Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов) (ЛП) - Элли Роберт - Страница 128

Она миновала гостиную, где под простыней пылилась старая мебель, и вышла в коридор.

Он стоял у двери в маленькую комнату, разглядывая выступающий конец матраса, одной рукой упершись в бок, другой опираясь о стену.

— В маленькой комнате матрас не поместится, — констатировал он, словно это и без того не было ясно.

— Я не знаю твоего имени, — сказала Жанна.

— У меня нет имени.

Вот те раз, подумала Жанна.

— Сказать тебе, как меня зовут?

— Нет.

— Но меня…

Она никак не ожидала удара. Он, похоже, всего лишь дернул кистью, но тыльной стороной крепким ударом повернул ей голову. У Жанны отвалилась челюсть и распахнулись глаза — настолько это было внезапно, жутко и гнусно.

— Не хочу я знать твоего имени, — заявил он с угрозой, упершись взглядом в ее глаза. — Нет у тебя имени, и у меня тоже нет. Тут никого никак не зовут. Никого!

— Ты чокнутый, — всхлипнула Жанна, схватившись за щеку, и расплакалась.

— Может, и чокнутый. Но я ничего не желаю знать о тебе. Плевать мне, где ты живешь и откуда взялась. Ничего не хочу знать. Ничего! Ясно?!

Он уже перешел на крик.

— Ты меня напугал, — пожаловалась она, утирая слезы.

— Ничего! — повторил он. Теперь он говорил спокойно, глядя ей прямо в глаза. — Мы с тобой будем встречаться здесь и не будем знать, кто как живет за стенами этой квартиры.

Его голос оказывал на Жанну гипнотическое действие.

— Но почему? — робко спросила она.

Полу не было ее жалко. Он подошел и положил руку ей на горло. Под мягкой и нежной кожей прощупывались напряженные сухожилия.

— А потому, — сказал он, — что имена нам тут ни к чему. Мы забудем все, что знаем, — всех знакомых и все наши дела, всю нашу жизнь. Забудем все напрочь.

Она попыталась это представить.

— Но я не смогу. А ты сможешь?

— Не знаю, — признался он. — Ты боишься?

Она не ответила.

Пол начал не спеша расстегивать на ней платье. Наклонился поцеловать Жанну, но та отвернулась.

— Сейчас не хочу, — сказала она, опустив глаза. — Позволь мне уйти.

Пол сжал ее руку. Впустую.

— Завтра, — пробормотала она, поднесла его руку к губам и поцеловала. — Прошу тебя, завтра я тебя захочу.

Они застыли, глядя друг другу в глаза, — тюремщик и его нежная поднадзорная, — и никто не знал, что за этим последует.

— Ладно, — наконец вымолвил он. — Добро. Так хоть в привычку не войдет.

Он склонился к ней, запустив руку ей в волосы, вдыхая ее запах.

— Не целуй, — попросила она. — Поцелуешь — я не смогу уйти.

— Я тебя провожу.

Они медленно прошли по коридору, словно не желая расставаться. Не касаясь друг друга, они тем не менее остро ощущали взаимное притяжение и то, чем способна их одарить телесная близость. Именно это их связывало намертво. Пол отомкнул дверь, Жанна вышла на площадку.

Она обернулась попрощаться, но тяжелая дверь уже затворилась.

Глава пятая

После ухода Жанны Пол испытал не душевный подъем, а всего лишь мрачное чувство превосходства. Большего он и не ждал, но даже это выветрилось у него из памяти, когда он вернулся в гостиницу, ощутил вонь гниющей рыбы из сточной канавы на улице, куда опрокинулся мусорный бак, услышал вопли, про которые сперва подумал — где-то кого-то истязают, и лишь потом сообразил, что это орет оставшийся без присмотра младенец. Он задался вопросом, кричала ли Роза, кончая с собой, однако решил, что она ушла от него молча, как жила с ним все эти годы. Этим своим молчанием да еще тем, что не оставила ему предсмертной записки, она уязвила его глубоко и надолго. Жизнь вообще была в его глазах грязью, мерзостью и мукой: любой резкий звук или досадная мелочь действовали ему на нервы, так что порой он с огромным трудом удерживался от диких выходок.

