Косяк - Щупов Андрей Олегович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/23
• Следующая

– Довольно смелое толкование. Вы беретесь судить о необъятном.

– Не могу согласиться. Мир тесен – это сказал не я. И он действительно тесен. Объять необъятное оказалось для нас сущим пустяком.

– Смотря какие объятия подразумевать, – Барнер хмыкнул.

– Все равно какие. Даже приверженцам мнимой справедливости необходимо место под солнцем. И неразумно забывать, что место это было расчищено стрелами и копьями. Человеческая совесть надежно укрыта щитом и доспехами. Только там ей уютно и тепло. Без них она обречена на гибель, хотя ей кажется, что это не так. Эгоизм – вот, что правит миром. Не я выдумал это слово, но мне приходится признать, что все наше существование подчинено ему. А симбиоз – вещь зыбкая и сомнительная. Особенно когда дело касается иного разума.

– М-да… Вас непросто слушать. Но убежденность еще не свидетельствует о правоте. И отчего-то вы говорите от имени большинства, в то время как даже здесь нас трое, а вы один. Ваше слово против нашего, и кому же отдать предпочтение?

– О! Это легко устранимо. Если желаете, можно пригласить Дэмпси с Ребелем. Уверяю вас, мы тут же уравняемся.

– Но допустите на минуту, что вы ошибаетесь! Как бы то ни было, мы тоже представители того самого человечества, о котором вы то и дело поминаете. И мы не разделяем ваших взглядов, что уже само по себе наталкивает на мысль о пользе сомнения.

– Я уже высказался по поводу ошибок. Они меня не пугают. А что касается вас и того факта, что вы вышли на уровень понимания этих существ, могу лишь посетовать на невозможность нашей совместной работы. Вы, конечно же, не примете моих предложений. А жаль. Сообща мы добились бы отменных результатов. Свой человек в тылу врага – это серьезная поддержка. В этом смысле люди – достаточно искушенное племя. Политика шпионажа насчитывает тысячелетия.

– Скверная политика! И вы правы, мы ее не поддержим, – Генри взволнованно расстегнул ворот.

– Вот видите, – Торес язвительно скривил губы. – Как я и предполагал, с сотрудничеством у нас ничего не получится. Мы стоим на разных полюсах.

– Зачем же так категорично? – возразил Барнер. – В конечном счете все зависит от нас. Мы могли бы прийти к взаимопониманию, если бы постарались. Вы хотите покончить с косяком, мы в состоянии предложить кое-что получше.

– Возможно. Но у меня нет гарантий, что вы не поведете со мной двойную игру.

– Идите вы к дьяволу со своими гарантиями! – взорвался Кид. – Если уж на то пошло, то человечество никогда не располагало никакими гарантиями! Тем не менее оно выжило!

– Чушь! Гарантии были всегда. В лице мудрых и осторожных людей.

Барнер несдержанно фыркнул.

– Кажется, одного из таких людей я вижу сейчас перед собой. Боже мой, какое счастье!..

– Хватит! – Торес пристукнул ладонью по подлокотнику. – Я не намерен более тратить на вас время. Пожалуй, на этом и закончим нашу бесплодную беседу.

– Еще бы!.. – Барнеру не удалось договорить. Порывисто поднявшись, Торес раскатисто приказал:

– Сержант! Вызовите сюда Ребеля!

Один из пехотинцев покинул шеренгу и направился к двери. Он допустил промах – на короткий миг оказался между пленниками и штыками своих людей. Кид немедленно этим воспользовался, стремительно шагнув навстречу и взмахнув кулаком. Солдат рухнул, как подкошенный. А в следующее мгновение Кид бросился на Тореса. Шеренга пехотинцев тотчас же сломалась, но стрелять никто не решился. С устрашающим воплем Барнер кинулся на солдат, но его тут же сбили с ног. Генри был драчуном не лучше. Пригнувшись, он цепко ухватил ринувшегося на него пехотинца за талию. Опрокинувшись, они покатились по полу, силясь одолеть один другого. Киду также не удалось завершить свою акцию. Торес оказался проворнее, чем он ожидал. Выпрыгнув из кресла, адмирал швырнул под ноги нападавшему случайный стул. Короткого замешательства хватило, чтобы на Кида насели пехотинцы. Действуя кулаками и прикладами, его оттеснили к стене. Кид с рычанием отбивался. Скрестив на груди руки, Торес стоял чуть в стороне, с интересом наблюдая за схваткой. Впрочем, долго это продолжаться, конечно же, не могло. В конце концов отважных заговорщиков скрутили по рукам и ногам.

