Капитал в XXI веке - Пикетти Томас - Страница 101

Крах принципов «делового администрирования» и тот факт, что назначение самых высоких зарплат слабо связано с рациональной логикой производительности, убедительно доказываются не только сравнением того, как протекала эта эволюция в различных богатых странах начиная с 1970-1980-х годов, но и следующими данными. Когда обобщаются базы данных на уровне отдельных компаний — это можно сделать для котируемых компаний в богатых странах, — довольно трудно объяснить имеющиеся различия в вознаграждении руководителей эффективностью данных компаний. Разницу в отдельных показателях эффективности, таких, как рост продаж предприятия, уровень прибыли и т. д., мы можем разложить на факторы, внешние по отношению к предприятию (например, общая конъюнктура, скачки мировых цен на сырье, изменения обменных курсов или же экономические показатели данной отрасли в целом), и на прочие факторы. Руководители компании могут повлиять, по крайней мере частично, лишь на факторы второго типа. Если бы вознаграждения определялись на основе логики предельной производительности, то следовало бы ожидать, что влиять на них могут лишь факторы второго типа, тогда как факторы первого типа никак или почти никак на них не воздействуют. Однако в действительности мы наблюдаем совершенно противоположную ситуацию: именно когда продажи или прибыли растут вследствие внешних причин, зарплаты руководства увеличиваются быстрее всего. Наиболее явно это прослеживается при исследовании американских компаний; Бертран и Муллайнатан называют это «вознаграждением за удачу» («pay for luck»[322]).

К этому подходу мы вернемся в четвертой части, где применим его к более широкому материалу. Мы увидим, что тенденция к тому, чтобы «воз- награждать за удачу», сильно меняется в зависимости от эпохи, от страны и от эволюции налогообложения, особенно когда последняя выражается в изменении верхней маржинальной ставки подоходного налога, которая выступает в роли «налогового ограничителя» (если находится на высоком уровне) или в роли «пьянящего стимула» (если она низка), по крайней мере до определенной степени. Разумеется, эта налоговая эволюция в свою очередь связана с трансформацией социальных норм, касающихся неравенства, однако, едва начавшись, она обретает собственную логику. Так, очень сильное снижение верхней маржинальной ставки в англосаксонских странах в 1970-1980-е годы (при том что именно в этих странах были придуманы почти что конфискационные налоги на доходы, считавшиеся неприличными в предшествующие десятилетия) полностью изменило принципы определения зарплаты менеджеров, поскольку теперь у последних появилось намного более серьезные стимулы, чем в прошлом, для того, что всячески добиваться значительного повышения вознаграждений. Мы также исследуем, в какой степени этот усиливающий механизм привел к возникновению силы расхождения, имеющей скорее политический характер: снижение верхней ставки влечет за собой взрывной рост высоких зарплат, который в свою очередь увеличивает политическое влияние — прежде всего через финансирование партий, лоббистских групп и аналитических институтов — социальной группы, заинтересованной в поддержании этой низкой ставки или в ее дальнейшем снижении.

Теперь обратимся к вопросу об имущественном неравенстве и о его исторической эволюции. Он тем более значим, что наблюдавшееся в первой половине двадцатого столетия сокращение неравенства в имуществе — и в получаемых с него доходах — является единственной причиной, по которой в этот период уменьшилось общее неравенство в доходах. Как мы видели, ни во Франции, ни в Соединенных Штатах неравенство в трудовых доходах структурно не уменьшилось между 1900-1910-ми и 1950-1960-ми годами (вопреки оптимистичным предсказаниям теории Кузнеца, основанной на представлении о постепенном автоматическом перетекании рабочей силы из отраслей с наиболее низкой оплатой труда в сферы, где выплачиваются наиболее высокие вознаграждения), а сильное снижение общего неравенства в доходах в основном было обусловлено обвалом высоких доходов с капитала. Все данные, которыми мы располагаем, указывают на то, что ситуация развивалась подобным образом во всех прочих развитых странах[323]. В связи с этим следует выяснить, как и почему произошло историческое сжатие имущественного неравенства.