В холле гостиницы не было ни души. За маленькой конторкой, на которой лежала потрепанная регистрационная книга, — Пол держал ее лишь постольку, поскольку этого требовали правила, а не потому, что его интересовали фамилии постояльцев, — находилась его комната, и дверь в нее стояла открытой. Там кто-то был. Пол тихо скинул пальто, бросил на конторку и скользнул в дверь. Сейчас он бы с радостью схватился с кем-нибудь врукопашную, но это была его теща, флегматичная женщина средних лет в простом черном пальто и шляпе с вуалью. Веки у нее покраснели, под глазами набрякли мешки, похожие на синяки. Толстый слой пудры не мог полностью скрыть нездоровую бледность кожи. Она вытащила ящик комода и стоя лихорадочно рылась в Розиных вещах.

Он не стал ей мешать. Матушка — она сама попросила так ее называть, и он легко привык к этому обращению — вызывала у него смешанные, однако отнюдь не плохие чувства. Она и ее муж-лизоблюд относились к мелкой буржуазии, которую Пол презирал; но он знал, что теща любила дочь и безуспешно старалась ее понять. Пол считал, что только он понимает Розу, и жестокий удар, нанесенный по этой самонадеянной убежденности прошлой ночью, заставил его проявить теперь к теще больше терпимости. В конце концов, Матушка сама отдала им гостиницу, хотя ни к чему хорошему это не привело. Возможно, у них бы что-нибудь получилось, если б они уехали из Парижа…

Она обернулась и увидела Пола. С секунду они помешкали, потом разом шагнули друг другу навстречу и обнялись. Пол ощутил под руками ее плотное тело и вспомнил, как они с Розой по воскресеньям ездили поездом в свой летний домик недалеко от Версаля. Матушка неизменно давала им в дорогу рагу или еще какую-нибудь немудреную снедь и местное белое вино, сухое и немного шипучее, которое не пьянило.

— Я приехала пятичасовым, — сказала она и взглянула на него устало и горько. — О господи, Пол, — всхлипнула она.

Ему нечего было ей сказать, он страшился расспросов. Быть может, она поймет, что всякие вопросы бессмысленны. Она отвернулась и принялась, будто что-то ее заставляло, перебирать бумажки, пуговицы, булавки и другие личные мелочи на столике у постели Пола.

— Отец в постели, с астмой, — сообщила она. Ни она, ни Пол не жалели, что старик не приехал: у него не лежала душа ни к зятю, ни к дочери, хотя он из трусости не говорил об этом прямо. — Доктор его не пустил. Оно и к лучшему.

Она подошла к платяному шкафу и открыла его, не спросившись у Пола; порылась в платьях Розы, провела рукой по верхней полке, одну за другой достала Розины сумочки и грудой свалила на постель. Каждую она переворачивала и встряхивала, но обнаружила только старую губную помаду.

— Что вы ищете? — с растущим беспокойством спросил Пол. Пожалуй, их обоюдной симпатии надолго не хватит, подумалось ему.

— Какого-нибудь объяснения, — ответила Матушка. — Письма, знака. Быть того не может, чтоб моя Роза ничего не оставила родной матери. Ни единого словечка.

Она разразилась долгими захлебывающимися рыданиями. Пол собрал сумочки, положил на полку, закрыл шкаф. На шкафу стоял чемодан, где Роза хранила всякие памятные мелочи; Пол уперся в него взглядом. Не имеет смысла показывать их ей, они все равно ничего не объясняют.

— Я же сказал вам по телефону, — произнес он. — Она ничего не оставила. Искать бесполезно.

Он поднял большой парусиновый саквояж, с которым она приехала, и почувствовал — тяжеловато для короткой поездки. Ему не хотелось, чтобы она задерживалась в гостинице: своим видом она напоминала ему о Розе и обо всех вопросах, оставшихся без ответа.

— Вам нужно отдохнуть, — сказал он тоном, исключающим возражения. — Наверху есть свободные комнаты.

Пол повел ее к лестнице. Матушка заметила, как износилась дорожка и как вылезает из-под прутьев на каждой ступеньке; не ускользнуло от ее внимания и то, что круглый плафон медной лампы у конторки дал трещину, а прозрачные каемки на матовых стеклах в парадной двери с год как не протирались. Появился в гостинице и запах, какого она не помнила, — вроде запаха старого камамбера

[8]

, — и она вдвойне порадовалась, что муж не поехал.