Капитал в XXI веке - Пикетти Томас - Страница 86

Вместе с тем различия, наблюдавшиеся в рамках этого периода, на первый взгляд кажутся удивительными: как могло случиться, что доля верхней децили сильно выросла во время кризиса 1929 года и продолжала расти до 1935 года, тогда как доля верхней центили сокращалась, особенно с 1929 по 1932 год?

На самом деле, если исследовать ситуацию более внимательно и обратиться к данным по каждому году, эти колебания можно легко объяснить и тем самым внести некоторую ясность в хаотическую историю межвоенного периода, отмеченного очень напряженными отношениями между различными социальными группами. Для того чтобы в этом разобраться, нужно учесть тот факт, что группы «9 %» и «1 %» не живут за счет одних и тех же доходов. Представители группы «1 %» живут прежде всего за счет доходов, получаемых с имущества, в первую очередь с процентов и дивидендов, которые им выплачивают компании, чьими акциями и облигациями они владеют. Вполне логично, что доля верхней центили сильно уменьшилась во время кризиса 1929 года, когда экономическая активность замерла, прибыль компаний резко уменьшилась и банкротства стали следовать одно за другим.

Группа «9 %», напротив, представляет собой мир менеджеров, которые, в сравнении с другими категориями, заметно выиграли в кризис 1930-х годов. Безработица затронула их намного меньше, чем наемных работников, занимавших более скромное положение (им были неведомы колоссальные масштабы безработицы, от которой страдали промышленные рабочие), а сокращение прибыли компаний не оказало на них такого значительного влияния, как на лиц, получавших более высокие доходы. В группе «9 %» менеджеры на государственной службе и преподаватели оказались в наиболее выгодном положении. Они выиграли от повышения зарплат госслужащих в 1927–1931 годах (надо сказать, что последние сильно пострадали во время Первой мировой войны и во время инфляции начала 1920-х годов, особенно верхние страты), и им совершенно не угрожала безработица. Уровень зарплат в государственном секторе до 1933 года оставался неизменным в номинальном выражении (и лишь немного снизился в 1934–1935 годах вследствие знаменитых декретов-законов Лаваля, которые преследовали цель урезать зарплаты госслужащих), тогда как уровень зарплат в частном секторе упал более чем на 50 % с 1929 по 1935 год. Центральную роль в этом процессе сыграла сильнейшая дефляция, охватившая тогда Францию (цены упали в целом на 25 % с 1929 по 1935 год в результате сокращения торговли и производства). В разгар дефляции у тех счастливчиков, кто смог удержаться на рабочем месте и сохранить номинальную зарплату, — ими, как правило, были госслужащие — выросла покупательная способность и реальная зарплата на фоне падения цен. Добавим, что доходы с капитала, которые в группе «9 %» в основном состояли из арендных платежей, жестко привязанных к номинальным показателям, также увеличились благодаря дефляции: их реальная стоимость значительно выросла, в то время как дивиденды, выплачиваемые группе «1 %», рухнули.

По всем этим причинам во Франции в период с 1929 по 1935 год доля группы «9 %» в национальном доходе сильно выросла — намного сильнее, чем сократилась доля группы «1 %», в результате чего доля верхней децили в целом увеличилась более чем на пять пунктов национального дохода (см. графики 8.1–8.2). Этот процесс обратился вспять с приходом к власти «Народного фронта», за которым последовало резкое повышение зарплат рабочих в результате Матиньонских соглашений и девальвация франка в сентябре 1936 года. Эти меры привели к возобновлению инфляции и к падению доли группы «9 %» и верхней децили в целом в 1936–1938 годах[259].

Объясним попутно, почему имеет смысл раскладывать неравенство в доходах на центили и на категории доходов. Если бы мы попытались исследовать динамику неравенства в межвоенный период, используя обобщающий показатель неравенства, такой как коэффициент Джини, мы бы ничего не поняли, так как не смогли бы определить, что относится к трудовым доходам, а что — к доходам с капитала и как эти две категории меняются в кратко- и долгосрочной перспективе. Более того, сложность периода с 1914 по 1945 год заключается в том, что на сравнительно ясный общий фон (сильнейшее падение доли верхней децили в 1914–1945 годах, обусловленное обрушением доли верхней центили) накладывается второстепенный сюжет, сотканный из множества противоречивых поворотов как в 1920-е, так и в 1930-е годы. Интересно отметить, что такую же сложность в межвоенный период мы обнаруживаем во всех странах, у каждой из которых есть свои специфические особенности. Например, в США дефляция закончилась с приходом к власти Рузвельта в 1933 году, в результате чего описанный выше поворот произошел там в 1933-м, а не в 1936 году. История неравенства во всех странах тесно связана с политикой и развивается хаотично.

Нестыковка временных периодов. В целом при изучении динамики распределения богатства очень важно отличать различные временные периоды. В рамках настоящей книги мы исследуем прежде всего долгосрочную эволюцию, глубинные процессы, которые зачастую можно осмыслить, лишь изучая периоды продолжительностью тридцать-сорок лет или даже больше, как показывает процесс структурного роста соотношения между капиталом и доходом, начавшийся в Европе после окончания Второй мировой войны и длящийся уже около 70 лет. Его невозможно было четко выявить еще 10 или 20 лет назад, поскольку этому мешало наложение друг на друга различных эволюций (а также отсутствие необходимых данных). Однако, сосредоточиваясь на длительных периодах, мы не должны забывать, что, помимо долгосрочных тенденций, имеют место и более короткие движения: зачастую они уравновешивают друг друга, но людям, непосредственно их переживающим, они кажутся самыми значимыми явлениями их эпохи. Это тем более справедливо, что «короткие» движения порой могут длиться долго — 10–15 лет и даже больше, а значит, занимают важное место в масштабах человеческой жизни.

История неравенства во Франции, как, впрочем, и в других странах, полна таких кратко- и среднесрочных движений, причем не только в хаотичный межвоенный период. Напомним вкратце основные эпизоды. В течение каждой из Двух мировых войн мы наблюдаем феномен сжатия иерархии зарплат, на смену которому в послевоенный период (в 1920-е годы, а затем в конце 1940-х и в 1950-1960-е годы) приходит процесс восстановления и увеличения неравенства в заработной плате. Эти движения носят масштабный характер: доля 10 % самых высоких зарплат снижалась примерно на пять пунктов в ходе обоих конфликтов, а затем восстанавливалась (см. график 8.1[260]). Мы можем наблюдать такие колебания в тарифной сетке как в государственном, так и в частном секторе, причем в обоих случаях они протекают по следующему сценарию. Во время войны экономическая активность сокращается, растет инфляция, реальные зарплаты и покупательная способность снижаются. На этом фоне самые низкие зарплаты, как правило, повышаются и оказываются защищены от инфляции несколько лучше, чем более высокие заработки, что в условиях сильной инфляции может привести к важным изменениям в распределении общего фонда зарплаты. Лучшая индексация низких и средних зарплат может объясняться важностью того, как наемные работники понимают социальную справедливость и нормы равенства: правительство стремится избежать слишком сильного падения покупательной способности у лиц с наиболее скромным достатком и просит наиболее обеспеченных дождаться окончания конфликта для восстановления их доходов. Этими соображениями до определенной степени обуславливается и замораживание зарплат государственных служащих и — пусть и отчасти — зарплат работников, трудящихся в частном секторе. Можно также представить, что мобилизация значительной части молодых и низкоквалифицированных работников для службы в армии — или их удержание в лагерях военнопленных — улучшает на время войны положение низких и средних зарплат на рынке труда.