Хедин, враг мой. Том 1. «Кто не с нами…» - Перумов Ник - Страница 6

Сознания Хедина вновь коснулся многоголосый шёпот-вопль. Вопль ужаса и отчаяния, нескончаемых, которые будут вечно – ибо, думал Хедин, кто знает, что случается с пленёнными душами, когда тело козлоногого удаётся убить?

Сможет ли он их остановить? Сможет ли задержать их падение?

Что-то ведь уберегает его от участи сделаться… э-э-э… одним из козлоногих?

Великий Предел, подумал он. Творец создал всё… весомым, определённым. Воплощённым, даже если это столь бесплотное создание, как душа.

Всё, кроме нас, Истинных Магов. Мы – великий предел, мы грань, мы то, что отделяет. Нас нет, и мы есть. Мы то, что между самыми крошечными из крошечных кирпичиков сущего. Мы – Великий Предел, и даже сам Неназываемый не имеет власти над нашей сутью.

Боги тяжелее, вещественнее. Истинные Маги – легче и подвижнее. Воля Великого Предела сильнее, чем даже притяжение.

Хедин потянулся к падающим душам. Сам он, похоже, достиг некоего собственного дна и более не проваливался.

Он тянулся к ним от отчаяния и гнева. Тянулся, потому что великая работа Творца не должна доставаться чудовищу, обращающему их в свои тупые орудия!..

Его вновь окатили волны беззвучного многоголосья. И вновь, как и в первый раз, Хедину почудились какие-то начала последовательностей, согласованные перепады, приливы и отливы – и вновь ему не удалось извлечь из этого никакого смысла.

Он только осознавал, какая же огромная сила сжата здесь в крошечный объём. И какая катастрофа может разразиться, если эта сила каким-то образом получит свободу, даже и не путём пожирания всего Упорядоченного.

Он должен дотянуться. Обязательно должен.

Воля, сила, желание, возможность. У него не осталось рук, он отбросил заклятья, весь их арсенал, как мешающие костыли.

Воля и тяга.

Здесь, в потоке гибнущего пространства, где не осталось привычных структур Упорядоченного, где перемолотые останки текли и текли, влагая самое себя в Неназываемого, становясь им, оставалось одно действующее начало – воля.

Души дрогнули. Их падение чуть-чуть замедлилось. Они плыли теперь ближе к Хедину; не остановились, но пути их сместились.

Ещё! Давай ещё!

Он разрывался и гас.

То ничтожно крошечное, ворвавшееся в твердыню Неназываемого, грозило-таки утратить свою суть, своё определение, своё предназначение.

Души всё ближе. Нет, отнюдь не бледные призраки, какими они путешествуют по Чёрному Тракту, начинающемуся на Гнипахеллире. Такие же, как и он сам, мельчайшие частицы Сущего, только и могущие выжить там, где гибнет даже пустота.

Хедин тянул их к себе, поражаясь собственному усилию и в то же время ощущая, как тает его… нет, даже не «сила». Тает его суть. Развоплощается, исчезает, растрачивается.

Он чётко ощущал предел. Свой собственный предел, увы, не тот Великий, чем был он сам и о котором им толковали ещё птицеглавые наставники.

Великий Предел, словно рассекающий надвое его самого.

Там, где нет различия, нет и движения.

Верно это и для Истинных Магов.

Потому что он всё равно оставался Истинным Магом, так и не разгадав тайну божественности.

Души сжимались вокруг него, собирались в некое подобие кокона, и Хедин ощутил вдруг, что убывание его замедляется.

Да и души больше не проваливались.

Они окружили его, каждая по отдельности и все вместе, как совокупность.

Они держались сами и держали его. А он – держал их.

Наблюдающий и Действующий замерли.

Наблюдающего это приятно удивило. Неожиданно, неожиданно. Кто бы мог подумать! Существующие модели, получается, неточны, причём очень сильно неточны.

Действующий нетерпеливо дёрнулся, словно успев застояться. На него давил поток пустоты, ему, пожалуй, приходилось труднее всех – потому что Действие без Мысли поистине обречено.

А на ближних подступах к Обетованному вскипала битва, расползалась истекающими кровью щупальцами попавших под удар колонн.

Подмастерья принимали бой.

А Сигрлинн у врат Асгарда Возрождённого его предлагала.

