Модус вивенди (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 27
- Предыдущая
- 27/59
- Следующая
Тому факту, что проснулась в объятьях Одержимого, я не то что не возмутилась — даже не удивилась. И не стала возмущаться, вырываться и дёргаться. Говорят, если утром очень резко вставать с кровати, есть риск забыть в ней что-то важное вроде некоторых мыслей и даже части собственной души. Поэтому я просто лежала, глядя в окружающую темноту, вспоминала события вчерашнего дня и… да, наверное, нужно это признать, — наслаждалась.
Сейчас можно было на несколько секунд забыть о характере этого человека, не ждать от него подвоха, не думать о приличиях, а просто расслабиться. Как тогда в танце, на мгновение довериться уверенным рукам, обнимающим и слишком крепко для спящего прижимающим к сильному телу. Прислушаться к тёплому дыханию, щекочущему ухо и шею.
Не язвительный гвардии ротмистр с повадками хама и отребья. Не безжалостный загадочный Одержимый, глазами которого смотрит межзвёздная тьма. Просто мужчина; сильный, спокойный, близкий, тёплый… родной?
На мгновение остро захотелось, чтобы это был не ускользающий сон и самообман, а чистая правда.
Наверное, я в самом деле слишком устала быть одна.
Надо взять по возвращении отпуск. И уехать куда-нибудь на море, где не очень жарко, но тепло. Ветер пахнет солью и сосновой смолой. И можно совсем ни о чём не думать, никуда не спешить и не решать вопросов сложнее, чем меню на завтрак. Хотя, казалось бы, в этой миссии все мои умозаключения ничего не стоили, от меня ровным счётом ничего не зависело; но уже навалилась такая усталость, будто я вела ужасно ответственные переговоры.
А ещё было бы неплохо принять несколько приглашений на светские вечера. Тихие, уютные, где можно немного потанцевать и просто поговорить. Ни о чём. О погоде, природе, послушать сплетни, обсудить наряды… Пообщаться. Кажется, я устала уже не просто от одиночества, но от фатального недостатка общения. Спокойного и ровного, когда у собеседника не надо ничего узнавать и не надо от него ничего добиваться. И, более того, собеседник этот — понятный и совершенно предсказуемый человек.
Мужчина рядом едва ощутимо вздрогнул, просыпаясь и вырывая меня из мрачных сонных мыслей. Я тут же внутренне напряглась, ожидая очередной язвительной гадости. Но Ветров почему-то молчал, не спеша выпускать меня из объятий и лишь слегка их ослабив.
— Доброе утро, — тихо проговорила я.
— Доброе, — так же тихо согласился он, зачем-то едва ощутимо касаясь губами моей шеи. А я вместо того, чтобы вежливо отстраниться, просто прикрыла глаза, наслаждаясь теплом и спокойствием. Я уже настолько запуталась в этом человеке, что мне было совершенно безразлично, что будет дальше. Начнёт ли он язвить прямо сейчас, или вдруг решит меня поцеловать, а к обычной хамоватой манере вернётся через полчаса или час… Плевать. Я слишком устала балансировать на жёрдочке и искать компромиссы. — Ты хорошо себя чувствуешь? — вдруг настороженно спросил мужчина, переворачивая меня на спину и заглядывая мне в лицо.
— Наверное, просто устала, — безразлично пожала плечами я, нехотя открывая глаза.
— Просто устала? — язвительно передразнил он. Правда, взгляд при этом оставался пристальным, внимательным и предельно серьёзным. Даже как будто встревоженным. Мужчина склонился к моему лицу, коснулся губами лба и отстранился с ещё более мрачным видом. — Ты в курсе, что у тебя жар, причём нехилый?
— Да ерунда, — поморщилась я. — Там аптечка в сумке должна быть, одна инъекция… — я попыталась подняться, но рука Одержимого удержала меня на месте.
— Лежи уж, — хмыкнул он, выбираясь из кровати. Я подчинилась с облегчением, прикрыв глаза и желая полностью раствориться в тёплом киселе кровати.
Это действительно многое объясняло. Во всяком случае, мои мрачные пораженческие мысли и утренние страдания по загубленной жизни. Когда я болею, я становлюсь чудовищно мрачной, унылой и капризной особой. Особенно, когда у меня жар.
