Героиновые пули - Щелоков Александр Александрович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/69
• Следующая

— Дело в том, Миша, — Алексей говорил серьезно, и в голосе слышалось покаяние, будто он был обязан виниться перед товарищем, — ты смелый, как черт. А я трусоватый. Ты лез в огонь напропалую. Я тебе даже завидовал. Потому что сам так не могу. Делаю все с опаской. Как говорят — семь раз стараюсь отмерить…

Было видно, что такое объяснение несколько утешило Бычкова.

— Это правда, — сказал он. — Смелости у меня хватало. — И вдруг он опять помрачнел. — Вот ума — этого маловато. За что я воевал? Да ни за что. Научили стрелять, нацепили погоны, дали в руки автомат и — уря-я! Что в итоге? Ни славы, что родину защищал, ни денег, за то что стал поганым наемником у дурацкой власти. Даже на хороший протез компенсации не заработал. А ты — умный. В дерьмо не лез…

Ё-моё, хер с бандурой! Как это он, Моторин, не лез в дерьмо, если его туда по шею загнали силой высокого приказа, а он не мог самостоятельно выбраться из той выгребной ямы, не став дезертиром и нарушителем присяги?

Самый бы подходящий момент возразить однополчанину, да вот нужны ли тому его оправдания, если их перевешивает собственная, неизвестно кому пожертвованная нога?

И уж никогда Бычков не возьмет в расчет, что Алексей Моторин, рисковал не меньше, чем остальные. Это ведь только он сам помнит, что было с ним и какие беды висели над его головой.

Кому расскажешь, как под Шалажами, в горах, где-то чуть ниже отметки 760, он по глупости чуть не влип в поганое дело?

И все потому, что поддался чувству нестерпимой жажды.

Солнце в тот день палило нещадно. А солдат — существо сугубо вьючное. Это про него ещё в древности было сказано: «Omnia mea mecum porto» — «Все мое ношу с собой». Пот и усталость он тоже на себе таскает. Таскает и терпит. Но вот вдруг в каком-то месте ефрейтор Сонин, здоровый, вечно голодный, всегда потный и готовый пить все, что попадает под руку — воду, водку, пиво — лишь бы дали побольше, вдруг огляделся и заорал:

— Товарищ лейтенант! Я это место знаю. Здесь рядом родник. Ох и вода!

Подумать бы командиру, но одно слово — жажда.

— Возьми канистру. Я тебя провожу.

Можно было и кого-то из солдат послать с Сониным, но Алексей на себя взял эту обязанность. Хотел на всякий случай присмотреть, где здесь родник. Мало ли когда ещё пригодится?

Короче, едва они двинулись, их тут же и прихватили чеченцы.

У Сонина в руках по канистре, ему автомат даже тронуть не удалось. А самому Алексею из-за дерева в пузо воткнули ствол «калаша» — не дергайся, сраный федерал!

Если бы Алексей хоть секунду промедлил, никто не сказал бы, чем все окончилось. Но он среагировал быстро, без раздумий и колебаний.

Левой рукой Алексей сгреб чеча за лацканы куртки и к себе придвинул. Получилось вроде бы грудь на грудь.

В кулаке у Алексея граната. Он зубами кольцо зажал и выдернул. Усики у чеки сжать как следует не успел, пришлось дергать с силой. Губу раскровенил, но это дело второе. А первое — он гранату к чужой морде придвинул, в щеку вдавил. Сказал, ну очень холодно, чтобы даже последний дурень понял:

— Теперь, абрек, тебе новые зубы потребуются.

Чеч сразу уразумел. Должно быть по глазам Алексея все что надо понял — они у него были злые, безжалостные. Человек с такими глазами на все способен. Ко всему не пахло от русского страхом. Потому, если кто-то трусит, он даже пахнет иначе, чем смелый. Это каждый знает, кому доводилось видеть испуганных людей лицом к лицу.

Чеч сам не трус, но в животе у него вдруг похолодело: чего доброго ослабит хватку этот русский дурак, и отскочить не успеешь.

Стараясь не показать испуга, чеч предложил сделку:

— Э-э, командир, давай хорошо разойдемся. Мирно. Ты смелый. Я таких люблю…

Алексей понял: старший козырь у него. Раз так, то свою игру он может заказывать смело.

— Значит, жить не надоело?

— Не, — чеч говорил по-русски чисто, без малейшего намека на типичный для кавказцев акцент, — не надоело.

