Звериный круг - Щупов Андрей Олегович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/61
• Следующая

— Подожди! Он что, приставал к тебе?

Гоша опустил голову. Пальцы его стиснули худые колени.

— Вот, значит, как… — Валентин невидяще уставился в пространство.

Мерзкий холодок прокрался в грудь, стало больно дышать. Подобного бешенства Валентин не испытывал уже давно. Заставив себя разжать кулаки, глухим голосом спросил о совершенно постороннем:

— Там на главном складе какие-то ящики. Не видел, что в них?

Гоша заерзал на лавке, робко пролепетал:

— Какие-то банки… Ребята вскрывали, но я не видел. Может, тушенка?

— Наверное, она и есть. — Валентин хлопнул Гошу по плечу. — Ладно, гляди бодрей, машинист! Не век нам кочегарить! — Поднявшись, спросил:

— Ты посидишь еще здесь?

— Нет, я ведь только на минуту. Отдохнуть. — Гоша с готовностью вскочил.

Не зная, куда девать руки, сложил их на животе, тут же перепрятал за спину.

Смешное горемычное существо. Подвергни его пыткам, и тогда бы Гоша не признался, что часами просиживает в подобных закутках. Иногда в темноте, иногда при свете, с клочками читаных-перечитаных газет на коленях или вперившись в темноту глазами забившегося в нору мышонка.

— Что ж, тогда выходим, — решил Валентин. — Ты первый, я за тобой.

Покачивая плечами, Гоша покинул щитовую. Выключив свет, Валентин немного помедлил и тоже вышел.

Николай ему так нигде и не попался. Стадион пестрел людьми, и разобрать, кто из них кто, представлялось абсолютно невозможным. Шагая по коридору, Валентин время от времени закрывал глаза и, проверяя память, мысленно прорисовывал схему поворотов и лестничных маршей. Он и впрямь успел выучить это чертово здание наизусть! Можно ли представить себе более бессмысленные знания?!

На этаже, приютившем администрацию, мимо с хихиканьем продефилировала группа крепконогих конькобежек. С улыбкой на тонких губах шаркающей походкой за ними проследовал красавчик, похожий на евнуха. Валентин ничуть бы не удивился, узнав о том, что в штате спорткомплекса предусмотрена и такая должность.

Остановившись, он бегло огляделся и, решительно толкнув дверь, оказался в кабинете Степчика. Увы, здесь тоже никого не было. Вхолостую работал огромный вентилятор, и, прижатый пресс-папье, трепетал под набегающим воздухом незаполненный бланк. На мраморном подоконнике высился давно высохший аквариум, единственной обитательницей которого была толстая синяя муха. Шагнув к столу, Валентин глянул мельком на бумаги, но ничего интересного здесь, разумеется, не лежало. Интересное жгут в каминах и прячут в сейфы. Не мешкая, он повернул назад и уже в дверях столкнулся с секретаршей Степчика — той самой Зоей, о которой упоминал Чапа, «дамой ненасытной и цепкой, как осьминог». Было этой даме лет тридцать с хвостиком, с хвостиком достаточно длинным. Однако этой анатомической особенности своего возраста Зоя по-прежнему не замечала, как в дни отдалившейся молодости уважая крепкие сигареты и крепких мужчин. Тот же Чапа уверял, что Зоя успевала дружить со всем руководством стадиона одновременно. Возможно, он ничего не выдумывал. Энергии у секретарши хватило бы и на большее число обожателей. Замужем за одним-единственным мужичком ее просто невозможно было представить. И по этой же самой причине Валентин избегал Зою, не испытывая к ней решительно ничего, кроме смутной брезгливости, хотя и вынужден был признать, что, несмотря на свои тридцать с лишним, секретарша сохранила великолепную фигурку, а в манерах и в голосе ее присутствовало то, что непонятным образом завораживало и влекло к ней мужчин.

— Ой! — Зоя испуганно вскинула голову и тут же осветилась приветливой улыбкой. — Боже мой! Какой гость!

— Уже ухожу. — Валентин кивнул в сторону стола. — Хотел застать твоего, но не вышло. Где он, не знаешь?

— Бегает, — небрежно произнесла она. — Растрясает пузо. Оно ему в постели мешает.

Глаза ее, широко расставленные, бессовестно красивые, не мигая, смотрели на него. Валентин натянуто улыбнулся:

— Слышал, вчера неплохо погуляли?

— Сегодня продолжение. — Она лопатками толкнула дверь, заставив ее захлопнуться. — Ты ведь, кажется, дежуришь?

— Вот именно, дежурю.

Вероятно, такой сухости она не ожидала. На лице ее промелькнула неуверенность.

