Крысы в городе - Щелоков Александр Александрович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/103
• Следующая

К пяти Порт заехал в гостиницу, и они отправились в ресторан.

«Храм удовольствий», — подумал Порохов, едва они прошли стеклянные двери. И в самом деле этот ресторан был не из тех заведений, куда идут голодные в надежде наполнить желудки горячим и дешевым хлёбовом.

В роскошном, строгом и уютном зале все располагало к интимности и покою. В розовом полумраке освещенные ровным белым светом столики выглядели островками уединения. Высокие, как на подбор, официанты в строгих черных костюмах с галстуками-бабочками двигались по залу с торжественной медлительностью, как иллюзионисты, творящие чудеса.

— Вон наш стол, — сказал Порт вполголоса и указал на дальний угол зала, где на фоне огромного заркального окна сидели две ослепительно красивые девицы — блондинка в вечернем платье и брюнетка в строгом английском костюме. — Какая из них тебе нравится?

— Обе хороши, — ответил Порохов, поняв, в чем дело, — но я пас…

— Серьезно? — Порт не скрыл разочарования. — Что так? Импо девяносто пять?

— Арчи, мы давние партнеры. Если не ошибаюсь, у тебя уже третье известное мне новое имя. Неужели старым друзьям надо давать объяснения? Во всяком случае, с потенцией у меня все в порядке.

— 0'кей! Забудем! Только за столом ты все же поухаживай за блондинкой, потом я увезу с собой обеих. Кстати, Постарайся держаться как можно достойней.

— Не пить, что ли? — засмеялся Порохов.

— Это можешь делать здесь вволю. Главное, не уронить себя в глазах челяди. Всегда помни: ты — господин. И им тебя сделали деньги. Пытается официант что-то поставить на стол или убрать с него, ты — ноль внимания. Не отклоняйся, не шевелись, облегчая ему задачу. Все трудности челяди — ее трудности. Не дай тебе Бог взять тарелку и подать кельнеру. Не дай Бог! Ты уронишь себя в его глазах сразу и навсегда. Собрался уходить, не говори: «Подайте счет». Говори: «Плачу!» Пустяк вроде, а отличает господина от простолюдина. Если хочешь дать на чай одной бумажкой в десять баксов, можешь плюнуть на нее и пришлепнуть ко лбу официанта. Он только улыбнется. Никаких инцидентов не будет. Правда, давать больше доллара не советую. Перебьются!

— Зачем ты все это мне объясняешь?

— Австриец Арчи Порт здесь лицо известное. Между нами — только не делай больших глаз — меня титулуют бароном. Поэтому каждый, кто появляется со мной, должен выглядеть и держаться господином.

Порохов тряхнул головой, словно прогонял остатки сна.

— Ты в самом деле барон?

— Азохан вейн! — воскликнул Порт весело. — Тебя это беспокоит? Тогда, если хочешь, сделаем тебя русским князем. Здесь Будапешт! Все купим, все продадим, кроме дружбы.

— А удобно барону сидеть на виду у всех с проститутками?

— Ха, Андрэ! Чтоб ты знал: они обе дворянки.

Друзья прошли к столу. Порт церемонно представил дам.

— Прошу любить и жаловать. Блондинка — Жужа. Брюнетка — Илона. Красивая рожа, верно? Порохов смутился.

— Зачем ты так?

Порт, уже раскрепостившийся, весело засмеялся.

— Не паникуй. Рожа по-мадьярски — роза. И потом обе девочки ни бум-бум по-русски. Только «ложись» и «давай, давай»! Игаз, кишланьок?

Обе красавицы закивали головами.

— О чем ты спросил?

— Спросил: «Правда, девочки?» Что они ответили, ты видел. Сидели допоздна. Изрядно поддав, Порт расчувствовался.

—  Ты бы знал, Андрэ, как мне все надоело! Крутишься белкой, а для чего? Как говорил Экклесиаст, все суета сует и всяческая суета. Когда у тебя нет денег, думаешь, как их сделать. Когда сделаешь, видишь -все равно впереди у тебя нет ничего, кроме ямы и ящика. У бедных он подешевле, у богатых — подороже. И нет ничего другого. Тогда начинаешь понимать — не в деньгах счастье. А как поймешь, душу сковывает лед. Ложишься спать — страшно. Остаешься один, особенно вечером, — берет жуть. Вот и пью и таскаюсь по бабам…

Порт что-то сказал по-венгерски, и брюнетка неторопливым движением тонких изящных пальцев расстегнула пуговицы строгого костюма. Слегка раздвинула борта. Открыла красивую высокую грудь с розовыми бутонами сосков.

Порохов облизнулся.

— Это прилично?

Порт протянул руку и нежно подсунул ладонь под левую грудь Илоны.

— Главное, это по-господски. Не хочешь ее?

— Мы уже говорили об этом. — Порохов не собирался сдаваться.

