Граната РГД-5 - Щелоков Александр Александрович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/32
• Следующая

— Отчеты, милейший Корней Назарович, это бюрократия. Сейчас нужны действия.

— Я понимаю.

— Это хорошо. И все же изложу свое непросвещенное мнение. Во что сразу превратиться процесс Усачевых?

«Ловко, — подумал Волков. — Не процесс Игоря Немцева, подлеца и убийцы, а его жертв — Усачевых. Ловко.»

— Он, — продолжал губернатор, — сразу станет ареной клеветы на власть, на демократию. Любая сволочь постарается опорочить всех нас. Не думай, что я спасаю собственную шкуру. Я уже во как наелся властью...

«И наворовал», — раздраженно подумал Волков, но промолчал, сохраняя на лице выражение особого внимания к тому, что говорил глава областной администрации.

— Меня заботит общее положение. В том числе и твое. Тебя кто сюда назначил? Генерал-прокурор...

— Генеральный прокурор, — осторожно подсказал Волков, не столько из стремления поправить Немцева, который явно с умыслом допустил оговорку, сколько из желания показать свою внимательность ко всему, что говорил губернатор.

— Какая разница? — Немцев окрысился. — Ты же понимаешь, о ком я. Главное в этом. — Он задохнулся и замолчал, стараясь отдышаться. Когда дыхание пришло в норму, продолжил, будто начал с новой строки. — Тебя генеральный. Его самого — президент страны. Образуется единая неразрывная цепочка связей. Теперь прикинь, что будет, если разорвать хотя бы одно звено.

— Леонид Викторович, вы прекрасно понимаете — мы сделаем дело. Но не дай бог дойдет слух до прессы. Вы сами только что говорили о демократии. Хорошо, я понимаю. Только кто распустил этих писак, как не мы сами?

— Зря ты так, писаки прекрасно знают, где кричать, а когда язык надо заткнуть в задницу.

— Что-то этого не замечал.

— Значит невнимательно следишь. Вон на Дальнем Востоке президент подменил губернатора генералом НКВД..

— ФСБ, — снова счел нужным подсказать Волков.

— Перестань! Что ты к мелочам цепляешься, юрист хренов. — Даже такие мелкие возражения раздражали Немцева. — Главное видеть надо. Главное. А оно в том, что никто в прессе не орет, что возвращается сталинская карательная практика, когда органы безопасности стояли выше гражданской власти. Выходит, знают писаки, когда не стоит гавкать на папу с мамой.

— Есть еще суд, Леонид Викторович. Он опасен не менее прессы. Если процесс попадет в руки такой бабы как Жаркова...

— Вот и давай подумай, как сделать, чтобы он не попал в ее руки. Нам надо распределить силы. Рылов обеспечит всю милицейскую сторону. Я возьму на себя прессу. Если надо, заставлю заткнуться. Твое дело — следствие и суд. Главное — избежать огласки...

Немцев приехал домой в неурочное время — на два часа раньше, чем обычно являлся к обеду. Его никто не ждал. Быстрым шагом, распахивая двери пинками ноги, он прошел в гостиную. Жена и ее подруга — Лия Марковна Липкина — сидели в креслах у маленького столика на колесах, вели беседу и маленькими глотками попивали кофе.

Судя по пустой бутылке, стоявшей на подносе и двум рюмкам, обе дамы уже продегустировали обожаемый ими ликер и теперь купались в теплых волнах легкого хмельного блаженства.

Пройдя решительным шагом к столу, ни с кем не здороваясь, Немцев взял бутылку двумя руками, как берут ее следователи — за обрез горлышка и уголок донышка — чтобы не оставлять собственных отпечатков и не смазать чужих. Посмотрел на свет, брезгливо поморщился.

— Квакнули, кумушки?

Ангелина Михайловна, пылая возмущением, деланным или искренним было трудно понять, вскочила с кресла.

— Леонид! Что с тобой?! Ты бы для начала хоть поздоровался с Лией

Марковной...

Супруга никогда не стеснялась учить мужа хорошим манерам. Немцев со злостью швырнул бутылку на столик. Она покатилась, расплескав остатки зеленой жидкости, сохранившиеся на дне. По пути сбила кофейную чашечку из любимого сервиза хозяйки. Чашечка свалилась на пол, звякнула и раскололась.

— Леонид! Ты что, пьян?!

Ангелина Михайловна брала разгон, готовясь закатить мужу сцену. Но в этот момент тот резко повернулся к Лие Марковне.

