Антикиллер-5. За своего… - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 27

Цифра не обернулась. Ниндзя на ватных ногах медленно обошел ее сзади, встал с другого боку.

– Ну и чего? – сказала она, продолжая изучать прилавок с колбасой. Будто обращалась к висящему перед ней кольцу «Чесночной».

– Просто, – Ниндзя прокашлялся. – Давно не видел. Решил вот… Ну… Привет, что ли…

– А кто ты вообще такой есть? – спросила она, не отрываясь от колбасы.

– Ну, как же… Я же из банды Шкета…

– Какого Шкета? – натурально удивилась Цифра. Очень натурально. Ей бы в кино играть.

– Забыла, что ли? Ты же с ним… ходила…

– И где твой Шкет?

– Как «где»? Его же убили. Вместе с другими пацанами.

– А-а, – сказала она как-то непонятно. – И чего?

Он еще раз прокашлялся. Ошметок сердца встал поперек горла.

– Ты ж раньше белой была… Думал вот, ты это или не ты…

Голос его подозрительно охрип.

– И чего надумал?

Ниндзя вежливо хохотнул (нет, хрюкнул). Она сняла с крючка колбасу, посмотрела на ценник, швырнула ее в корзину. И только потом повернулась к нему. Посмотрела из-под челки. Она жевала жвачку, от нее шел фруктово-сладкий запах, детский и одновременно вульгарный, дурманящий. Ёханый бабай, подумал опять Ниндзя. Внутри кипела и пузырилась кровь, в ней плавали шипящие куски ливера. Если открыть рот, пойдет пар. Красный.

– Во, уставился! Ты бухой, что ли?

– А? – сказал он и лихорадочно засоображал. – Э-э… Не, вроде (хрю-хрю)…

Цифра хмыкнула так, будто видела его насквозь. Как если бы он был экспонат в кабинете биологии – заспиртованный в банке, голый, со стоячим членом и вскрытыми внутренностями, и табличка рядом: «Хомо сапиенс во время приступа влюбленности».

– Ладно. Мне еще хлеба купить. И Ящику пойла. Я пошла.

И двинулась куда-то. Ниндзя поплелся следом.

– Ящик пойла? Зачем тебе ящик пойла?.. – проныл он. И вдруг страшная догадка мелькнула в голове. – У тебя свадьба, что ли?

Она даже не улыбнулась.

– Не ящик, а – Ящик. Погоняло такое. Мамкин хахаль. Ему ящик с бутылками на голову упал. Иногда он дурной, а иногда ничего. Он только мамку слушается. Без бутыля лучше не подкатываться. А лучше вообще не подкатываться.

– Да он мне сто лет не усрался…

– А вот он, кстати, стоит. Сейчас сам ему объяснишься. Эй, Ящик!

Он еще ничего не успел сообразить, а Цифра уже махала рукой здоровенному субъекту с фиолетовым пропитым лицом, который изучал стеллажи с дешевым вином.

– Слышь, Ящик! Этот пацан сказал, что ты полное говно!

Субъект задумчиво посмотрел на Цифру, потом на Ниндзя и медленно, словно нехотя, выпростал руки из карманов.

– Сюда, сладкий… – прохрипел он страшным голосом.

Ниндзя отпрянул. Цифра рассмеялась, схватила с полки бутылку «Хлебной» и побежала к кассе.

– Сюда, сказал! – Синюга стремительно надвинулся на Ниндзя, махнул кулаком размером с футбольный мяч.

Нырок. Просвистело. Мимо. Ниндзя выпрямился, саданул, не целясь, ногой в пах. Каким-то шестым чувством понял, что попал. Синий субъект остался стоять на месте, а он метнулся к выходу из магазина. Цифра куда-то пропала, у касс ее не было. Зато появился охранник в белоснежной рубашке, бросился наперерез. Сжатый маленький рот, глаза-точки, руки расставлены в стороны. Ниндзя вскочил на транспортер у кассы, чуть не поскользнулся на чьей-то пачке творога, прыгнул прямо через кассиршу – приземлился на корточки, что-то громко звякнуло (наверное, в голове), и тут же сшиб кого-то… Вскочил. К двери. Крики, суматоха, но это уже за спиной. Стеклянные створы на фотоэлементах, не рассчитанные на то, что покупатели вылетают из магазина на первой космической скорости, приоткрылись в самый последний момент. Проскочил!

Он пришел в себя в соседнем дворе, за бетонной оградой мусорки. Он стоял, согнувшись, опираясь руками на колени, дышал. В правой руке – бутылка водки. Откуда? Главное, целая – ёханый бабай! Наверное, схватил с прилавка, когда побежал… Цифра схватила, и он схватил. Правда, в упор этого не помнил. Он тихо рассмеялся. Нет, ну в самом деле, шиза какая-то! Зато стало понятно, почему его ловил охранник…

– Я пошутила. Это не Ящик был. Я его вообще не знаю.

