Крещенский апельсин - Басманова Елена - Страница 14
- Предыдущая
- 14/55
- Следующая
– Итак, давайте без проволочек. – Ольга Леонардовна постучала карандашом по чернильному прибору – чудовищной царь-пушке серого мрамора. – Внимание! О вышедшем номере поговорим в следующий раз. В свете последних печальных событий начну с главного. Во-первых… Что бы там вчера ни произошло, кто бы из вас ни приложил руку к покушению на Эдмунда… – Ледяным взором она обвела лица притихших сотрудников и после неприятной паузы продолжила: – Благодарю вас за то, что смогли общими усилиями свести происшествие к несчастному случаю. В уголовной хронике наш журнал появляться не должен. И я хочу, чтобы вы это себе уяснили. А теперь будет во-вторых. – Ольга Леонардовна вскинула голову, ноздри ее тонкого носа дрогнули, из бледных губ змеились глухие угрозы. – Если с Эдмундом что-нибудь случится, уволю всех поголовно. Без выходного пособия. И разбираться не стану. Ясно? Так что берегите его как зеницу ока.
– Стоит ли разбрасываться блестящими работниками из-за господина Либида? – Синеоков с брезгливостью скривил тонкие губы, тронутые розовой помадой.
– Вам особенно следует помолчать, – отрезала госпожа Май. – Вы и так не в полной мере соответствуете высоким моральным требованиям нашего журнала.
– На что вы намекаете? – театральный обозреватель вспыхнул.
– На то, что я очень внимательно читаю ваши статьи, – сказала Ольга, – и будьте уверены, передоновщины и декадентщины не потерплю.
– Но как я-то могу отвечать за безопасность господина Либида? – жалобно простонал Лиркин. – Я провожу все время на музыкальных концертах, а он – в Думе! Как я услежу, куда он там впутывается?
– Не морочьте мне голову! – Госпожа Май явно сердилась. – Вы прекрасно понимаете, о чем я. И почему я не вижу на собрании господина Мурина?
– Он еще вчера предупредил, что сегодня из дому не выйдет, – доложил дон Мигель, – какая-то ерунда с гороскопом.
– Сколько раз я просила не читать никаких других гороскопов, кроме опубликованных у нас! – воскликнула Ольга. – Нам-то их поставляет сама госпожа Астростелла!
– Но она пишет только о женщинах. – Платонов, наверное, в двадцатый раз принялся нервно протирать линзы своего пенсне несвежим носовым платком в крупную красную клетку. – Конечно, она жена астронома. Но я никак не могу понять: все сотрудники Пулковской обсерватории или только ее муж изучают звезды, чтобы потом госпожа Астростелла могла советовать, какого цвета шляпки принесут удачу в любовных делах?
– Шляпки всяко лучше, чем скандалы и разврат! – Ольга Леонардовна стукнула кулачком по дерматину стола. – И еще раз повторяю… В последний раз, господа сотрудники! Наш журнал предназначен для нормальных мужчин и нормальных женщин! Пишите, если угодно, о здоровом животном стремлении продолжить род, о природной страсти, осененной высшей благодатью, ибо Господь Бог создал человека для любви. А если нынешние умники ставят себя выше Господа Бога, пусть сами идут своей дорогой в ад! Или, может быть, кто-то из вас считает, что Господь Бог напрасно создал мужчину и женщину? Ну смелее! – Щеки госпожи Май зарделись густым румянцем, губы вздрагивали. – Кто полагает, что Бог должен был создать только двух мужчин, чтобы они в Раю услаждали друг друга? Или что он не додумался до того, чтобы вылепить из глины двух дам?
В сотрудницкой воцарилась гробовая тишина. Юный стажер, потрясенной чрезмерной откровенностью, с которой женщина обсуждала острые вопросы пола, опустил ресницы долу, опасаясь встретиться с кем-нибудь глазами. Бледный Эдмунд, прикрыв веки, дремал.
– Вы хотите, чтобы «Флирт» обанкротился? – Голос Ольги Май звучал угрожающе. – Господин Черепанов! Если вы узнаете, что кто-то из наших сотрудников посетил притон Чеботаревской или Кузмина, прошу незамедлительно поставить меня в известность.
– Да откуда ж мне знать, Ольга Леонардовна? – Фалалей заерзал на своем стуле. – Если только дело дойдет до безобразий и рапортов околоточных…
– Неужели мы должны доносить друг на друга? – Аля трагически вперила глаза в пожелтевшие печные изразцы над изголовьем кресла, где покоился несчастный Эдмунд.