Повернув гудящую голову, Генри разглядел входящего Ребеля. Странно… Усатому офицеру приходилось идти сквозь багровый туман. Он и сам временами расплывался, исчезал вовсе и лишь через миг-другой вновь проявлялся из небытия. Колеблющимся призраком Ребель приблизился к адмиралу. Они о чем-то заговорили, и офицер почтительно склонил голову. С трудом пошевелившись, Генри перевел взгляд на товарищей. Джек лежал без сознания, Кид делал отчаянную попытку подняться. Кованые сапоги, хозяина которых Генри не мог рассмотреть все из-за того же плывущего по салону тумана, с ужасающей методичностью били водолаза под ребра. Футболист, забивающий мяч в никем не защищенные ворота… Генри ощутил обморочную тошноту. Голова его бессильно упала на мохнатый гостеприимный ковер, глаза закрылись.

Мысли лежащего отличны от мыслей движущегося. Их не подстегивает содрогание шагов, не подогревает жар сердца. Как правило, лежащий – уныл, глуп и холоден. Это не дефект человека, это дефект состояния. Даже процесс созерцания в лежачем положении – по обыкновению бесплоден. Пессимизм довлеет над оптимизмом, умиротворенность – над ожиданием. Радоваться и ликовать лежа – почти невозможно. Рано или поздно эмоциям суждено сбиться с шага, уподобиться несчастным улиткам.

Потолок. Иконостас двадцатого века. И не только двадцатого, но и девятнадцатого, восемнадцатого… Повторенный миллионы раз во всех точках планеты, молот удушающего пресса, замершего над головой. Господи! Зачем все это? Бесконечный вопрос кубической формы. Небесная глубь и свод каземата – в чем отличие? Да и есть ли оно? Прямодушие бетонной материи и недостижимая вязь облаков. Какая, в сущности, разница?…

Нечто решительное и злое внутри Генри величаво прошло вперед и, раздвинув плечом жалобно бормочущих просителей, вонзило в грунт мертвую точку. Приемный час был закончен, на скуку и лень объявлялся запрет. Вновь включилось осязание и слух. Голос Барнера, пойманный с полуфразы, начал записываться на истертую ленту бытия…

– …Брезент, господа! Всюду вульгарный брезент! Я не вижу ничего. Вероятно, палуба перед нашими иллюминаторами – лучшее место для просушки морского инвентаря. Но скорее всего, мы в Лоди. Судно уже час стоит неподвижно. Чувствуете? Даже не качает.

– Док, – угрюмо пробурчал Кид.

– Наконец-то! Первое теплое слово! А я уже решил, что вы дали обет молчания. Генри – тот, похоже, точно. Только полюбуйся на него! Полная отрешенность!

– Тебе-то что?

– Да нет, ничего. Только ведь скучно! В иллюминатор ни черта не разглядишь, да еще вы словно воды в рот набрали.

Хрипло прокашлявшись, Генри поднял голову. Опоясанный гипсовым каркасом, Кид лежал на койке. Журналист сидел за столом, уныло подперев подбородок рукой.

– Мы уже давно в Лоди? – спросил Генри.

– В Лоди? Если бы я знал!.. Я даже не уверен, что это действительно Лоди.

– Во всяком случае это порт, – определил Кид. – Подобный гул и лязг ни с чем не спутаешь.

– Тебе лучше знать…

– Нам надо выбраться отсюда, – Генри сел.

Кид внимательно взглянул на него.

– Ты тоже чувствуешь?

– Удушье… – Генри расстегнул ворот. – Так было и тогда, на палубе, когда вылавливали рыбу.

– Значит, ОНИ здесь, поблизости, – Барнер снова покосился в сторону иллюминатора и вполголоса ругнулся. – Выбраться бы, но как?

Зажмурившись, Генри пробормотал:

– Это действительно похоже на док. Воды очень мало, кругом бетон и железо… Черт! Как же здесь душно!

– Душно? – журналист приподнял левую бровь. – А ты, Кид, что на это скажешь?

– Только то, что он прав. Кругом в самом деле бетон. ОНИ задыхаются.

Барнер невесело усмехнулся.

– Давайте, кудесники, давайте! Поражайте и дальше старика Джека. Тем более, что после всего случившегося он поверит во что угодно.

• Предыдущая
• 19/23
• Следующая