Основания логики и метафизики - Чичерин Борис Николаевич - Страница 23

Примеч. Это соответствие внутренних определений действующей силы определениям внешней среды составляет необходимое условие всякой деятельности. Если бы внешним определениям не соответствовали внутренние, то есть если бы общие формы пространства и времени не были нам прирождены, мы не могли бы познать внешние предметы: все наши ощущения оставались бы чисто субъективными. Наоборот, если бы нашим субъективным определениям не соответствовали объективные, мы не могли бы произвести никаких перемен во внешнем мире и ничем пользоваться для своих целей.

§ 25. Подведение частных, указанных ощущениями, отношений под общие формы пространства и времени составляет особый акт приспособления, который, в силу инстинкта, может совершаться непосредственно, как у животных, но может требовать и более или менее продолжительной сноровки, как у человека.

§ 26. Начальный акт во всяком случае совершается инстинктивно, непосредственным действием сознающей силы. Этот акт есть проекция, или положение объекта вне себя.

Примеч. Способностью проекции сознающая сила существенно отличается от какой бы то ни было материальной силы, в том числе и от нервного тока. Всякая материальная сила, находясь во взаимодействии с другими, внешними для неё силами, даже от неё отдаленными, испытывает от них перемены и сама производит в них соответствующие перемены. Но сознательная сила, воспринимая впечатление, не действует на объект и не производит в нём никаких перемен, а собственное своё определение полагает вне себя, на расстоянии. Мы имеем здесь чисто идеальное положение объекта, которое, однако, совпадает с реальным, ибо мы предмет видим там и так, как он есть.

§ 27. В результате, воспринятые внешними чувствами впечатления, объединённые внутренним действием сознающей силы, под умозрительными формами пространства и времени, и проектированные этой силой вне себя, совпадают с реальным существованием вещей. Этим разум определяется как способность познавать вещи на основании своих собственных законов.

§ 1. Внутреннее впечатление есть явление способности к самонаблюдению. Во внешнем впечатлении внимание устремлено на внешний объект, с которым наблюдающий находится во взаимодействии; здесь оно устремлено на собственное состояние наблюдающего.

§ 2. Поэтому здесь нет посредствующего элемента внешних чувств. Наблюдение совершается непосредственно, вследствие тождества, лежащего в основании субъекта, который является в двух противоположных состояниях.

§ 3. Эти противоположные состояния суть, с одной стороны, отношение к себе, которое есть определение наблюдающего, с другой стороны – отношение к внешнему миру, которое есть определение наблюдаемого.

Примеч. Это двоякое отношение, в существе своём, тождественно с отношением внимания к внешнему впечатлению; но там это различие не полагается сознанием, ибо внимание всецело поглощено внешним объектом.

§ 4. Наблюдающий субъект находится в состоянии мышления, то есть внутренней самодеятельности разума. В отличие от него, наблюдаемый субъект находится в отношении восприимчивости и воздействия к внешним объектам. Восприимчивость как внутреннее состояние есть чувство; воздействие как внутреннее стремление есть воля.

§ 5. Чувство есть состояние страдательное относительно внешнего объекта; как таковое, оно независимо от наблюдающего. Деятельность последнего состоит в устремлении на него внимания; а так как вниманием определяются различия объекта, то отношение наблюдающего к наблюдаемому состоит в самоисследовании. Субъект имеет способность познавать себя.

§ 6. Самоисследование ставит противоположные определения субъекта в реальные отношения друг к другу: с одной стороны, вследствие устремления внимания на чувство, возбуждение поддерживается, с другой стороны, вследствие разложения его на составные части и сравнения с другими, оно ослабляется. Таковы психологические следствия логического отношения.

§ 7. Реальная связь обоих элементов полагается тем, что субъект признаёт чувство своим и тем самым полагает себя тождественным в обоих определениях.

§ 8. Связываясь с субъектом как его определение, чувство, с другой стороны, связывается и с внешним миром как явление восприимчивости. В этом отношении оно выражается телесными явлениями, составляющими область внешнего впечатления. Отсюда вытекает связь между внешними впечатлениями и внутренними, сравнение тех и других, а вместе возможность по внешним признакам судить о чувствах других особей. С этой стороны, внешний опыт значительно расширяется внутренним: познавая себя, субъект через то самое познаёт и другое.