– Мы должны доверять друг другу, – подхватила Ася, – мы же делаем одно дело.
– Учтите, – Ольга пропустила мимо ушей девичьи реплики, – если вы станете баловаться гнилой декадентщиной, вас будут читать сотни две нравственных уродов, поклонников однополой любви. А если вы примите во внимание, что миллионы наших сограждан – люди нормальные, то наши тиражи вырастут до небес. Неужели это так трудно уразуметь?
Снова повисла тягостная пауза, прервали которую скрип венского стула и сиплый голос Треклесова:
– Чем больше тираж, тем больше гонорар…
– А вы, Самсон, почему молчите? – Ольга смягчила напор. – Скажите, не стесняйтесь: что в российской провинции думают о либерализации полового вопроса? Преклоняется ли казанская молодежь перед идолом мужеложства?
Самсон замялся и не нашелся, что ответить.
– Ну если б все эти… лесбосы и прочее, были так прекрасны и оправданы Богом, то однополую любовь мы наблюдали бы и у животных… У лошадей, коров, медведей…
– Сильный аргумент, – поддержал стажера Фалалей, – только безмозглые дураки его не услышат.
Некоторое время служители пера сосредоточенно раздумывали, ждут ли от них продолжения дискуссии по половому вопросу или нет. Однако никто не возжелал быть заподозренным в безмозглости, и тему развивать не стали.
– Не пора ли нам приступить к планированию очередного номера? – предложил Треклесов.
– Да, да! – обрадовался Фалалей. – Время идет, а мы еще ничего не решили! У Мурыча на мази репортаж о лучшей столичной телефонистке. Просил меня сообщить ему вечером, возьмете материал?
– А как он определил, что она лучшая? – недовольно спросила Ольга. Фельетонист засмеялся.
– Опросил телефонных барышень о количестве свиданий, назначенных им абонентами. Далее разделил количество свиданий каждой на количество лет работы телефонистки. Получил лучшую. Разве это не показатель?
– Да, да, – приутихший Синеоков ненатурально оживился. – Если на женщину не смотреть, то ангельский голос, особенно низкий, способен вызвать глубокое эротическое чувство.
– Эротическое чувство, это хорошо, это прекрасно… – Ольга Леонардовна недобро усмехнулась. – Но начнем с главного, с рекламы. Что у нас есть, Антон Викторович?
– Из мелочей: эликсир святого Винсента де Поля, укрепляет в короткое время организм и нервы, возбуждает аппетит; есть освежающий слабительный плод против запора, двенадцать пастилок в коробках; есть новейшее средство для ращения волос. По-крупному будет статья о психографологе Моргенштерне. Он способен определить внутренний мир человека по почерку, по анонимному образцу установил, что переданное послание написано пальцами ноги. Оказалось, автор – безногая французская художница Эме Рапэн. Весьма популярен среди судейских и в великосветских кругах, но хочет добиться известности и среди широкой публики. Наш журнал ему подходит. Кредитоспособен. Под вопросом бумажная фабрика Косторезова, контекст неясен, ведутся переговоры с владельцем…
– Косторезова обсудим позже, – Ольга Леонардовна понимающе кивнула Треклесову. – Теперь о почте. Алевтина Петровна, что с телеграммами о предстоящих событиях и письмами-исповедями?
– Список я подготовила, – равнодушно откликнулась Аля. – Там есть несколько писем от женщин о жестоком обращении в семье. Присланы приглашения в Зимний Буфф на «Ночь любви», в «Аквариум» на «Гейшу», в театр «Невский фарс» на «Певичку Боббинет», на «Эроса и Психею» в Петербургский театр, в Пассаж на «Бесовское действие над неким мужем». Просят на выставку Маковского, там хорошенькие картинки есть: «Итальянки», «Бретонки», «Римлянки». Да, Мариинский театр зовет на открытие новой звезды – в «Спящей красавице».
– Лучше Пьерины Леньяни главную партию никто не станцует, – закатил чрезмерно блестящие глаза Синеоков. – У нее было потрясающее фуэте. Леньяни мешала самолюбивой Матильде стать хозяйкой петербургской сцены. И интриганка Кшесинская объявила войну Пьерине.
- Предыдущая
- 14/55
- Следующая
