Философия права - Чичерин Борис Николаевич - Страница 5

Ясно, следовательно, что мы должны восстановить порванную нить предания и возвратиться к легкомысленно отвергнутым началам. Только этим путём возможно удовлетворить насущной потребности и прийти к правильному пониманию человеческого общежития.

Каким же, однако, способом можем мы исполнить эту задачу? Как разобраться в массе разноречивых мнений, на которые распадалась старая метафизика и которые в значительной степени содействовали её падению? Каким образом, не имея путеводной нити, можем мы отделить в них истинное от ложного и тем самым утвердить возрождённую науку философии права на прочных основаниях?

Путеводной нитью может служить нам само движение философской мысли в её отношениях к общественной жизни. Оно раскрывает нам общий закон развития, в котором каждое отдельное направление получает подобающее ему место и значение. Всякая односторонность обличается, и всё окончательно сводится к высшему единству, обнимающему совокупность общественных элементов в их полноте.

В истории философии права нового времени мы можем отметить четыре главные школы, представляющие последовательное развитие общественной мысли в связи с самим ходом жизни: школу общежительную, нравственную, индивидуальную и идеальную. Первоначально мысль исходит от того положения, что человек есть существо общежительное, и выводит последствия, необходимо вытекающие из этих отношений. Но так как здесь, по самому существу дела, оказываются два противоположных друг другу элемента: отдельные лица и связующее их начало, то исходящие из одного корня направления мысли естественно разбиваются на две противоположные точки зрения: одна берёт за основание личность и вытекающие из нее права, другая – отвлечённо-нравственное начало, которому подчиняется само право. Из первой возникла индивидуальная школа, из второй – нравственная. Наконец, эти противоположные направления сводятся к высшему единству идеальной школой, которая представляет, таким образом, высшее развитие философской мысли. К ней поэтому должна примыкать возрождающаяся потребность философского понимания. В особенности зачинатель и завершитель этого направления, Кант и Гегель, по выражению Кэрда, заслуживают самого внимательного изучения со стороны юриста-философа. Кант, в своем глубоком анализе человеческих способностей, умел сочетать индивидуалистические начала французских философов XVIII века с нравственными требованиями школы Лейбница. Гегель восполнил эту все ещё чисто индивидуалистическую точку зрения развитием объективных начал нравственного мира, осуществляющихся в человеческих союзах. Через это всё умственное здание человеческого общежития получило такие цельность и стройность, каких оно никогда не имело ни прежде, ни после. И эта логическая связь не была куплена ценой насилования фактов; напротив, чем более юрист, изучавший свою специальность, знакомится с фактами, тем более он убеждается в верности и глубине определений Гегеля. Ни одно, может быть, из сочинений великого германского мыслителя не находит такого подтверждения в явлениях действительного мира и не может служить таким надёжным руководством в понимании фактов, как именно его философия права. В подкрепление этой оценки приведу суждение одного из самых основательных, трезвых и многообъемлющих немецких юристов нынешнего столетия, человека совершенно чуждого философии, но глубокого знатока положительного права – Роберта Моля. В своем капитальном сочинении «История и литература государственных наук» он говорит: «Как великан, выдвигается Гегель среди этой жалкой посредственности. Даже тот, кто не принадлежит к его школе и не согласен ни с методой, ни с частностями предлежащего сочинения, должен признать, что тут является высокая духовная сила, гениальная самобытность, господствующий кругозор и богатство материала. Преимущества и недостатки равно носят печать величия… Конечно, Гегель сам не представил полной системы государственных наук, но он указал единственный верный путь, который к этому ведет. Что до сих пор так мало следовали по этому пути, – заключает Моль, – действительно не похвально, даже едва понятно».

