. Кроме того, Эриксон-Стольт имел психопатические наклонности и высокоразвитую сексуальность: комбинация этих двух элементов могла стать причиной ненормальных поступков.

• Предыдущая
• 20/49
• Следующая