— Тогда так. — Алексей обдумывал тактику. — Скажи своим, пусть отпустят моего солдата. Это раз. Опустят оружие — это два. Солдат наберет воды и мы идем с тобой до моих людей.

— А ты меня там в мешок?

Чеч ещё сохранял остроумие. Это Алексею понравилось.

— Выбора у тебя нет. Ты либо веришь мне, либо мы сыграем тяжелый рок.

— Все, я тебе верю.

Они двинулись к «броне», тесно прижавшись друг к другу.

Было тогда у Алексея желание взять чеча за зебры, прижать и как тот сам говорил: «в мешок». Но это президент может пообещать и не выполнить — он не офицер, он всенародно избранный и понятие о чести у него свое собственное. Себе нарушить слово Алексей позволить не смог. Только и было, что они потом вволю попили водички. А чеч на прощанье крикнул:

— Ты, лейтенант, бабахнутый! Я бы умер — тебя не отпустил.

Наверное, горская честь тоже особая.

После войны Алексей подал рапорт на увольнение. Ну её на хрен такую армию, где не платят денег, где генералы воруют, а солдаты пухнут от голода. Пусть там дураки служат. А опять позовут взять оружие — тут ещё придется посмотреть, куда его правильней повернуть. Вот такое офицерское мнение.

Службу себе Алексей нашел почти сразу. Это с виду армия велика, а коснись — многие в ней знают друг друга и могут сказать, кто чего в переделке стоит. Алексея по рекомендации комбата, с которым они в Чечне побывали, взяли в службу безопасности коммерческой фирмы.

Работа у Алексея не пыльная, хотя несколько нудная. Он сопровождает грузы, которые перевозит фирма. В его обязанности входит охрана транспорта от любых посягательств. На ношение оружия фирма выправила Моторину специальное разрешение, и он ходит вооруженный.

Полгода службы прошло без приключений. Москва — не Чечня. Так во всяком случае считал Алексей. Пока его не клюнул петух в проклятое место.

Предстоял обычный рабочий день. Алексей явился на службу к восьми, как его тут же вызвал к себе начальник.

— Слушай, Моторин…

Шеф безопасности был словно бы не в своей тарелке. Алексей сразу насторожился: Лудилин, бывший майор спецназа ГРУ, мужик решительный, любил с плеча рубить, а тут что-то не то.

— Я слушаю, Арсений Петрович.

— Это хорошо, что слушаешь. Здесь, понимаешь, дело такое… Обычно ты берешь под охрану пломбу. Верно? Смотришь — проволока целая, плюмбум пробит пломбиром. Номер в наряде указан. Так?

Чем-то не понравился Алексею подобный заход. Почувствовал — сейчас ему шеф подсуропит нечто, от чего потом не прочихаешься.

— Так.

— Короче, есть в сундуке груз, нет его — тебе все равно.

— Точно.

— А сегодня груз получишь в руки.

— Арсений Петрович, на кой хрен трейлер гонять? Давайте легковую. Я сгоняю, отвезу-привезу.

— Ловкий ты, Моторин. Сейчас из бухгалтерии инкассаторскую сумку принесут. В ней… к-хм… В ней миллиард рублей…

Алексей почувствовал, что лицо у него стало вытягиваться по высоте кадра, как такое случается в телевизоре. Крутанул ручку — и повело в разные стороны — вверх и вниз. Странно, но шеф вроде бы и не замечал никаких изменений.

— Получишь и вместе с водителем погоните до фирмы «Астрон». Там заедете на территорию. Отнесете мешок в бухгалтерию. Получите товар. Вам его загрузят — и о, кей.

— Кто водитель?

Алексей знал почти всех шоферов фирмы и с некоторыми из них работать не любил. Ему не нравились болтуны, которые всю дорогу болабонили как радио. Другие, наоборот, — молчали, но включали на всю мощность кассетники и те бандурили в кабине на протяжение всего рейса. Алексей возвращался из таких поездок контуженный, с головой как пивной котел и с желанием кого-то убить в душе.

— Поляков, — назвал водителя Лудилин.

Алексей вспомнил тихого и незаметного как мышь мужичка лет сорока пяти. С ним он однажды отвозил груз в Ярославль и претензий к такому напарнику не имел.

Как это часто случается (говорят «хорошая мысля приходит опосля»), Алексей уже после того, как события миновали, понял, что беспечно упустил из виду некоторые подозрительные моменты, на которые ему сразу стоило обратить внимание.

• Предыдущая
• 4/69
• Следующая