Этот вопрос важен еще и потому, что концентрация собственности на капитал, судя по всему, вновь стала увеличиваться в начале XXI века на фоне тенденции к повышению соотношения между капиталом и доходом и слабого роста. Вероятный процесс имущественного расхождения порождает множество вопросов, касающихся его долгосрочных последствий, и в определенном смысле вызывает еще больше беспокойства, чем отрыв прослойки топ-менеджеров, географические масштабы которого на сегодняшний день остаются ограниченными.

Сверхконцентрация имущества в Европе и Америке. Как мы уже отмечали в седьмой главе, распределение имущества, а значит, и доходов с капитала всегда отличается намного большей концентрацией, чем распределение трудовых доходов. Во всех известных обществах во все эпохи у наиболее бедной в имущественном отношении половины населения не было практически ничего (как правило, ей принадлежит всего 5 % от общего имущества), верхняя дециль в иерархии имущества владела большей частью того, чем можно владеть (как правило, более чем 60 % общего имущества, а иногда и 90 %), а оставшаяся часть, находящаяся между этими группами (т. е. 40 % населения), обладала долей, составляющей от 5 до 35 % общего имущества[324]. Мы также отметили, что становление настоящего «имущественного среднего класса», промежуточной группы, которая теперь явно богаче в имущественном отношении, чем беднейшая половина населения, поскольку ей принадлежит от четверти до трети национального имущества, безусловно, является самым значительным структурным изменением в распределении богатства в долгосрочной перспективе.

Теперь нам нужно понять причины, приведшие к этому изменению.

Для этого нужно начать с уточнения хронологии. Когда и как началось уменьшение имущественного неравенства? Прежде всего нужно отметить, что на сегодняшний день имеющиеся источники, т. е. прежде всего данные по наследству, к сожалению, позволяют исследовать историческую эволюцию имущественного неравенства в меньшем количестве стран, чем эволюцию неравенства в доходах. Мы располагаем сравнительно полными историческими расчетами в первую очередь по Франции, Великобритании. Соединенным Штатам и Швеции. Однако выводы, следующие из изучения материала этих четырех стран, довольно ясны и совпадают друг с другом, особенно в том, что касается сходства и различий между европейским и американским путями[325]. Кроме того, огромным преимуществом данных, касающихся имущества, по сравнению с данными по доходам является то, что в некоторых странах они позволяют углубиться в историю намного дальше. Мы исследуем материал всех этих четырех стран.

Франция: полигон для изучения имущества. Пример Франции особенно интересен, поскольку речь идет о стране, по которой мы располагаем однородными историческими данными, позволяющими исследовать непрерывное распределение имущества с конца XVIII — начала XIX века.

Это стало возможным благодаря тому, что в 1791 году, вскоре после отмены налоговых привилегий знати, был введен налог на наследство и дарения и создана на удивление современная для того времени и всеохватывающая система учета имущества. Новый налог на наследство, который ввела Французская революция, был всеохватывающим в трех отношениях: им облагались все виды имущества и собственности (сельскохозяйственные земли, городская и сельская недвижимость, ликвидные активы, облигации государственного или частного долга, разнообразные финансовые активы, акции, доли участия в компаниях, мебель, драгоценности и т. д.), кто бы ни был их владельцем (дворянин или простолюдин) и какой бы ни была их стоимость, пусть даже очень маленькой. Цель этой основополагающей реформы состояла не только в том, чтобы обеспечить новый режим налоговыми поступлениями, но и в том, чтобы позволить властям сохранять сведения о любой передаче имущества по наследству (в случае смерти) или посредством дарения (т. е. при жизни его владельца) и полностью гарантировать соблюдение прав собственности для всех. В официальном административном языке налог на наследство и дарения с 1791 года и по сей день входит в более широкую категорию «регистрационных сборов», а если точнее — «пошлин на оформление перехода права собственности», которые взимаются при «безвозмездном переходе» (т. е. при переходе прав собственности, осуществляемой без выплаты денежной компенсации, по наследству или посредством дарения), а также, в определенных условиях, при «переходе на возмездной основе» (т. е. при переходе прав собственности в обмен на деньги или ценные бумаги). Таким образом, каждый собственник, будь то крупный или мелкий, имеет возможность зарегистрировать свое имущество и быть уверенным в своих правах собственности; в случае их оспаривания он может обратиться к силам правопорядка в поисках защиты. Так на рубеже 1790-1800-х годов возникла сравнительно полная система регистрации собственности и прежде всего кадастр недвижимого имущества, который существует и сегодня.