Стреляющие камни - Щелоков Александр Александрович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/31
• Следующая

— Близость к Шаху сродни близости шеи к лезвию топора, — сказал Шамат. — Ибо сказано: купаться рядом с крокодилом или сосать яд изо рта змеи не опаснее, чем отказаться служить Шаху, быть вблизи от него…

— Что же собой представляет этот Шах? — спросил Курков. — Разговоров о нем много, но я в них еще не разобрался.

— Лицо Шаха перемазано грязью подлости, душа — сажей злобы! — Старик произнес это сурово и резко. — Этот желчный пузырь в шапке величия протянул руку насилия к имуществу слабых и не хочет ее убирать.

Старый Шамат огладил бороду и замолчал. Он обрисовал главаря душманов и был доволен исполненным долгом.

— А что, — заметил Курков, — очень впечатлительно. «Желчный пузырь в шапке величия». Очень… Спасибо, уважаемый. Как я понимаю, Кадыржон, большего он не добавит.

— Я тоже так думаю, — согласился солдат. — Но на всякий случай спрошу.

— Нет, лучше задай вопрос, как в кишлаке отнесутся, если мы Шаха зажмем.

— Укоротить руку насильника, — ответил старик, — значит сохранить розу благоденствия в цветнике радости…

Они стали прощаться.

— Пожелаем вам, уважаемый Шамат, — сказал Курков, — долгих лет жизни, мир вашему дому, благоденствия большой семье.

Он ожидал в ответ слов благодарности, но старик отвечал на пожелание глубоко философски:

— Все в руках аллаха, уважаемые шурави. Не в нашей воле пожеланиями и молитвами убавить или прибавить то, что определено книгой судеб. Жизнь каждого человека — тонкая нить, которую аллах держит в руке. Вы знаете, что будет с вами завтра? Будете живы или умрете?

«Типун тебе на язык», — сказал бы Курков знакомому человеку и тут же бы засмеялся, чтобы убить горький осадок от неприятных слов. Как ни крути, как ни бодрись, а неизбежно озникает осадок. Не раз и не два видел Курков своих солдат перед боем. Те же люди, что были вчера, но в чем-то уже совсем не такие. Они на рубеже, который пролег для них между жизнью и небытием. Холодное ощущение пустоты живет не где-то там, в отдалении, оно рядом, оно внутри каждого, в сердце, в сознании. Это чувство требует общения, толкает людей друг к другу, сбивает в кружок, но в то же время замыкает каждого в себе.

Попрощавшись со старым Шаматом, они пересекли площадь и направились к дукану — оплоту сельской торговли. Сам дукандор — благородный купец Мухаммад Асеф — сидел на крыльце в удобном стуле-раскладушке и дремал. Походил он на большого сытого кота, который поджидает, когда беспечные серые воробьи припрыгают к нему поближе. Что поделаешь, так в жизни ведется — дукандор глазом остер, жадностью лют, счетом силен. Едва тронет рукой товар и уже знает, сколько могут за него дать, сколько нужно запрашивать. Другие пашут, сеют, жнут и молотят, а у дукандора все звенит монетами — раз, два, все пересчитано на афгани и пули, все легло костяшками счетов.

Торговля у дукандора Мухаммада Асефа давно перестала быть бойкой. Маман — кишлак невелик, деньги здесь обываватели — ахали — держат не в мешках, базарные связи война оборвала и порушила, но дело есть дело, и бросать его просто так не достойно уважающего себя мужчины. Бледный, с синевой в глубоких глазницах, дряблощекий, с носом острым и тонким, как клюв удода, днями сидел Мухаммад Асеф у дукана, все видел, запоминал, на жидкий ус накручивал, бородой помахивал.

— Салам алейкум! — пробасил Курков, подойдя к крыльцу дочки. — Как дела ваши, как торговля, уважаемый дукандор?

Урок, преподанный Кадыржоном, он усвоил и теперь уже не старался вопросами прижать человека к стене раньше, чем отработает положенную норму вежливости.

— Мир вам, шурави, — встрепенулся Мухаммад Асеф. — Милостив и справедлив аллах всемогущий. Все идет как надо, дальше будет лучше.

Легким движением дукандор погладил себя по щекам. Потом вскинул руки, потряс ими, чтобы сдвинуть рукава к локтям, протянул обе ладони навстречу капитану.

— Мир вам и почтение, дорогие гости.

— Как идет ваша жизнь? — спросил Курков. — Не беспокоит наше соседство?

— Рядом с гнездом орла, — ответил дукандор учтиво, — даже воробей чувствует себя в безопасности.

— Мне говорили, что вы поддерживаете народную власть, — сказал капитан. — Потому хотел бы поговорить с вами откровенно и доверительно.

