Дипломат особого назначения - Щеглов Сергей Игоревич - Страница 32

• Предыдущая
• 32/93
• Следующая

Со скрежетом отвалилась входная плита. Герт вошел, улыбаясь, и тут же перестал улыбаться. Олег сидел на табурете как в кресле, откинувшись на воздух, глаза его были закрыты, одна рука приложена ко лбу, другая свисала вниз, сжимая лист бумаги.

— Олег! — настороженно позвал Герт. — Я пришел!

Олег медленно открыл глаза и посмотрел сквозь Герта. Тот отступил, рука потянулась к мечу:

— Ты… что?!

Что-то страшное увидел он в глазах Олега.

Но Олег уже взял себя в руки.

— Что случилось, — спросил он, медленно поднимаясь, — что стало с человеком, написавшим эти бумаги?

— Бумаги или строчки на тайном языке? — уточнил Герт, успокаиваясь.

— Строчки!

— О, это целая история! — Герт позволил себе улыбнуться. — Да, я чуть не забыл — где мое золото?

— Я не тянул за рычаг, — сказал Олег. — Садись и рассказывай!

Ногой он пододвинул Герту свободный табурет.

— Не готово еще? Ладно, подожду, — Герт не спеша уселся. — Так вот… Его звали Книлт, родом, если верить ему, из Этуара. Когда монсеньор заподозрил в ереси тогдашнего нашего химика, Брокса, и тот уже начал каяться в своих прегрешениях, у нас появился этот Книлт. Вошел в большой зал, стуча посохом по каменному полу, и заявил, что знает тайну изготовления золота. В обмен на нее он потребовал отпустить Брокса. Монсеньор усмехнулся недобро, но условия принял, не торгуясь. Мы посадили Книлта в эту лабораторию и дали ему три дня срока; химика казнили в тот же день. Он все равно бы не протянул долго после допроса. Книлт просидел здесь три дня и, конечно, ничего не сделал.

— Почему?

Герт с удивлением посмотрел на Олега.

— Кто его знает… По-моему, он занимался здесь совсем другими делами. Мы сожгли его на быстром огне.

— Он сопротивлялся?

— Какое там! Даже не кричал. Странный был человек; одержимый. Но когда монсеньор узнал о строчках на тайном языке, он повелел снять с них копию и объявить награду тому, кто разгадает их смысл.

— Зачем?

— И дураку ясно! — фыркнул Герт. — Это же секрет изготовления золота! Разве ты не прочел его?!

— Мне не нужны чужие рецепты.

Олег тряхнул головой. Потом, словно спохватившись, указал Герту на дверь.

— Подожди там! Тебе опасно здесь находиться.

Герт не заставил себя упрашивать. Скрежетнула плита, и из-за нее глухо донеслось обещание вернуться к утру.

А Олег, вновь развалившись на табурете, как в кресле, дал волю своим чувствам. Постучал себя по голове, покрутил пальцем у виска, плюнул в горн. Если это местный «химик», откуда он знает латынь? Если посланник, то какого лешего дал себя сжечь? Если ушел таким способом, зачем это слезное послание? А может быть, у него такие правила игры — раз сожгли, так и сожгли, контакт не состоялся? Отложим до следующего раза? Проклятый чуждый разум! Ладно, сжечь себя еще можно позволить, но из-за этого откладывать встречу!..

Торчать в грязном замке шесть месяцев только из-за того, что этот идиот… Или все-таки не посланник? А только намек ему, Олегу, что он на верном пути? И заодно проверка — не сдастся ли после пропажи посланника? Хотя какая это пропажа…

— Тьфу, — вслух произнес Олег, вставая. — Ладно, золото пора плавить.

Ну и контакт, ну и контакт, ну и кон-такт, думал Олег, разогревая горн и выплавляя слиток. Посланник словно в прятки играет!

Спать совсем расхотелось. Олег вытянул ноги и от нечего делать стал лениво перебирать оставшиеся листы. Может быть, попадется что-нибудь еще…

Вскоре Олег убедился, что прочитанные им строчки на латыни не были единственными изменением, внесенным Книлтом в рукопись. В двух-трех местах она была густо зачеркнута, кое-где стояли чисто химические пометки, попадались и вставки на латыни. Олег посмотрел в конец — там, на предпоследнем листе, опять же на латыни, было приписано размашистым почерком: «Думал записать происшедшее с нами, дабы сохранить в памяти потомков; но вижу, что того, что уже сказано, достаточно — и чтобы узнать тайну, и чтобы постичь историю эту… Думающему достаточно».