Цифра стояла перед ним, опираясь плечом о бетонную стену, ноги накрест, в руке пакет с покупками. Глаза прячутся за косой челкой, губы улыбаются.

– Дура ты, – сказал Ниндзя и сплюнул на асфальт.

– Может, и дура…

Она пожала плечами, посмотрела в сторону, за бетонную ограду, и вдруг громко крикнула:

– Эй! Он здесь прячется! Эй, сюда!

Ниндзя мигом выпрямился, готовый бежать.

Цифра расхохоталась. Когда она откидывала голову назад, между шортами и майкой выглядывал голый пупок и край татушки – цветок или какая-то буква. Остальное скрывалось внизу, под шортами.

– Это я опять пошутила!

Вот сучка. Врезать ей, что ли… Но Ниндзя знал, что этого делать нельзя. Не потому, что она девчонка, на которую он запал, и все такое. Нет, там светили какие-то серьезные неприятности. Кости переломают, например. Или просто убьют. И никаких больше шуток…

Раньше Цифра была под защитой Шкета, там все было понятно. Но это было по-другому, не так, как сейчас. Пацанам-«волчарам» разрешалось мечтать о ней, дрочить потихоньку в кулак и ждать своей удачи, чтобы после очередного кровавого «замеса» кого-нибудь из них, полуживого, счастливого, допустили прикоснуться к ее груди, к твердым и темным, как виноградины, соскам… Но Шкет давно мертв, «волки» разбежались кто куда. Да и было в этом что-то детское, глупое, вроде игры в «казаки-разбойники»… А сейчас Цифра повзрослела. Сейчас плюхой или выбитым зубом не отделаешься. Наверное, это и было то самое, что в ней изменилось за последний год, – яма, пропасть, засада стояли там, за прикрытыми челкой глазами. Фиг поймешь, короче…

Ниндзя и сам не знал, откуда взял все это.

Он тоже рассмеялся, просто чтобы не выглядеть дураком.

– Водка! – сказал он, протянув вперед руку с бутылкой. – Посидим?

– Мне домой. – Она надула розовый пузырь из жвачки. – Мать с Ящиком ждут. Убьют, если долго не приду.

– Забоялась! – не удержался он.

– Дурило ты, – сказала она спокойно. – На махан жилплощадь записана, мне рыпаться нет возможности. Когда-нибудь я оболью их бензином и подожгу обоих.

– Зачем?

– Затем, что плохо занимались моим воспитанием, – она помолчала. – Ты что, совсем без мозгов? Чтобы хату на себя переписать, зачем еще?

– А-а. Круто, – промямлил он.

– Ладно. Я пошла.

Она повернулась.

– Так это… Подожди, – он обежал ее, помахал бутылкой «Хлебной», как милицейским жезлом. – Давай вечером тогда, что ли… Посидим, это… Ну, там, пятое-десятое, а?..

– Где? В «Кружке»?

– Ты чего? «Кружка» закрылась давно! Франц на Левбердон слинял, а вместо «Кружки» сейчас мини-магазин… Во дворике где-нибудь приземлимся, а чё?..

Ему показалось, что Цифрины глаза под челкой презрительно прищурились.

– Ну, или к Берцу в гости… – сдался Ниндзя. Он бы предпочел, конечно, обойтись без Берца… Ну да фиг с ним. – У него старики в Придонск уехали, хата свободная…

– Берц. Сейчас вспомню, – она с силой выплюнула жвачку. Та приклеилась к мусорному баку. – Вспомнила. Кривозубый такой?

– Точно! – обрадовался Ниндзя.

– Ладно.

Она обошла его и пошла прочь.

– Так значит, на этом месте, в семь! – крикнул вдогонку Ниндзя. – Договорились?

Кивнула, не оборачиваясь. Истерзанный ливер внутри бурлил, прыгал и стекал по стенкам. Приятно так… Ёханый бабай!

Ниндзя еще какое-то время стоял и пялился на ее шорты. И улыбался. «Неужели прорежет?» – билась в голове сладкая мысль. И он побежал к Берцу.

Вначале все пошло хорошо. Берц поорал, но потом как-то неожиданно быстро сдулся. «Хрен с тобой, – сказал, – помни мою доброту». Он пообещал к семи свалить из хаты, а ключи оставить в электрощитке (литр пива за услугу!). Теперь надо было, чтобы Цифра не обманула. Но она пришла. Опоздала, правда, минут на двадцать, но пришла. Правда, Берц мог подвести и не оставить ключей. Нет, и ключи были на месте. Ниндзя открыл дверь и сделал картинный жест рукой.