— Если хочешь, забегай. — Покачивая бедрами, Зоя обошла его стороной и на ходу сообщила:

— Степчик привез из столицы целую фильмотеку. Будет весело, так что подумай.

Не ответив, Валентин вышел в коридор.

Чапа сидел в том же кресле и в той же позе. Этот слоноподобный человек решительно не терпел каких бы то ни было перемен. Уже много лет он тщетно боролся с собственной ленью и, кажется, окончательно капитулировал. Порой, начиная фразу, он уставал уже где-то на середине, и получалось у него нечто невразумительное, вроде: «Э-э! Мужики, а как бы нам?..» — остальное показывалось вялыми движениями. Ему и часы было лень купить. В кармане он носил маленький будильничек «Слава», который он вынимал, словно часы на цепочке.

Временами будильник звонил у него прямо в кармане, давая команды на побудку, заставляя вздрагивать несведущих соседей. А все свои немногочисленные ботинки Чапа шнуровал с таким расчетом, чтобы можно было снимать и надевать их на манер галош. Примерно так же обстояло дело и с рубахами, которым в конце концов Чапа предпочел простецкий и всепогодный свитер. Летом ему было, разумеется, жарко, но изменять привычкам сторож стадиона не собирался. Пройдя в комнату и не обращая на Чапу внимания. Валентин достал из тумбочки старенький радиоприемник и принялся крутить ручку настройки. Сквозь шипение и треск прорвался дрожащий тенорок певца, который тут же сменился частушечным речитативом. И снова все смолкло. Валентин внимательно проверил цифры настройки, щелкнув тумблером, поставил приемник на стол.

— Что ты таскаешься с этой рухлядью? Давно бы выкинул.

— Ни за что, — Валентин покачал головой, — он мне дорог как память. А ты, похоже, домой не собираешься?

— Что я там забыл? — Чапа странно посмотрел на приемник, оторвав от газеты лист, свернул кулечком и сплюнул в бумажную глубь тягучей слюной.

— Смотреть на тебя — одно удовольствие.

— Смотри… — великодушно ответствовал Чапа. Шумно зевнув, пробормотал:

— Вот же скуку люди выдумали! Живешь и живешь, как таракан какой.

Валентин удивленно покосился на него. Некоторые фразы коллеги озадачивали похлеще журнальных ребусов.

— Тебе-то на что жаловаться?

— Всем есть на что жаловаться. Жизнь, падла, замучила. — Чапа шумно завозился в кресле. — Пиво, коньяк, водяра — никакого разнообразия. И башка смурная все время. На войну, что ли, на какую отправиться.

— Накаркаешь, ворона!

— И пусть. Пострелял бы вволю! Хотя… Конечно, ничего хорошего. Кинут туда сопляков стриженых, а после слезу выжимать будут перед экранами.

Рука Чапы закончила монолог вялым поворотом кисти.

— Словом, миру — мир… — Валентин не договорил. Раскатистой дробью ударил телефон. Чапа со вздохом поднял трубку.

— Ну?.. Что?.. А, ясно. — Хмыкнув, сторож кинул на Валентина оживившийся взгляд. — Передам, не волнуйся.

Положив трубку, Чапа довольно сообщил:

— Это Сазик. Велел передать, что ты трепло и самое разное. Ждет тебя в зале. Хочет биться не на жизнь, а на смерть. Пойдешь?

Валентин с досадой покосился на часы. Не вставая, дотянулся до шкафчика, пошарив, вытащил трикотажную пару, перчатки и полотенце.

— Значит, пойдешь? — Чапа обрадовался. — В прошлый-то раз я проспал, а сейчас — хренушки. Значит, не зря задержался. Этот цирк я всегда люблю смотреть.

Валентин сумрачно пронаблюдал, как с грохотом и со скрипом выбирается слоноподобный человек из тесного закутка за столом.

— Смотреть все любят, — пробормотал он.

* * *

Усевшись в кожаное седло тренажера, Чеплугин расположился поближе к рингу.

В кулачных потасовках он слыл знатоком и, созерцая бои, по всей видимости, вспоминал молодые годы и былые возможности. Других зрителей не ожидалось. Все были заняты собой, и зал по-прежнему сотрясался от звона блинов, скрипа пружин и хлестких ударов. Каучуковый человек с растопыренными руками метался на эластичных растяжках, пытаясь избегнуть прицельных атак. По живым человеческим нормам он был давно мертв. Мертв от множества переломов, вывихов, сотрясений и внутренних кровоизлияний. Однако резиновая оболочка продолжала жить, темнея от времени и неласковых прикосновений. Трещины змейками извивались по гуттаперчевому телу, обозначая морщины и приближающуюся старость.

• Предыдущая
• 16/61
• Следующая