Уничтожить Израиль - Щелоков Александр Александрович - Страница 43

• Предыдущая
• 43/78
• Следующая

— Андрей Иванович, мы за вами, — сказал Лысенко вышедшему на крыльцо Назарову.

— С вещами? — спросил Андрей, сразу оценив обстановку.

— Что вы! — всполошился Лысенко. — Ни в коем случае! Просто с вами решил побеседовать генерал Травин. Чтобы не затруднять вас — туда и обратно — машиной.

Первым, кто принял Андрея, был Федорчук. Он с интересом оглядел вошедшего к нему в кабинет Назарова и широким движением руки обозначил место у своего стола:

— Садитесь, Андрей Иванович.

— Разве я еще не сижу? — спросил Андрей со всей язвительностью, на которую был способен.

— Что, очень хочется?

— Нет, но всегда следует ясно представлять свое положение в пространстве.

— Тогда успокойтесь, вы пока не сидите. Более того, вас пригласили к нам, чтобы предупредить о сложности ситуации, в которой вы находитесь.

— В смысле?

— Вы знаете, что на вас готовилось покушение?

Федорчук сказал и с явным интересом стал наблюдать, как воспримет его слова Назаров. Полковник считал себя физиономистом и многие заключения строил на том, нравился ему собеседник или нет.

— Да, читал, — ответил Андрей спокойно. — Уже и не помню где. Скорее всего в «Нью-Йорк таймс». Ирландские террористы, верно?

Полковник терпеть не мог острословов. Он искренне верил, что его форма и особенно служебное положение сами по себе должны вызывать у людей серьезное настроение и чувство ответственности. Ну, не обязательно, чтобы они отдавали при встрече с ним честь, однако от глупых шуток должны воздерживаться. Между собой пусть шутят сколько угодно, в конце концов демократия, но в присутствии должностного лица извольте…

— Я вас серьезно спрашиваю, господин Назаров, полковник раздраженно повысил голос. — Вы знали о…

— Простите, как вас зовут? — Андрей перебил полковника, и тот на миг так и остался со ртом в виде буквы "о".

Оправившись от неожиданности, ответил:

— Полковник Федорчук. Или просто полковник. Этого достаточно.

— Полковник — это для подчиненных. У вас есть имя-отчество?

— Мы не на мальчишнике, Назаров. Здесь официальное учреждение и извольте…

— Хорошо, изволю. Что дальше?

— Меня интересует следующее. Вы сообщили… — Федорчук замялся, стараясь решить, как сформулировать тезис о том, кому Назаров сообщил сведения, которые вдруг так всех всполошили. Подумал и облек вопрос в нейтральную форму. — Вы сообщили руководству страны важные факты. Это дает мне основания надеяться, что вы станете активно сотрудничать с нами. В интересах нашей Родины.

— Не стану.

— Как это так «не стану»?!

— Именно так, как слышали. Не могу понять, какой реакции вы от меня ждали, просто полковник. Я что, должен втянуть пузо, — Андрей машинально тронул ладонью подтянутый спортивный живот, твердый, словно гладильная доска, — вытянуться и радостно доложить: «Готов выполнить любой приказ Родины! Доверие оправдаю!» Так?

Федорчук смотрел на Андрея, не мигая, и молча крутил в пальцах авторучку. Внешне он казался непробиваемым, но его следовало во что бы то ни стало пробить. Андрей понимал: полковник сформировался как личность в советской системе, вырос и жил в центральной России, принял и пережил крутой поворот социальных отношений, удержался на ответственной должности, но так и не смог уразуметь, что для каждого человека понятие Родина подразумевает нечто свое, и для тех, у кого она после распада государства оказалась за чертой русских земель, взгляды на патриотизм могут быть иными.

Федорчук не успел среагировать, как открылась дверь и в кабинет вошел генерал.

Полковник вскочил:

— Здравия желаю, Яков Алексеевич. Вот беседуем с господином Назаровым.

Андрей при появлении генерала не встал, считая, что не обязан этого делать.

Генерал словно не обратил на это внимания. Он повернулся к Андрею, слегка склонил голову:

— Здравствуйте, Назаров. Я — Травин. Хочу забрать вас у полковника. Как вы на это смотрите?

— Плохо смотрю, но куда денешься? Раз уж попался…

— В смысле?