— Торговля, уважаемый камандан, лучезарное дитя мира. Она становится сиротой, когда страну охватывает война. Поскольку народная власть стоит за мир, я ее поддерживаю всем сердцем.

— Хорошие слова — признак мудрости, уважаемый Мухаммад Асеф. Я знаю, в Кабуле постоянно думают о том, чтобы торговля развивалась, а на вашей благословенной земле, на земле пухтунов и хазарейцев, воцарились бы мир и спокойствие.

— Спокойствие подданным обеспечивает только та власть, которая жертвует своим покоем. Так должно быть. Так и есть. Это нам нравится.

Мухаммад Асеф встал, вынес из лавочки два раскладных кресла и поставил их для гостей. Они уселись под навесом и продолжили разговор.

— Нас, — сказал Курков, — привела к вам дорога дружбы. — Он старался говорить образно, на восточный манер — понятно и красиво. Строить такие фразы, как ему казалось, не составляло особых трудностей. Нужен был только некоторый навык, и он его приобретал. — У соседей всегда возникают взаимные обязанности. Чем бы мы, уважаемый Мухаммад Асеф, могли помочь кишлаку?

Дукандор стал долго и обстоятельно объяснять, какое значение имеет в их жизни мост через поток, и потом столь же дотошно начал убеждать капитана, что самой большой помощью мог бы стать ремонт моста. Курков сразу понял, к чему поведет разговор дукандор, и слушал его вполуха. В тот момент его больше интересовала личность Шаха, чья банда в последнее время активизировала свои действия в прилегавшем к «зеленке» горном районе. И капитан ждал момента, когда дукандор изложит свою просьбу, чтобы спросить о главном. Наконец он улучил момент.

— Вы, уважаемый Мухаммад Асеф, человек мудрый, — сказал он, и Кадыржон с удивлением посмотрел на командира, которого впервые видел в роли местного дипломата. — Ваше мнение для нас очень ценно. Скажите, каким вам представляется Шах? При этом замечу сразу: если вы не хотите говорить, пусть вопрос остается без ответа.

Дукандор качнул птичьим носом и иронически усмехнулся:

— Шип правды в вопросе опасен двуличием. Я отвечу вам, уважаемый. Ступивший на путь насилия Шах не дарит встречным людям сладостей. На его сердце чекан фальшивой монеты.

— Хорошо. Но почему к нему идут люди? И в том числе из кишлака Маман?

— Человек, упавший на горячую сковородку, вынужден плясать, чтобы не сжечь пятки.

— А если мы поможем вам избавиться от тех, кто под этой сковородой разводит огонь?

Дукандор провел ладонями по щекам, пробормотал хвалу аллаху.

— Мы знаем, что вы, шурави, встали щитом народа под стрелами бедствий. И такой щит благо для нас, для нашей жизни и торговли. Ашрары, как голодные волки, протянули лапы насилия к плодам плодородия. Они верят, что, насылая мучения на страну отцов, творят благо народу и вере. Об этом и говорится языком обмана на перекрестках лжи.

— Люди верят в то, что говорят ашрары?

Дукандор помолчал. Подумал. Ответил с уверенностью признанного мудреца:

— Ростки понимания вырастают из зерен истины. Даже осел, глядя на воду, угадывает, откуда она течет. Ашрары в своем желании безрассудны. Они стараются набросить аркан подчинения на голубой небосвод и злятся, когда он у них соскальзывает. Им кажется, стоит попробовать еще раз — и аркан зацепится.

— Вы правы, уважаемый. В таких случаях у нас говорят: шапкой неба не закроешь. А как вы оцениваете силу Шаха? Опасен ли он? — Подумал и добавил: — Остры ли его зубы?

— Зубы? — спросил дукандор. — Думаю, не в них дело. У аллаха есть много зверей. Паланг — тигр — очень смелый и сильный. Лапой может убить пять быков подряд. Не убивает. Берет из многих лишь одного для себя. Только чтобы съесть. Бабр — лев — большой и отважный хищник. Может убить десять буйволов без труда. Но убивает всегда одного. Чтобы съесть. Паланг и бабр — звери свирепые и благородные одновременно. Охота для них не забава — хоши, а способ жизни. Совсем по-иному живет зверь горг — волк. Он злой, жестокий. В нем нет благородства. Как ни велика бывает отара овец, если зверь горг ворвется в нее, то перережет всю. Пилагар, дарренда, залем — хитрый, хищный, злой зверь горг. Истину скажу вам: Шах — это человек с душой волка. Обереги аллах нас от его взора и его дыхания. Да будет удача на стороне шекарчи — охотника.

• Предыдущая
• 14/31
• Следующая