Однако, всё оказалось хуже, чем я предполагала: лекарство не помогло. Сознание плыло, путая реальность с вымыслом. В комнату постоянно кто-то заходил и выходил, но почти никого из них я не видела. Слышала, как Ветров ругался с варом, — очень может быть, вчерашним, — а потом ударил и вышвырнул за дверь.
Правда, насколько это было близко к реальности, я поручиться не могла, потому что следующим посетителем был отец, и он тоже о чём-то ругался с Одержимым. Потом он сел на край кровати, гладил меня по голове и молча смотрел своими грустными карими глазами. Заходил Аристов и грозился выговором, даже цесаревич заходил и укоризненно качал головой.
В общем, моё сознание зменяло реальность бредом и галлюцинациями, а что происходило на самом деле, я не имела ни малейшего представления. Но, наверное, что-то всё-таки происходило, и оно способствовало моему выздоровлению, потому что в какой-то момент я очнулась с совершенно ясной и пустой головой, вполне осознавая себя.
Попытка вспомнить последние события увенчалась успехом лишь наполовину; между танцами варов и моей нынешней реальностью зиял заполненный сумбуром провал. Безотказный и не подверженный бредовым видениям нейрочип между тем утешил, что не в себе я находилась не больше половины местных суток. К этой мысли оказалось неожиданно трудно привыкнуть; по моему субъективному восприятию я провалялась в беспамятстве не меньше недели.
Более-менее разобравшись с прошедшим временем, я занялась поиском собственного настоящего. Оно… озадачивало. Во-первых, тело было настолько слабым, что я не то что руку поднять — глаза открыть не могла. Во-вторых, я долго пыталась разобраться в странных ощущениях, и когда разобралась, очень удивилась. Оказывается, факт пробуждения в объятьях Одержимого мне не почудился. Более того, я была полностью обнажена и, кажется, у меня были влажные волосы. То есть, получается, он меня ещё и мыл? И почему-то не высушил.
Тревога и стыд поднялись волной, но быстро схлынули под натиском логических аргументов. Во-первых, я здорово сомневалась, что ротмистру могло прийти в голову как-то воспользоваться моим невменяемым состоянием, а, во-вторых, за мытьё его, по-хорошему, стоило бы не ругать, а благодарить: на мой вкус нет ничего хуже ощущения застарелого липкого болезненного пота. Я знаю, я всегда стараюсь болеть в одиночестве, и сил добраться до ванны у меня обычно не бывает.
В конце концов я всё же сумела открыть глаза. В комнате царил густой сумрак, в котором край кровати только смутно угадывался.
— Как себя чувствуешь? — раздался рядом совершенно лишённый сонливости голос Ветрова. А я думала, он спит.
— Чувствую, — медленно проговорила я. Голос был таким же слабым, как и всё тело, но он всё-таки был, и говорить мне было не так уж сложно. — Живой, — решила я. Жаловаться на слабость не хотелось, а в остальном всё было довольно неплохо.
— Приятное ощущение, — со смешком согласился мужчина.
— Что со мной было? — задала я самый животрепещущий вопрос.
— Ты дала отличный повод для контактов с плащами. Умудрилась подцепить какую-то жутко опасную местную заразу, от которой эти идиоты дохнут пачками.
— И в чём здесь повод для контактов? — озадаченно уточнила я. — И почему идиоты?
— Идиоты потому, что у меня познаний в биологии больше, чем у этой «развитой цивилизации». У них вообще такого понятия, как «медицина», нет. Сдох — и ладно, не сдох — повезло. Ты умудрилась выбрать заразу, с которой обычно не везёт. Несколько часов лихорадки, и привет, — мрачно хмыкнул он.
— Не понимаю, — растерянно пробормотала я. — Как наши проглядели неизвестное смертельно опасное заболевание? И… почему я выжила?
— Хочешь это исправить? — фыркнул Ветров. — Просто повезло. Видимо, на людей оно действует слабее.
— Я вам не верю, — упрямо возразила я. Сложно сказать, откуда я это знала, но почему-то чувствовала: без его участия не обошлось, и в этом «просто повезло» он откровенно соврал.
— Да сколько можно, — вдруг раздражённо прорычал он. — Что мне ещё надо сделать, чтобы ты перестала мне выкать?! — мужчина навис надо мной. В темноте виднелся только смутный силуэт, и уж точно нельзя было рассмотреть выражение лица, но, кажется, Одержимый был в ярости. И чувствовалось во всём этом что-то болезненно-застарелое, неожиданно принципиальное.
- Предыдущая
- 27/59
- Следующая
