Убийца полицейского - Вале Пер - Страница 11

• Предыдущая
• 11/35
• Следующая

Он вошел в калитку, Мартин Бек и Колльберг последовали за ним. Колльберг аккуратно закрыл за собой калитку.

Фольке Бенгтссон отставил лопату в сторону и встретил их на крыльце.

Войдя в дом, Рад достал из сумки ботинки и переобулся.

Мартин Бек слегка опешил.

Он корил себя за плохое знание деревенских обычаев и нравов. А ведь все логично: отправляешься в гости в сапогах — захвати ботинки.

Фольке Бенгтссон тоже снял сапоги.

— Пойдем в гостиную, что ли, — произнес он бесцветным голосом.

Мартин Бек быстро осмотрел комнату. Обставлена скромно, но аккуратно. Единственные предметы роскоши — большой аквариум и телевизор.

Снаружи доносился шум тормозящих машин, его сменил нестройный галдеж.

Бенгтссон почти не изменился за девять лет. Если тюрьма и наложили на него свою печать, то в глаза это не бросалось.

Мартину Беку вспомнилось лето шестьдесят четвертого.

Бенгтссону было тогда тридцать восемь лет, он производил впечатление спокойного, сильного, здорового человека. Синие глаза, волосы чуть тронуты сединой. Высокий, плечистый, симпатичный. Аккуратная, располагающая внешность.

Теперь ему сорок семь, седины прибавилось.

В остальном никакой разницы.

Мартин Бек провел по лицу ладонью. Ему вдруг отчетливо представилось, как трудно было одолеть сопротивление этого человека, заставить его раскрыться, проговориться, хоть в чем-то признаться.

— Ну так, — начал Рад. — Вообще-то не мне вести допрос, но я полагаю, ты понимаешь, о чем речь.

Фольке Бенгтссон кивнул. Или не кивнул. Во всяком случае, дернул головой.

— Очевидно, тебе знакомы эти господа.

— Как же, — ответил Бенгтссон. — Я сразу узнал старшего ассистента Бека и ассистента Колльберга. Добрый день.

— Теперь они уже комиссары полиции, — поправил Рад. — Ну да это большой роли не играет.

— Гм, — вступил Колльберг. — Строго говоря, я только врио комиссара. А настоящий титул — инспектор. Но как сказал Херрготт, это роли не играет. Кстати, может, перейдем на «ты»?

— Пожалуйста, — согласился Бенгтссон, — Тем более что здешние вообще не церемонятся. Я заметил, что дети даже пастору говорят «ты». В тюрьме тоже обходились без церемоний.

— Неприятно тюрьму вспоминать? — спросил Мартин Бек.

— Почему же неприятно. Я там превосходно чувствовал себя. Полный порядок, правильный образ жизни. Куда лучше, чем дома. Ничего плохого сказать не могу. Мне жилось хорошо, никаких осложнений, как говорится… Может, сядем? — сказал Бенгтссон.

Мартин Бек сел, Рад тоже.

Никто из них не подумал о том, что стульев только три.

— Речь пойдет о Сигбрит Морд, — сказал Мартин Бек.

— Ясно.

— Вы… ты ведь ее знаешь?

— Конечно. Она живет в двухстах шагах отсюда, через дорогу.

— Она исчезла.

— Я слышал об этом.

— Последний раз ее видели около часа дня, семнадцатого, прошлого месяца. В среду, значит.

— Ну да, мне точно так и говорили.

— Она заходила на почту в Андерслёве. Оттуда должна была ехать на автобусе до здешней развилки.

— И это я тоже слышал.

— Свидетели утверждают, что вы с ней разговаривали на почте.

— Правильно, разговаривал.

— И о чем же вы говорили?

— Она хотела купить яиц, спросила, будет ли что-нибудь в пятницу.

— Так.

— Я сказал, что найдется десяток.

— Ну!

— Ее это устраивало. Сказала, что десятка хватит.

— А еще что она сказала?

— Спасибо сказала. Или что-то в этом роде. Точно не помню.

— Сигбрит Морд в тот день была без машины.

— Да, мне об этом тоже говорили.

— Вот я и хочу спросить: ты знал, что она без машины? Знал, когда вы встретились на почте?

Фольке Бенгтссон долго молчал, наконец ответил:

— Знал.

— Откуда тебе это было известно?

— Так ведь соседи, хочешь не хочешь — такие вещи примечаешь.

— А ты приехал и Андерслёв на своем грузовике?

