Философия права - Чичерин Борис Николаевич - Страница 10

Но определяясь к действию на основании своего хотения, практический разум неизбежно снова подпадает под влияние внешних ему определений, от которых он первоначально отрешился. Однако отношение тут получается иное. На первой ступени он сам сливался с этими определениями и чувствовал себя частью окружающего его целого. Теперь же, с развитием сознания своей независимости, или свободы, он противополагает их себе как внешний для него мир, имеющий свои законы, независимые от воли, так же как и воля от них независима. Между тем, определяясь к действию, он должен действовать именно на эти чуждые ему определения, а потому он неизбежно подчиняется господствующим в них законам, которые он не в состоянии изменить. При таких условиях ему остаётся только выбор между различными, данными ему извне, определениями. От него зависит, которое из них он признаёт своим. Этот момент есть то, что называется произволом. И он составляет явление свободы, но свободы, противополагающей себя внешним определениям, а потому ими ограниченной и не имеющей на них иного влияния, кроме выбора. Это то состояние, в котором фактически находится большинство людей.

Однако и это отношение не соответствует высшей природе разумного существа. Недостаточно, чтобы свобода проявлялась в произвольном выборе между различными внешними для неё определениями. Надобно, чтобы самый выбор определялся разумным началом. Действуя во внешнем мире, воля должна оставаться свободной, то есть, с одной стороны, сохранять свою независимость от внешних определений, а с другой стороны, определяться по собственному внутреннему побуждению и на основании собственных, присущих ей разумных начал. Она должна властвовать над своими действиями и над своими определениями. Таков высший идеал свободы. Гегель справедливо замечает, что истинное существо свободы состоит не в одной только отрицательной неопределённости и не в одних только произвольных определениях, а в переходе от одного к другому по собственному внутреннему побуждению.

Этим определяется и отношение свободы к содержанию деятельности. Свобода есть собственно формальное начало, а потому изложенными определениями исчерпывается её сущность как таковой; но высшая её ступень, согласие внутренних определений с внешними достигается тем, что внутреннее содержание переносится на внешний мир, и, наоборот, внешние определения подчиняются внутреннему содержанию. Что же это за внутреннее содержание и каково его отношение к внешнему?

Первоначальное содержание воли даётся окружающей средой и непосредственным отношением к ней субъекта. Но как скоро субъект отрывается от данной почвы и возвышается в иную область, так является и содержание иного рода. Отрицание всего частного и условного, идущее за всякую данную границу, приводит к понятию безусловно общего и необходимого. Это и есть присущая разуму идея Абсолютного, которая никаким опытом не даётся, но которая тем не менее всегда существовала и существует в человеческом роде. На ней основаны все религии и все философские системы. Только исключительный эмпиризм, ничего не признающий, кроме опыта, её отрицает, или по крайней мере считает её недоступной человеческому познанию. Однако и он принуждён некоторым образом её признать, в виде ли непреложных законов Вселенной, или в виде первоначальной даровой силы, или, наконец, даже в виде первобытной материи. Во всяком случае, человек является носителем этой идеи; это опять факт, который не подлежит отрицанию. А так как разум есть способность, идущая за всякие мыслимые пределы, что наглядно выражается математическим шествием в бесконечность, то эта идея присуща ему по самой его природе; она составляет собственное его содержание, независимое от всякого опыта.

От этой идеи получает своё бытие и сама идея свободы. Только потому, что он носит в себе идею Абсолютного, человек способен отрешиться от всякого частного определения, и только в силу этого сознания он может сам сделаться абсолютным началом своих действий. Иначе идея свободы не могла бы даже у него родиться. Кто постоянно чувствует себя принуждённым, тот не может воображать себя свободным. Неизвестность причины не в состоянии породить такое представление, как предполагают эмпирики. Я не знаю, почему у меня болит голова, но я очень хорошо сознаю, что это чувство не находится в моём распоряжении. Сознание свободы может возникнуть только тогда, когда я сознаю, что могу делать противное тому, что я делаю, а этого сознания нет, если я чувствую себя принуждённым, хотя бы причина была мне неизвестна. Свободен только тот, кто сознаёт себя свободным, а сознаёт себя свободным тот, кто действительно свободен. Таковым может быть единственно разумное существо, носящее в себе сознание Абсолютного, ибо только оно способно отрешиться от всякого частного определения и стать абсолютным началом своих действий.

Однако одной отвлечённой идеи недостаточно для деятельности. Ни разум, ни руководимая им воля не могут ею ограничиться. Чтобы действовать на внешний мир, необходимо от Абсолютного перейти к относительному, следовательно, отрешиться от первого и перейти в область последнего. С тем вместе ограниченное существо, не властное над этим миром, неизбежно подчиняется его определениям. Это и есть момент произвола, который здесь рассматривается в отношении к содержанию. В нём заключается возможность отпадения от Абсолютного, а с тем вместе и от связанной с последним идеи высшего, владычествующего над человеком закона. Здесь лежит корень зла, которое состоит в нарушении закона. А так как этот переход от Абсолютного к относительному совершается действием свободы, то и это отпадение от Абсолютного есть акт свободной воли человека. Он может следовать закону, но он может и от него отрешаться. Как отвлечённо общее определение, противоположное частным, закон сам есть известного рода частное определение, которое поэтому не связывает человека. Выбор между двумя путями составляет неотъемлемую принадлежность свободы. Отсюда понятия вины и ответственности.

Эти начала появляются в сознании человека вместе с самим развитием свободы. Пока он стоит на первоначальной, животной ступени развития, когда он всецело погружён в охватывающий его реальный мир, он может делать зло, так же как и добро, не сознавая этого, просто по внушению своих естественных влечений, так же как плотоядные животные по внушению физического инстинкта пожирают других. Но как скоро он сознал себя свободным, то есть способным отрешиться от чувственных влечений и определяться чисто извнутри себя, на основании присущей ему идеи Абсолютного, так действие, противное этому внутреннему самоопределению, представляется ему нравственным злом. Однако совершенно воздержаться от него он не в силах, ибо он не только существо отвлечённо свободное, но вместе с тем и реально ограниченное, находящееся во взаимодействии с внешним миром и подчинённое его определениям. Вследствие этого склонность ко злу является для него прирождённым свойством. Отсюда понятие о первородном грехе. Человек сознаёт то, что он считает добром и что указывается ему присущими ему высшими началами, но по ограниченности своей природы, подчиняющейся внешним влияниям, он делает противное: Video meliora proboque, deteriora sequor (Я вижу лучшее и одобряю, но следую худшему).

Это внутреннее раздвоение человеческого естества со всеми проистекающими из него последствиями есть опять факт, не подлежащий сомнению. Разрешение его состоит в том, что человек должен свои внешние определения подчинять разум-ному закону, что и ведёт к осуществлению разума во внешнем мире. Отсюда неразрывно связанное со свободой понятие об обязанности, с которой должно сообразоваться внешнее содержание. Однако это соглашение противоположных определений, как и всякое сочетание противоположностей в реальном процессе, есть только цель человеческой деятельности, а не постоянно присущее ей начало. Идея есть именно внутренняя цель, руководящая процессом, который через это становится развитием. Здесь эта цель сознательная, осуществляемая путём свободы, ибо только свободная деятельность согласна с началом внутреннего самоопределения.