Убить Ланселота - Басирин Андрей - Страница 12

• Предыдущая
• 12/74
• Следующая

На пирах Форик чувствовал себя не в своей тарелке. Это не метафора. Его соседям по столу приходилось держать ухо востро. Стоило зазеваться, и Неудачливый Влюбленный выгребал все подчистую. Неудивительно, что за время безутешной жизни в Деревуде он сильно раздобрел.

Сосед Форика толкнул его локтем, и Влюбленный поднял голову. Лицо толстяка ничего не выражало – у дерюжного мешка мимика и то богаче. «Сколько же ему лет, бедняге? – подумал Хоакин. – Тридцать? Пятьдесят? Как звали ту единственную, ради которой он пришел в Деревуд? Помнит ли он?»

– Я рад, что вы здесь, – начал он. – Потому что могу сказать все, что думаю. И вы поймете меня правильно.

Разбойники взорвались аплодисментами.

– Браво капитану! – послышалось с разных сторон. – Браво!

Хоакин сделал недовольный жест, и крики смолкли.

– Когда-то, – задумчиво начал он, – Деревуд назывался землей справедливости. Давненько, но я еще помню. Спросите себя сегодня: жив ли в наших сердцах вольный дух? Разбойники мы или погулять вышли?

Хоакин чувствовал, что говорит не то. И не так. Но разбойники взорвались аплодисментами.

– Браво! Браво! – слышалось со всех сторон.

– Это он, наш капитан!

– Режет правду-матку в глаза! Как всегда.

Поднялась буря. Стрелки стоя аплодировали мятежному капитану. Реми все порывался сказать; наконец ему позволили, и он, расцвечивая повествование «фугами» и «тремолами», произнес ответную речь. И понеслось.

– Хоакин! – прозвенел над ухом тоненький голосок. – Не верти головой, Хок. Это я, Маггара.

– Что с д'Арлатаном?

– Он не тот, за кого себя выдает. Но главное – Антуанетта! Она…

– А теперь, – возвысил голос Реми, – овеянная девятилетиями традиция. Наш гость благодарит капитана за пир и вручает ему ценный подарок. Просим, просим господин д'Арлатан!

Граф поднялся. В руках его поблескивала лаком маленькая плоская шкатулка.

– Безмерно польщен, господа, – раскланялся граф. – Польщен и тронут. Вот мой дар. Примите с восхищением.

Хоакин засунул шкатулку за пояс.

– Премного благодарен, господин д'Арлатан. Вот только сдается мне, что вы продешевили… ваше ма-гичество.

– Магичество? – Граф захихикал. – Боюсь, вы меня с кем-то путаете.

Истессо вытащил из ножен шпагу:

– Отнюдь. Вы – Бизоатон Фортиссимо, шарлатан Тримегистии.

– Хок, опомнись! – закричал Реми. – Он же ни капли не похож!

Острие замерло в дюйме от горла д'Арлатана.

– Наш шарлатан – маг. Всем известно, что он меняет лица, как перчатки, а перчатки, как убеждения. Прошу, ваше магичество, снимите маску.

– Не узнал, брат… плохо, – отозвался тот. – А ведь мы с тобой давно знакомы.

– Ай-яй-яй, – произнес женский голос, – стыдно, Истессо. Меня вы совсем не принимаете в расчет? Какая беспримерная политическая глухота!

– И слепота, – поддержал граф.

– И насморк.

Антуанетта провела ладонью над лицом, и о чудо! – внешность перезрелой сухонькой красотки развеялась словно облачко мела. Рядом с графом стоял коренастый человек в фиолетовом колете с буфами, при шпаге и ордене Зверя. На правом глазу оборотня красовалась черная повязка. Голову украшала шляпа с короной и серебряными рунами.

– Приветствуйте своего шарлатана, мерзавцы! – произнес он.

– Но как же… Бизоатон…

Д'Арлатан также разлетелся облачком мела. Вместо него стоял невысокий худенький юноша, похожий на галчонка. О нем Хоакин до-чиха мог бы порассказать многое: Неддам де Нег, первый министр, был частым гостем в Деревуде.

– Как вам маскарад? – весело поинтересовался одноглазый. – Похоже, наша маленькая проказа удалась.

Оцепенение среди разбойников длилось недолго. Верноподданнический дух победил; грянули аплодисменты. Реми склонился перед шарлатаном:

– Выше всяческих похвал, ваше магичество! Д'Арлатан – не шарлатан. Шарлатан – не д'Арлатан. Очень неожиданно. И ново! Примите мои поздравления!

– Но где же Бизоатон? – тупо повторял Хоакин.

