Антикиллер-5. За своего… - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 31

Ну, а Водолаз сперва стал шевелить головой. Как будто у него шея чесалась, а почесаться нельзя. Потом задергал глазом. И Сержант очень тихо сказал, как будто дым в сторону выпустил: не дергайся, блить, остынь. Они очень стреманутые, эти речпортовские. Но я их понимаю, я бы и сам таким стал, когда пожил посреди этой вони и мух.

Потом вернулись Север с Кащеем, и мы очень быстро свалили оттуда. Ужинали в «Кренделях», чего-то праздновали как будто, но я опять ничего не понял, если честно. Но это была первая нормальная жрачка в Тиходонске. Я, конечно, вареники заказал.

Потом мы с Муреной курили на балконе, и он мне маленько растолковал, что к чему. Интересно. Север, оказывается, «выходит из мрака», как он сказал. Договаривается с правильными пацанами, чтобы на трон влезть. Чего, говорю, это Водолаз, что ли, правильный пацан? У него же глаз дергается, и вообще он хромой. Мурена сказал, что Водолаз не в счет, он у речпортовских почти никто, потому что его Гарик привел, а ногу ему какой-то Боцман прострелил. Зато Кащей – он из старой речпортовской гвардии, поэтому он в уважухе, даже Корнилов-старший к нему прислушивается. Так. Ага. А кто такой этот Корнилов, спрашиваю? А Корнилов – это главный из речпортовских, их было раньше двое, старший Корнилов и младший Корнилов, но младшего на Северном кладбище контузило, когда там Гарика хоронили, младший сейчас не при делах… Исступняк прямо. Блить, говорю, так почему тогда Север с Кащеем терки терет, а не с Корниловым (не контуженый который), раз он самый главный? А это, говорит Мурена, это стратегия называется… Стратегия! Потому что Корнилову наш Север сто лет не упал, Корнилов и сам бы на трон влез, если бы ему дали. Но Корнилов не воровской масти – обычный бандос, из «спортсменов», ему трон никто не даст, хоть за ним три десятка стволов, а Север – он в законе, его этот трон по праву, но у него подкрепы нет, бойцов, понимаешь? Вот он подкрепу и ищет среди рядовых речпортовских, чтоб они поддержали его на случай разборки, а заодно он у Корнилова силу отбирает таким образом… Понял? И движуха уже пошла, Кащей готов за нас подписаться, а за ним и другие будут, и третьи. В общем, блить, веселье начинается, скоро будем в «Аксинье» номера снимать!..

Для меня все это как-то слишком сложно, насамделе. Вроде я Мурену давно знаю, и Шмеля тоже, и всегда мы думали точь одинаково. Точь в одной, как говорится, струе. А сейчас вот, как переехали в этот Тиходонск, что-то изменилось. Они изменились. А вот я – ни фига не изменился. Это правильно или нет, спрашиваю?

Мурена сходил в зал, засосал еще стакан, вернулся и говорит: я понял, Хобот, говорит, твой уровень – это Кульбаки. Вот какой твой уровень. А здесь не Кульбаки, здесь Тиходонск, южная, блить, столица. Здесь мозгами шевелить надо. Обидно мне такое слышать от кореша.

Потом еще одна встреча. Крепкий такой пацанчик, шустрый. Глаза – как две дырки в электророзетке.

– Босой ничего не решает походу, – быстро соглашается он. – На Босого все кладут. Хоть он и Смотрящий…

Пацанчика звать – Колотуха. С ним Болик, Лелик и Круглый. И все они работают на того самого Босого… По всему выходит, что они суки, а оказывается, что это стратегия… Я этого не понимаю, но молчу.

– У нас тут сейчас не проссышь что, – ведет дальше речь Колотуха. – Даже не двоевластие, а беспредел полный. Он последние полгода даже на улицу почти не выходит, в берлоге своей зарылся, нос не кажет… А город догнивает походу, вразнос идет, и всем пох.

– Это не дело, – Север шевелит челюстями. – Надо исправлять. Я за этим и вернулся.

– Это правильно! Давно пора! – радуется Колотуха.

Перед Севером он сразу встал на цырлы, как только узнал его в этом фуфловом куртеце и с бородкой.

– Я здесь наведу порядок. Беспредельщиков к ногтю… всю гниль, всю моль здесь повычищу и повыжгу… весь город перетряхну, как старый ватник…

Север говорит тихо и ровно, без напряга, ему нет нужды перед Колотухой выделываться, Колотуха и так чуть из штанов не выпрыгивает.