Проверкой может служить, с одной стороны, история философии права, раскрывающая закон развития мысли, с другой стороны – изучение фактов, указывающее на её приложение. Только в силу этой проверки философия права может сделаться прочно установленной наукой, опирающейся на непоколебимые основы умозрения и опыта. Без сомнения, вследствие такой проверки, воздвигнутое Гегелем здание должно видоизмениться в некоторых частях; но существенное в нём останется. Положенных им оснований не могли поколебать ни последующие критики, ни теории позднейших философов. Главный оппонент Гегеля, Тренделенбург, был зачинателем того лжеорганического воззрения на мир и на человеческие общества, которое в положительной школе достигло таких чудовищных размеров. Другой противник, Шталь, построил систему, представляющую возвращение к теократическим началам и лишённую всяких научных оснований. Наконец, Иеринг, который совершенно даже игнорирует Гегеля, довершил разложение правосознания в современной германской науке и практике. Умозрение было отвергнуто, и право низведено на степень интереса. Если мы хотим из этого разложения снова выйти в светлую область мысли и знания, если мы хотим восстановить порванное предание, то мы должны примкнуть именно к Гегелю, который представляет последнее слово идеалистической философии. Наука тогда только идёт твёрдым шагом и верным путём, когда она не начинает всякий раз сызнова, а примыкает к работам предшествующих поколений, исправляя недостатки, устраняя то, что оказалось ложным, восполняя пробелы, но сохраняя здоровое зерно, которое выдержало проверку логики и опыта. Именно это я и старался сделать в предлагаемом сочинении; оно представляет попытку восстановить забытую науку, упадок которой роковым образом отразился на умах современников и привёл к полному затмению высших начал, управляющих человеческой жизнью и служащих основой человеческих обществ. Важность цели да послужит оправданием недостатков изложения. Считаю во всяком случае необходимым указать тот путь, который я признано единственным верным.

Общество состоит из лиц, а потому лицо естественно составляет первый предмет исследования. В физическом организме мы можем изучать строение и функции целого независимо от тех клеточек, из которых оно слагается, но в обществе устройство и деятельность целого определяются разумом и волей тех единиц, которые входят в его состав. Последние не связаны друг с другом какой-либо физической связью; каждое лицо живёт отдельно, своей самостоятельной жизнью, как единичный центр, находящийся в постоянно изменяющемся взаимодействии со всеми другими. Они не связаны и общим животным инстинктом, как общества пчёл и муравьёв, в которых отдельные особи не имеют значения, и всё движется совокупными инстинктивными стремлениями, вложенными в них природой и не подлежащими изменению. В человеческих обществах главными определяющими факторами жизни и развития являются не слепые инстинкты, а разум и воля, которые по существу своему принадлежат не безличному целому, а отдельным особям. Не общество, а лица думают, чувствуют и хотят; поэтому от них всё исходит и к ним всё возвращается. Если в физическом организме изучение строения клеточек составляет необходимую научную основу биологических изысканий, если в обществах животных мы должны изучить строение и функцию отдельных единиц прежде, нежели заняться наблюдением совокупной их жизни, то в отношении к человеческим обществам это вдвойне необходимо. Здесь лицо составляет краеугольный камень всего общественного здания; не зная природы и свойств человеческой личности, мы ничего не поймём в общественных отношениях. Она поэтому должна составлять первый предмет исследований.

Но что такое человеческая личность? Человек, прежде всего, отделяется от других, как самостоятельный животный организм, имеющий свои физические потребности и стремящийся к их удовлетворению. Не с этой стороны, однако, он становится предметом изучения общественных наук. Строение и функции его тела исследуются анатомией и физиологией, результаты которых принимаются общественными науками как данные. Внимание последних обращено главным образом на духовную сторону его естества, которой он связывается с другими. И тут физиологические отношения играют существенную роль: на них основано продолжение рода и устройство семьи. Но над чисто животными элементами воздвигается целый духовный мир, источником которого служат разум и воля: этими высшими способностями человек вступает во взаимодействие с себе подобными; на истекающих отсюда отношениях строится общежитие.