Вот-вот, подумал Олег. Опять ошибся…

«В памяти потомков». Это мог написать только житель Офелии. Факт. И когда же я поумнею…

Сразу можно было сообразить — латынь на Земле язык мертвый, вот уже тысячу лет; это явно местное изобретение, вот и Герт о «тайном» языке говорил, не о «неизвестном». Отсюда и искажения. Ложная тревога! Или же посланник изволит загадки загадывать, интеллект проверяет…

Олег помрачнел, прикинув, какой результат могла дать эта проверка.

Хороши шутки. Ему это игра, а мне работа.

Снова захотелось спать. Растянувшись прямо на полу, Олег подумал, что утро вечера мудренее, и выключился.

Проснулся он от скрежета открывающейся двери. Поднялся, моргая заспанно.

Вместе с Гертом в лабораторию вошел монсеньор.

Олег, внутренне паникуя, провел взрывную тонизацию. С герцогом орт Трит нужно было быть предельно внимательным.

Монсеньор горел желанием немедленно получить секрет приготовления золота. Переглянувшись с Гертом, Олег отметил, что тот явно не спешит раскрывать своему хозяину их маленькое соглашение. Приготовленный для Герта слиток лежал почти на виду, но никто пока не обращал на него никакого внимания. Герта это устраивало. Олега тоже.

Слуги тем временем втащили кресло, монсеньор опустился в него. И начал излагать условия позолоченного рабства: не покидать лаборатории; научить его, герцога, самолично делать золото; каждый день сидеть здесь над трактатом по магии, который валяется вон на том столе, и постигать смысл строчек на тайном языке наосов. Наосы, мысленно обрадовался Олег, ну конечно же, таинственная секта верящих в бога-Разум, благодаря которому все в мире идет наилучшим образом, а также практикующая магию и алхимию. Кормить будут с герцогского стола, продолжал монсеньор, но если чуть что не так!..

Герт выступил вперед и елейным голосом перечислил сменившихся за последние годы химиков, астрологов и врачевателей, называя лишь имена, прозвища и способ смерти.

Одному химику посчастливилось погибнуть от яда собственного изготовления; остальным повезло меньше.

Олег кивал и кивал. Ему стало ясно, что в замке он долго не задержится.

Монсеньор указал на кипу бумаг и повелел: «Начинай!»

Олег взял рукопись, разложил на столике перед собой и принялся читать, изредка поглядывая на монсеньора. Тот никуда не торопился, смотрел прямо и хмуро, потягивая алое вино из как минимум литрового бокала.

Читать рукопись было тяжким трудом. Странные символы, аллегории, термины, значения которых менялись от места к месту, и совершенно невразумительные «пояснения», где речь шла, казалось, совсем о другом. Только от нечего делать и можно было заниматься такой ерундой.

Монсеньор все не уходил, и постепенно Олег перестал обращать на него внимание. В рукописи стали появляться довольно живо написанные вставки, повествующие о жизни автора; это, конечно же, было намного интереснее алхимических формул.

Часа через два Олег дошел до места, где Книлт — он представился двумя листами раньше — описывал, как попал сюда, в замок. Охарактеризовав монсеньора как «окостеневшего паука», Книлт клялся, что никогда б не решился войти в замок, не попадись в лапы герцога его товарищ — не по химии, а по вере, и Книлт, и его предшественник, конечно же, были наосами. В слепой надежде спасти единоверца Книлт рискнул; но зря — в час, когда он начал здесь, в лаборатории, готовить золото, его товарища сожгли наверху, на центральном дворе замка, перед главными воротами. Книлт, как и все наосы, по-видимому, обладал неплохими телепатическими способностями — он услышал «беззвучный вопль смерти».

«…я отбросил все приготовленное, — писал Книлт далее. — Никогда палач не получит даже фальшивого золота наосов. Оставшиеся у меня дни я посвящу этому трактату, начатому моим товарищем. Он сохранится; все будут думать, что здесь сокрыта тайна золота — меж тем я опишу, как достигнуть слияния с Разумом».

За этим следовали многостраничные описания психотехнических упражнений, живо напомнивших Олегу годы его ученичества. Он перешел на скорочтение — хотелось поскорее узнать, чем кончится трактат.

• Предыдущая
• 32/93
• Следующая