– Крови лишней мне не надо… Босой – хрен с ним – пусть лежит себе дальше на печке, лапу сосет, я его трогать не стану… Вот только бы сам он быковать не начал… Как думаешь?

Колотухе лестно, что у него такой человек совета спрашивает, аж покраснел от счастья.

– Думаю, э-э… Думаю, начнет!

– Это плохо. В смысле, что… Люди-то у меня есть, много людей… и стволы тоже (ну, это Север врет. Стратегия!)… Только я хочу, чтобы все прошло тихо-мирно… А для этого нужно, чтобы честные пацаны, вот как ты, чтобы они подписались за меня, а не за Босого… когда придет время.

– Не вопрос! – ревет Колотуха, честный пацан, из глаз-дырок искры летят. – Мы с тобой Север, если что! Я правильно говорю, пацаны?

Болик с Леликом тоже ревут. И Круглый ревет.

Север накидывает капюшон на голову, садится в «мерс», говорит Шмелю:

– Все на мази. Поехали.

Так и катаемся по «стрелкам». Кто такой Гуссейн, я так и не понял.

Носатый, лощеный, костюм табачного цвета, золотые очки…

Он просто расцвел, когда увидел нас. Обнял Севера, по спине похлопал. Как родной отец.

– Ай-яй, Север, дорогой! Ай-яй, живой, красивый! Как мне приятно видеть тебя снова, ай-яй!

В этом ресторане просторные кабинки с диванами, и телевизор висит в каждой, и девки-официантки все как на подбор, а по центру в главном зале бассейн с подсветкой и пузыри идут. Нам с Муреной и Шмелем поставили бутылку какого-то крутого коньяка, а Север с Гуссейном ушли в другую кабинку.

– Он кто? – спросил я.

Шмель сделал знак: молчи. Это ресторан Гуссейна, здесь лучше метлой не мести по пустому.

Мы с Муреной в два присеста выжрали коньяк, не успели губы вытереть, а тут же прибежала роскошная девочка, принесла новую бутылку, сама разлила нам по бокалам, улыбается:

– Еще чего-нибудь желаете?

– Желаю! – не выдержал, брякнул я.

Она даже не покраснела. Просто улыбнулась мне так приветливо, по-свойски, точь и она бы не прочь тоже, очень даже не прочь, но в другой раз, не сейчас, не сегодня… И ушла. Я таких девчонок раньше только по телевизору видел.

– Давай, – говорю, – Мурена, быстрее оприходуем этот пузырь. Хочу, чтобы она опять пришла.

Но оприходовать мы не успели, потому что вернулись Север с Гуссейном. Теперь уже сияют оба. Просто не разлей вода. И здесь, похоже, у Севера все на мази. И у нас, значит, тоже на мази… Я тут же представил, как мы с той девчонкой весело проводим время в моем личном люксе в «Аксинье». Шампанское рекой, шелковые простыни, все такое. Мы – короли! Во времена настают!

Ночные цикады волнами накатывают, ближе, дальше, опять ближе… точь убаюкивают нас перед «делом». Машины гудят напружно – неподалеку главная улица и площадь какая-то с театром, который на трактор похож. А с другой стороны Дон, только его сейчас не видно, потому как темно. И тихо. Точь у нас в Кульбаках. Место зовется Солянка. Оно вроде как и в центре, но словно не в городе, а в деревне. Домишки хлипкие, улицы темные, фонарей раз-два и обчелся, туалетом воняет… Короче, место захудалое. Если бы кто сказал, что в этой дыре окопался Смотрящий по Тиходонску, я бы не поверил.

Но проблема не в этом. Проблема в другом.

Все пришли в назначенное время, как договаривались.

А Водолаз не пришел.

Ждали его минут десять. Телефон не отвечает. Отправили Болика с Леликом прошвырнуться туда-сюда – может, он напутал чего, может, в другом месте стоит… Болик-Лелик вернулись, разводят руками-лопатами.

Короче, нет Водолаза.

По мне так даже лучше, стремный он какой-то, мне так с самого первоначала показалось. Но Север занервничал, стал челюстями шевелить.

– Это плохо.

Ясен день, что ничего хорошего. А может, и обойдется?..

Стволы у четверых: Севера, Шмеля, Кащея и Колотухи.

У нас с Муреной по финскому ножичку.

У Болика и Лелика бейсбольные биты под куртками спрятаны.