Примеч. Эта очевидная истина, с одной стороны, нередко получает неподобающее расширение, с другой стороны – подвергается поверхностному отрицанию. Она неправильно расширяется, когда вслед за Шопенгауэром объект внутреннего опыта переносят на все внешние предметы. В действительности мы можем приписать чувство и волю внешним для нас предметам лишь настолько, насколько они представляют явления аналогичные с внешними выражениями наших собственных чувств и нашей воли. Всё остальное не оправдывается ничем. Но с другой стороны, когда эти явления есть, мы с полным правом можем считать их выражением того самого, что мы ощущаем в себе. Видеть в этом одно только чисто субъективное представление нет ни малейшего основания. Все наши ощущения субъективны, и только по ним мы познаём предметы внешнего мира. Объекты нашего наблюдения разны: мы имеем внутренние впечатления и внешние; но те и другие связаны между собой: мы можем сравнивать их друг с другом и на этом основании с полной достоверностью признавать, что в иных явлениях выражаются чувство и воля, а в других нет. Утверждать, что мы не имеем ни малейшей возможности судить о том, одушевлён ли данный предмет или нет, значит идти наперекор очевидности. Конечно, могут быть явления неясные, оставляющие нас в сомнении, могут быть и ошибки; но всякий человек, не лишённый здравого смысла, понимает, что камню мы не можем приписать чувство и волю, а должны приписать их другому человеку. Все люди всегда так думали и этим руководились; этого не может не признать и философ, если ум его не отуманен односторонними теориями; ещё яснее обнаруживается присутствие разума в другом существе. Неотразимым признаком служит всякая осмысленная речь. Нет и не может быть физического закона, который относил бы звуки или буквы, входящие, например, в слова месяц и луна, к светилу, вращающемуся около земли, или слова завтра, demain, morgen относил бы к одному и тому же физически не существующему будущему дню. За словами скрывается смысл, который есть явление разума, и который связывает звуки. Поэтому, когда я ставлю вопрос и получаю на него осмысленный ответ, я не могу сомневаться в том, что мне отвечает разумное существо. Если бы я встретил автомат, который по крайней мере на некоторые вопросы отвечал бы с кажущимся смыслом, я не мог бы сомневаться, что этот автомат устроен разумным существом, так же как я не могу сомневаться в том, что Илиада или Критика чистого Разума написаны разумными существами. Отрицать это значит поддерживать явный абсурд.

§ 9. В отношении к воле мыслящий субъект является не только наблюдающим, но и движущим. Он 1) воздерживает влечения; 2) представляет побуждения к деятельности; 3) взвешивает различные побуждения, одобряет одни и не одобряет другие; 4) участвует в решении. Здесь отношение наблюдающего к наблюдаемому состоит не только в самоисследовании, но и в самоопределении.

§ 10. Способность к самоопределению составляет принадлежность разума как высшего начала, воздерживающего и направляющего непосредственные или инстинктивные влечения воли. В этом состоит нравственная свобода разумного существа.

Примеч. Явление внутренней свободы как самоопределения разумного существа не подлежит сомнению. Ежечасный опыт убеждает нас, что мы имеем возможность воздерживать свои влечения представлением других мотивов или даже просто представлением необходимости соображения. Все люди всегда признавали за собой способность что-либо делать или не делать по своему изволению, и все законодательства в мире всегда руководствовались этим началом. Возражения против него имеют отвлечённо логический характер, вытекающий из односторонних метафизических взглядов. Они предъявляются как со стороны чистого спиритуализма, который всякое действие, как входящее в план мироздания, считает заранее предопределённым верховным Разумом (такова была теория Лейбница), так и со стороны материализма, который признаёт, что всё в природе подчинено неизменным законам необходимости, в том числе и желание человека. Но именно в этой области происходит сочетание противоположных начал, оставляющее место для свободной деятельности в пределах законов природы, которыми разумно свободное существо пользуется для собственных своих целей. Возражение, что человек в своей деятельности всегда руководствуется известными мотивами, и что из разных мотивов необходимо побеждает сильнейший, не имеет значения, ибо мотив не есть самобытное существо, находящееся в борьбе с другими. Мотивы суть цели, полагаемые в будущем, следовательно, существующие только как действия разума, и потому от него зависящие: сильнейший мотив тот, которому разум даёт предпочтение. Вопрос сводится, следовательно, к тому: чем определяется предпочтение разума? Связан ли он тем или другим мотивом или может отрешиться от всякого так же, как он может актом самодеятельности определиться ко всякому? Этот вопрос решается самой природой разума, который носит в себе сознание абсолютного, а потому не связан никаким частным определением. Всякое частное определение, переходя от абсолютного к относительному, является актом его самодеятельности. На присущей разуму идее абсолютного основана идея внутренней свободы разумного существа, которая может служить руководящим началом его деятельности и тем самым осуществляться в действительности. На этом основана всякая ответственность.