— Ну да, он на плошали стоял.

Рад вытащил из кармана пиджака старые карманные часы и щелкнул крышкой.

— Как раз в это время Сигбрид Морд должна была стоять на автобусной остановке, — заметил он, — Если только ее не подобрала попутная машина.

Фольке Бенгтссон посмотрел на свои ручные часы.

— Точно. Все правильно, И мне так говорили.

— И в газетах так написано, — вставил Мартин Бек.

— Я не читаю газет и журналов, — ответил Фольке Бенгтссон.

— Даже развлекательных, вроде «Лектюр»? Даже спортивных?

— «Лектюр» стал не тот, что прежде, одни пошлости. Спортивных журналов совсем не осталось. И вообще еженедельники слишком дорого стоят.

— Раз уж вы встретились на почте и у нее не было машины, почему бы не подвезти ее на своем грузовике? Вам ведь было по пути?

Его вопрос опять заставил Бенгтссона задуматься.

— Верно, — произнес он наконец. — Кажется, почему бы не подвезти? Но это только кажется.

— Она просила подвезти ее?

На сей раз Бенгтссон так долго медлил с ответом, что Мартин Бек счел нужным повторить вопрос.

— Сигбрит Морд спрашивала вас, не подвезете ли вы ее на грузовике?

— Честное слово, не припомню.

— Но допускаете такую возможность.

— Не знаю. Это все, что я могу сказать.

Мартин Бек посмотрел на Рада. Тот поднял брови и пожал плечами.

— Может быть, дело было наоборот? Вы сами вызвались подвезти ее?

— Ни в коем случае, — немедленно ответил Бенгтссон.

Голос его звучал уверенно.

— Значит, на этот счет у вас нет никаких сомнений?

— Никаких. Я никогда никого не подвожу. Если кто и едет со мной, так это только в связи с моей работой. Да и это бывает очень редко.

— Вы говорите правду?

— Конечно.

— Значит, исключено?

— Абсолютно. Совершенно немыслимо.

— Почему же так — даже немыслимо.

— Видно, такая у меня натура.

Да, натура у Фольке Бенгтссона замысловатая. Есть о чем поразмыслить.

— Это как понимать? — спросил Мартин Бек.

— А так, что я привык по распорядку жить. Любой из моих клиентов может подтвердить, что я не люблю опаздывать. Если меня что-нибудь и задержит, потом спешу нагнать.

Мартин Бек поглядел на Рада, который изобразил на лице гримасу. Ее следовало понимать: мол, приверженность Бенгтссона к пунктуальности не подлежит сомнению.

— Меня выводит из себя все, что нарушает обычное течение моей жизни. Кстати, и наша беседа выбивает меня из колеи. Не то, чтобы меня лично, но из-за нее у меня куча дел останется невыполненной.

— Понятно.

— И могу повторить, что я никого не подвожу. Тем более женщин.

Колльберг поднял голову.

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты сказал: «Тем более женщин»?

Лицо Бенгтссона изменилось, посуровело. И взгляд его был уже не безразличным. Но что он выражал? Ненависть? Отвращение? Страсть? Осуждение?

Возможно, безумие.

— Отвечай, — сказал Колльберг.

— У меня было много неприятностей из-за женщин.

— Это нам известно. Но ведь больше половины человечества составляют женщины, от этого никуда не денешься.

— Женщина женщине рознь, — возразил Бенгтссон. — Мне почти одни скверные попадались.

— Скверные?

— Вот именно. Скверные люди. Недостойные представительницы своего пола.

Колльберг безнадежно уставился на окно. Псих, да и только. Но что это доказывает? Вот на груше в двадцати шагах от дома повис, словно обезьяна, фотограф из газеты — можно считать его нормальным? Наверно, можно.

Колльберг глубоко вздохнул и обмяк.

Мартин Бек с присущей ему методичностью продолжал:

— Оставим пока эту тему.

— Оставим, — согласился Фольке Бенгтссон.

— Не будем заниматься общими рассуждениями, обратимся к фактам. Вы вышли из почты всего через несколько минут после нее, так? Что было дальше?

— Я сел в машину и поехал домой.

— Прямо сюда?

— Прямо сюда.

— Теперь следующий вопрос.

— Слушаю.

Мартин Бек был недоволен собой. Почему он никак не может заставить себя говорить «ты»? Колльберг смог, и у Рада это звучало вполне естественно.

• Предыдущая
• 11/35
• Следующая