— А я хочу. У меня ни хрена не осталось в жизни, только вино и женщины. Дальше — смерть.

— Брось, Арчи, мы еще поживем. Просто у тебя климакс…

— У меня?! Ты оглядись вокруг, Андрэ. — Порт досадливо поморщился. — Да не здесь. И открой глаза пошире. От Японии до Штатов все почем зря глушат водку, заправляются наркотой. Почему? Бедность душ? Это самое дешевое объяснение. Но неверное. В него не укладываются мыслящие люди — поэты, писатели, артисты. А все, старичок, по той причине, что ни у кого из нас нет впереди ничего, кроме смерти. У меня есть знакомый пастор. Пьянь, каких свет не видел. Я его спрашиваю: «Зачем служишь?» Он отвечает: «Утешаю людей, чтобы не боялись смертного часа». — «А почему сам не утешишься?» Он говорит:

«Не верю». Вот почему даже среди людей каждый из нас одинок. Думаешь, этих баб, — он кивнул на Илону и Жужику, — не гложет тот же страх, что и меня?

— Ты пессимист, — поставил диагноз Порохов. — Давай лучше дернем по баночке и прекратим философию. Кстати, это что за хренота? — Он ковырнул вилкой в салатнице.

— Салат «Гундель». Чудесная вещь…

Они отужинали к полуночи. Забрав женщин, Порт куда-то уехал. Порохов вернулся в номер и лег спать.

Утром он проснулся рано, принял холодный душ, в махровом халате, который обнаружил в ванной, вернулся в гостиную, сел в кресло у стола, стал просматривать документы, которые ему передал Порт.

В это время повернулась дверная ручка, открылась дверь, и в номер вплыла горничная — молодая, плотно сбитая женщина.

— Йо рэггелт киванок, — произнесла она мелодичным голосом. — Доброе утро.

По— хозяйски прошла к окну, повернула рукоятку жалюзи, открыла их.

Пока она шла, Порохов оглядел ее с головы до пяток. Смуглое лицо с нежной здоровой кожей, большие карие глаза, каштановые волосы, собранные на затылке в пучок. Когда женщина двигалась, упругие мышцы ног, напрягая ткань, заставляли ее переливаться шелковистым блеском. Порохов не мог подобрать лучшего определения этому блеску, чем сексуальный.

—  Господин всем доволен? -спросила горничная по-русски.

— Простите, как вас зовут?

— Эржибет. Эржика…

— Господин доволен всем, Эржибет. — Порохов тяжело ворохнулся в кресле. Взял стакан, налил в него минеральной воды. Выпил. Со стуком поставил стакан. Подумал: «А почему мне не проявить себя господином?» Не спуская глаз с горничной, сказал: — У вас красивые ноги, Эржибет.

— Вам нравятся?

Она кокетливо приподняла юбку двумя пальцами, приоткрыв место, где сходятся ноги. Черный эластик, плотно облегая неровности тела, позволял воображению дорисовать возбуждающую картину.

— Потрясающе! — Порохов облизал губы, как кот, увидевший сало.

— Вы ничего не желаете, господин? — Эржибет опустила юбку.

— Только вас, Эржика…

— Но вы не завтракали, господин.

— Закажите завтрак на двоих в номер. И шампанское…

На другой день Порохов закончил все дела с Портом, и тот на своей машине укатил в Беч. Венгры даже бывшую столицу Австро-Венгрии -Вену — именовали по-своему.

Порохов остался в стране еще на две недели. Эржибет оказалась искусницей, и уезжать от нее сразу не захотелось.

Будапешт произвел на Порохова впечатление старой дворянской усадьбы, стены которой изрядно пооблупились и еще сохраняли на себе копоть веков, но залы внутри уже были подновлены: потолки побелены, дверные ручки позолочены, поставлены свежие зеркала. В то же время, не ожидая окончания ремонта, в усадьбу ворвалась и поселилась в ней толпа шумливых цыган. Блеск интерьера никак не вязался с признаками духовной нищеты обитателей.

В суетности, в манерной вежливости венгерских дельцов («Будьте добры», «Извините, пожалуйста», «Простите великодушно», «Доброго вам здоровья, господин») он угадывал мелочность, отсутствие настоящего делового размаха, стремление цепляться за каждый доллар даже в случаях, когда риск обещает умножить его многократно. Порохов легко разобрался и в том, что настоящих бизнесменов с хваткой и связями вне страны здесь не так уж много, хотя существует огромная армия прохвостов, связанных между собой и стремящихся напаять, нагреть, обдурить и ободрать наивных вахлаков. Они толклись повсюду, где появлялись бизнесмены, сопровождали их, начиная с аэровокзала в Ферихеде и кончая ночными ресторанчиками, куда неизбежно заходили «новые русские», имевшие кое-что в кошельках.

• Предыдущая
• 2/103
• Следующая