Сигрлинн шла вдоль строя своих рыцарей. Всё готово, все готовы. Готовы Ночные Всадницы. Готова она сама – свирепая решимость сквозила в каждом жесте, в каждом движении.

Хедин-наблюдающий видел это и чувствовал.

Хедин-действующий отмечал изготовившиеся к броску войска. Видел, что штурм действительно пойдёт серьёзный. Сигрлинн не намеревалась отступать.

Асгард Возрождённый стоял – тёмный, словно вымерший. Скрылся куда-то даже исполинский волк Фенрир.

И, кроме домена Демогоргона, Асгард был, пожалуй, самым недоступным для взоров Хедина-наблюдающего местом.

Сигрлинн шла вдоль строя.

Вился на ветру белый стяг с золотисто-алым фениксом.

Рыцарей собралось не так уж и много, несколько тысяч, самое большее. Ночных Всадниц едва ли сотня.

И с этой армией штурмовать Асгард Возрождённый, с ожившим Иггдрасилем и четвёртым Источником?

Сигрлинн, похоже, не сомневалась.

Вот она замерла в самой середине строя.

Вот вскинула руку, изгибая немыслимо тонкий стан.

Вот рука её упала, и в следующий миг на месте, где только что стояла чародейка, взвихрился огненный смерч.

Линия рыцарей дрогнула и двинулась вперёд. Мерным, спокойным, даже каким-то неторопливым шагом.

Ни тебе осадных башен, ни штурмовых лестниц. Среди тяжеловооружённых рыцарей, до глаз закованных в броню, потерялись небольшие кучки арбалетчиков.

Что она делает?! Что она задумала?

Хедин-наблюдающий с интересом воззрился на происходящее. Хм, что ж такое измыслила его возлюбленная, похоже, нечто весьма занятное. Пожалуй, всё-таки стоит последить. Несмотря на вполне очевидные «но».

Из-за поворота одной и той же просёлочной дороги вынырнули головы различных маршевых колонн быкоглавцев.

Дорога одна и та же. Те же повороты, те же лужи, та же колея.

Разнятся лишь те, кто встретит наступающих четвероруких воителей.

Орки Болг и Горм избрали старый добрый способ орочьих воинов; опасность полагалось встречать грудью, прибегающий к засадам, обходам, охватам, нападениям на лагеря считался утратившим честь и, следовательно, оказывался вне закона.

Горм одним прыжком оказался прямо на середине дороги, огромная секира с шипением рассекла воздух. Он был славен далеко не одной только ловкостью с оружием, но слегка опешившие сперва быкоглавцы этого не знали. Они видели лишь одинокого орка в тяжёлой броне, верно, окончательно лишившегося рассудка.

Маги-коротышки в коротких плащах выдвинулись вперёд, что-то запищали возбуждённо могучим быкоглавцам, тыча пальцами в орка-секироносца.

Горм зарычал, завыл по-звериному, так, что из-под шлема полетели клочья белой пены. По-прежнему крутя массивную секиру одной рукой, он шагал прямо на замершую толпу врагов.

И они приняли вызов.

Огромный, массивный быкоглавец с обрубленным наполовину правым рогом двинулся навстречу орку. В каждой из рук он сжимал по длинному мечу, какой ни за что не поднять обычному человеку.

Коротышка в коричневом плаще, неотличимый от прочих магов этого племени, почти что повис на правом нижнем локте исполина, но тот лишь отмахнулся. Коротышка взлетел вверх тормашками, перевернулся в воздухе и плюхнулся на спину. Плюхнулся и остался лежать неподвижно.

Орк ростом едва достигал груди четверорукого великана. Его секира, столь грозная и устрашающая, против этого быкоглавого гиганта казалась детской игрушкой.

И тем не менее Горм атаковал.

Его боевой клич оглушал. Казалось, вместе с ним глотку раздирает самое меньшее тысяч сто его собратьев.

Ноги орка пожирали сажени. Отделявшее его от быкоглавого великана расстояние он преодолел в два прыжка. Секира врезалась в устремившийся ей наперерез меч великана и рассекла его так же легко, словно клинок был тонким прутиком.

Горм рубанул вновь, на сей раз вкось, и его секира разрубила локоть быкоглавца. Правая верхняя рука тяжело шлёпнулась наземь, из культи хлынула кровь.