— Хотел как лучше. Приехал, сообщил о том, что узнал, теперь меня трясут.

— Назаров, ты что, мыслил, будто все будет иначе? Глупо. Человек пришел в правительственное учреждение с таким сообщением… Впрочем, возьмем случай попроще. Некто сообщает в отделение милиции, что обнаружил возле универмага машину, набитую взрывчаткой. Как ты считаешь, ему пожмут руку за сообщение и отпустят? Гуляй, Вася? Нет, так не будет. У следователя сразу возникают два вопроса. Первый: почему мимо машины прошло сто человек и никто ничего не заметил, а наш Вася оказался глазастым. Второй: кто он, наш Вася? Почему такой бдительный? Не сам ли участник подготовки теракта? Может, испугался того, что произойдет, и решил взрыв предотвратить…

— Короче, Вася влип?

— Нет. Если он не причастен к делу и просто проявил бдительность, его потрясут немного и отпустят. С благодарностью.

— Так объявите мне благодарность, и я пойду. Можно?

— Объявлю и отпущу. Чуть позже.

— Понятно.

— Теперь, если ты не против, пройдем ко мне. Не будем мешать полковнику.

Они прошли по коридору и вошли в просторный кабинет генерала.

Травин предложил Андрею место за гостевым столиком, положил на черную стеклянную столешницу пачку сигарет, зажигалку, подвинул пепельницу.

— Можно курить.

Сказал и сам сел рядом.

— Теперь о деле. Что ты там раскопал с Ульген-Саем? Можешь доложить коротко?

Андрей поерзал на стуле.

— Простите, вопрос не по адресу. Где этот самый сай? Я там никогда не был, знакомых там у меня нет. А потом хочу сразу сказать: мне не нравится обращение на ты… И вообще всякие полицейские штучки.

Лицо генерала было непроницаемо.

— Что вы имеете в виду, Андрей Иванович?

«Вы» было произнесено с подчеркнутой ясностью.

— Мне однажды довелось быть в монархической Швеции. Так вот там за две недели ко мне ни разу не приставала ни их полиция, ни госбезопасность. Несмотря на то, что я выраженное славянское лицо. Здесь, в Москве, в столице всех демократий, спецслужбы пасут и трясут меня почем зря. Это что, таков порядок?

Генерал усмехнулся:

— Видите ли, вы попали в переплет по своей вине…

— Господин генерал…

— Товарищ генерал, — аккуратно подсказал Травин. — Так будет точнее и лучше.

— Не будет, — Андрей упрямо мотнул головой. — Меня вытащили из постели, схватили, приволокли в Москву, не дали побриться, не позволили позавтракать, а теперь считают, что я буду называть здесь кого-то товарищами…

Травин не полез в бутылку, не вспузырился. Был он человек гибкий и остроумный и на жизнь смотрел трезво, прекрасно понимая, почему до сих пор кое-кого бросает в дрожь, когда они узнают, где он служит.

— Простите, Андрей Иванович! — Травин хлопнул обеими ладонями по столу. — Простите великодушно! Давайте все начнем с чистого листа. — Он повернулся к двери, которая вела в соседнюю комнату и громко сказал: — Лидочка, будьте добры! Гостю чаю и бутерброды. Мне — кофе.

Заговорщицки посмотрел на Андрея:

— Признаюсь честно, кроме бутербродов здесь ничего нет. Зато бутерброды у Лидочки — вы увидите… Вам с чем? С копченой колбасой, с вареной, с сыром или брынзой?

— Спасибо, все равно, товарищ генерал.

— Ладно тебе, Назаров. Я Иван Артемьевич.

Чай оказался удивительно вкусным, бутерброды — свежими. Андрей не ставил целью показаться воспитанным и съел все, что было предложено.

— Еще? — спросил Травин.

— В другой раз.

— Тогда я продолжу. На чем мы остановились?

— На вопросе об Ульген-Сае.

— Точно. Нам нужно разобраться…

— В чем?

— Вдруг твое сообщение — провокация?

Андрей покрутил головой, внимательно разглядывая кабинет Травина. Посмотрел на темно-вишневые деревянные панели стен, на монументальный книжный шкаф с зеркальными стеклами, на бронзовый бюстик Дзержинского на углу стола и с невинным видом спросил:

— Интересно, при Ежове здесь тоже трясли провокаторов?

• Предыдущая
• 43/78
• Следующая