– Все просто, друг мой. – Неддам выдержал торжественную паузу. – Тримегистийский шарлатан Бизоатон Фортиссимо скончался два дня назад. Перед вами – новый шарлатан Тримегистии, его магичество Фью Фероче.

Одноглазый раскланялся.

– Шарлатан умер, – разнеслось над лесом, – да здравствует шарлатан!

– Это не все, – продолжал первый министр. – Истинная цель нашего визита – проверка состояния дел на местах. Недавно пришла анонимка… – да, сударь! – сообщающая, что в Деревуде неладно с показателями ограбляемости. Проверив обстановку, мы утверждаем, что факты, изложенные в письме, подтвердились.

– Вредитель! – заорал Реми, указывая на Хоакина. – Он, он! Развалил хозяйство! Взять его, ребята.

Хоакин поднял голову. Разбитую скулу саднило, в висках шумела кровь. Скрученные за спиной руки онемели и стали совершенно чужими.

Ай-яй-яй! Стыдно, братец. Можно понять того Хоакина, что впервые пришел в Деревуд. Двадцать три – не возраст. Можно тешить себя иллюзиями, верить в людскую честность и порядочность. Но сто двадцать три – это иное. Пора уж соображать что к чему.

Все-таки в чем-то Бизоатон промахнулся со своим заклятием… После каждого чиха стрелок становился прежним. Прежним, да не совсем. Он забывал все, что с ним произошло, на нем заживали раны – даже самые серьезные. Даже увечья. Но уверенность в себе, внутренняя сила никуда не исчезала. У проклятия не было власти над душой Истессо.

Конечно же анонимку написал Реми. И он же сменит Хоакина на посту капитана стрелков. Что ж… Бог в помощь. Тому, кто впустил предательство в земли справедливости, долго не продержаться. Разбойники сами расправятся с ним.

Пока же надо разобраться с насущными бедами. Разрезать веревки, стянувшие руки.

– Маггара, – позвал Хоакин. – Ты где?

– Я в чайнике, Хок, – послышалось над головой. Голосок феи звенел приглушенно, словно из колодца. – Они подушку сверху набросили. Помоги, Хок!

Пятно закатного солнца высветило гобелен на стене. Заблудившийся в лубочном лесу олененок смотрел на разбойника со страхом и надеждой.

– Сейчас, Маггара. Все сделаем.

Разбойник заерзал, пытаясь подтянуть ноги к животу. Связали его бестолково, но надежно: просто примотали спиной к ножке стола. Казалось бы, пара пустяков: поднять стол, опрокинуть… но – мешала кровать, не давая подогнуть ноги под себя.

– Маггара, приготовься. Я раскачаю стол и сброшу чайник.

– Не надо, – взвизгнула фея. – Я высоты боюсь!

– Ты же умеешь летать, – удивился стрелок.

– Какая разница. Это экзистенциальный страх. Такие бывают, я читала!

Экзистенциальный… Слово-то какое. Хоакин уперся ногами в кровать и принялся раскачиваться. После третьего толчка чайник кувыркнулся со стола.

– Хок! Ах! – Вокруг разбойника закружилось бирюзовое пятнышко. – Ты живой? Я так переволновалась!

– А что со мной случится?

– У тебя синяк под глазом.

– Пустяки. Чихну разок – все пройдет. Лучше нож отыщи. Или ножницы.

В камине зашуршало. Осыпались полуобгоревшие поленья, мелькнул золотистый отблеск на полу.

– Ножа нет, – деловито сообщила фея. – Есть маникюрные ножнички. Сгодятся?

– Давай.

Печальная саламандра выбралась из кучи пепла. Припухший от слез носик сморщился, чешуйки светились тускло-оранжевым.

Маггара радостно встрепенулась:

– Инцери вернулась! Очень вовремя. Поможешь нам?

– Ага. – Саламандра безучастно посмотрела на фею. – Только моя жизнь кончена. Он меня разлюбил.

– Кто именно?

Инцери выудила из ведра кусок угля и принялась жевать.

– Дамаэнур. Он сказал (чавк-чавк), что ему нравятся прямые волосы (чавк-чавк). Ну да, конечно. Он видит идеал женщины воздушным и утонченным, (чавк) Исполненным грации (чавк-чавк). Он не сказал, конечно, что у меня толстая попа. Но это подразумевалось само собой.

Ящерка всхлипнула, ей было очень себя жалко. Фея отбросила ножницы и спорхнула к подруге.

– Да ты что? – обняла она элементаль за плечи. – Брось уголь, слышишь? Не наедайся на ночь сладкого!

• Предыдущая
• 12/74
• Следующая