— Ты еще здесь?! — Он задал вопрос холодным полушепотом. И вдруг взорвался криком. — Ну-ка марш отсюда! Пошла! Пошла!

Ангелина Михайловна обеими руками схватилась за огромную левую титьку, под которой билось ее чувствительное к обидам сердце, и безвольно рухнула в кресло.

— Леонид, — простонала она, — тебе не стыдно? Лия Марковна, дробно стуча каблучками по паркету, исчезла за дверью. Немцев проводил ее взглядом и обернулся к жене. — Ну-ка встань! Где твой поганец — сын? Давай его сюда. И быстро!

По тону мужа, по тому что он сказал «твой сын», как бы дистанцируясь, отделяясь от их общего чада, Ангелина Михайловна поняла — случилось нечто ужасное.

Игорь вошел в гостиную заспанный с лохматой нечесаной головой. Он потирал глаза руками и открывал рот в ленивой зевоте. Его слегка покачивало, и для устойчивости он широко расставлял ноги. На нем ничего не было, кроме цветастых плавок и шлепок-«вьетнамок» на ногах.

Отец в такое время дома никогда не появлялся, мать Игорь давно ни во что не ставил и потому, даже не оглядевшись по сторонам, спросил:

— Чего тебе, ма? — Тут же зло добавил. — Поспать никогда не дадут.

Он не заметил отца, который оказался за его спиной. Шлепая «вьетнамками», прошел к столу, где заметил большую пластмассовую бутыль с пепси-колой. Протянул к ней руку, но отец перехватил ее, рванул и повернул сына лицом к себе.

— Стоять! — Немцев сжал руку Игоря так, что тот жалобно пискнул. Игорь дернулся, пытаясь освободиться.

— Ты что?!

— Заткнись! — Немцев резким толчком заставил сына опуститься в кресло. — Ну-ка скажи, подонок, где твоя машина?

Игорь еще не понял, что происходит и воспользовался давно отработанной тактикой общения с родителями. Он принял безразличный вид, и устало зевнул.

— Да, па, я забыл сказать. Ее угнали...

Немцев с трудом сдержал приступ ярости. Впервые физиономия Игоря — наглая и самоуверенная, его взгляд — хитрый и насмешливый, улыбка — гаденькая и угодливая, слова, полные неискренности и чувства безнаказанности — вызвали приступ неодолимой ненависти.

— Сколько баб ты убил, подлец?!

Немцев задал вопрос зло и брезгливо одновременно. Посмотрел немигающим взглядом в глаза сыну.

Тот съежился и блудливо отвел взор в сторону.

— Ты что, па?

Рука Немцева взметнулась с такой быстротой, что Игорь не успел уклониться от удара. Ладонь отца впечаталась в левую щеку сына. Голова его дернулась. Глаза расширились от ужаса.

Ангелина Михайловна громко вскрикнула, но тут же зажала рот обеими ладонями. Она уже поняла — до такой степени вывести из себя и завести мужа могло только нечто чрезвычайно серьезное.

Немцев нагнулся к сыну, схватил его за плечи и сильно тряхнул.

— Отвечай, негодяй! Ты понимаешь, что наделал?! Пойдешь под суд! Я тебя, скотина, покрывать не стану. Ты понял?

Не дождавшись ответа, отец отшвырнул сына, повернулся на каблуках и быстрыми шагами вышел из гостиной.

— Дурак, — сказал Игорь негромко ему во след, — надо же так испугать маму...

— Игорек, — мадам притянула сына за шею и прижала к себе. Щекой Игорь ощутил мягкую дряблую грудь матери, внушительную форму которой позволял сохранять только искусно сшитый французский бюстгальтер. — Игорек, ты можешь мне сказать правду? Ничего не бойся. Ты что в самом деле убил какую-то шлюху?

— Мамуля! — Игорь повернул лицо к матери и говорил капризно, как в детстве, когда канючил мороженное. Мать опасалась за слабое горло сына, а тот обожал эскимо и никак не желал связывать воедино поганую ангину и восхитительную сладость льда. — Мамуля... и ты туда же!

Ангелина Михайловна погладила мягкие вьющиеся волосы любимца, нагнулась и поцеловала его в лоб.

— Дурачок! Как ты мог подумать такое. — Она помолчала, потом добавила страстно и уверенно. — Даже если это случилось, мы тебя не отдадим никому. Ты не бойся...

• Предыдущая
• 14/32
• Следующая