Найти тебя - Монтефиоре Санта - Страница 96

— Не смогу. Жена Виталино на ней улетела!

Виталино от всей души рассмеялся.

— Возможно, ты потерял свое сердце, но чувство юмора ты явно не потерял!

В день, когда хоронили Ричарда У Бэнкрофта, шел дождь. Небо было плотно затянуто серыми тучами, моросило. Сельский пейзаж выглядел безрадостным: деревья обнажились, и влажная земля была покрыта гниющей листвой. Но, несмотря на непогоду, на лацкане пиджака Памелы ярко сияли две бриллиантовые звезды, от света которых, казалось, рождалась радуга.

Церемония проходила в холодной каменной церкви в близлежащей деревне. Памела организовала доставку цветов и выглядела очень строго. Собралась почти вся деревня, многие приехали из города, прибыли даже те, кто был почти не знаком с эксцентричным американцем, купившим когда-то этот роскошный замок и так редко посещавшим его. Представители мелкопоместной знати, жившей по соседству, с которыми он охотился на куропаток и выслеживал оленей на протяжении многих лет, выходили из блестящих автомобилей в черных шляпах и костюмах, чтобы сказать последнее «прощай» человеку, общение с которым, пусть и недолгое, но приятное, оставило неизгладимый след в их памяти. Гарри утешал бабушку, которая прилетела из Америки, а Памела в своих молитвах заверяла отца, что в Нью-Йорке закажет грандиозную поминальную службу, где его будут поминать с большими почестями, чем в этом захолустном месте. Однако, с другой стороны, она понимала, что отец был теперь всего лишь бестелесным духом и его больше не могли интересовать такие земные мелочи.

К восхищению и удивлению Селестрии, прибыли Лотти и Фрэнсис. Памела радушно их встретила, решив быть хорошим человеком, особенно в Божьем доме. Кузины обнялись, обнаружив, что сейчас у них больше общего, чем когда-либо. Лотти похвасталась скромным кольцом, подаренным ей в честь помолвки, которое она носила вместе со своим обручальным.

— Мы поженились два дня назад в Кенте, — сообщила она. — Все было скромно, но очень красиво. Мои родители не приехали, и это их выбор, но Дэвид и Мелисса присутствовали. О Селестрия, я так счастлива!

— А как Мелисса?

— Если ты спрашиваешь, собираются ли они с Рафферти пойти по нашим стопам, то боюсь, что Мелисса дала задний ход.

— Их роман окончен?

— Она сдалась под давлением.

— Тети Антилопы?

Лотти кивнула.

— Она всегда хотела поступать правильно.

— Ну, это бабушка надвое сказала. — Селестрия ухмыльнулась. — Впереди еще столько времени, чтобы сделать что-то неправильное.

— Я скучала по твоему колкому чувству юмора, сестра. Мне кажется, что мы с тобой не виделись уже очень долго, — произнесла Лотти, сидя на скамье в церкви и держа ее за руку. Вернувшись в замок, они пили чай и рассказывали друг другу о себе. Лотти была счастлива, что Селестрии тоже удалось переступить через условности высшего общества. — Теперь я чувствую себя гораздо лучше, ведь получается, что я не единственная бунтарка в семье, — заключила она.

— От тебя действительно никто этого не ожидал, — сказала Селестрия. — Тебя считали мисс Паинькой, а вот я всегда была готова что-нибудь выкинуть.

— Например, выйти замуж за принца или герцога. Разве кому-нибудь могло прийти в голову, что ты влюбишься, как я, в музыканта, который гол как сокол?

— Мама все еще никак не свыкнется с этой мыслью. Она потрясена. Как ты думаешь, что случилось с нашей семьей?

— Наша семья тут ни при чем. Дело в смерти твоего отца: если бы он не умер, у меня бы никогда не хватило мужества решиться на побег с Фрэнсисом. Смерть дяди Монти научила меня, что жизнь коротка и драгоценна и что нельзя упускать свой шанс. Я так счастлива, что последовала зову своего сердца, а не твоему совету. Эдди Ричмонд никогда бы не смог сделать меня счастливой.

— С Эйданом Куни я тоже никогда бы не была счастлива, — согласилась Селестрия. — Правда, мне жаль, что я замутила всю эту воду и дала молодому человеку надежду, но, думаю, он когда-нибудь меня простит.

Лотти наклонилась вперед.

— Расскажи мне, Селестрия, что представляет собой Хэмиш.

— Он не похож ни на кого другого, — ответила она. — Дедушка бы одобрил мой выбор.

Памела сидела в библиотеке отца, в потертом кожаном кресле, в котором он, должно быть, коротал время после ужина, покуривая сигару возле камина, и размышляла о жизни. Решение дочери вернуться в Италию и выйти замуж за вдовца стало для нее неприятной неожиданностью. Селестрии следовало послушаться мать и выйти за Эйдана, в противном случае она будет потом раскаиваться всю жизнь. Памела всегда считала, что знает все лучше всех. По крайней мере, хоть Гарри не упорхнул из гнезда. Он был рассудительным мальчиком, находящимся на самой вершине иерархии, как и его отец.

Размышляя, она заметила небольшую стопку писем на столе, после чего встала и взяла их с намерением бросить в огонь. Однако один конверт, надписанный почерком Селестрии, привлек ее внимание. Взяв его в руки, Памела долго смотрела на него. Дочка не потрудилась ей написать ни строчки из Италии, и она почувствовала себя слегка обиженной. Перевернув конверт, она вскрыла его ногтем. Но в тот же миг поняла, что совершает грех: читать чужие письма нельзя, а она должна теперь быть праведницей! Письмо-то адресовано не ей. Это не ее дело. И Памела тяжело вздохнула, чувствуя, как мучительно в ней борются чувства любопытства и элементарной порядочности. «Держу пари, что она все рассказала ему в письме об этом Гарри Макклауде», — сердито подумала она. Памела барабанила по письму наманикюренными ноготками, раздумывая, что делать, выбирая между плохим человеком, которым она была, и хорошим человеком, которым она очень хотела быть.

Она перевела взгляд на огонь, пылающий за решеткой.

— Господи! — произнесла она с чувством разочарования. — Как же все-таки трудно быть хорошей. — Она решительно подошла к камину, сгорая от желания хоть краем глаза взглянуть на первые несколько строк. Селестрия никогда бы не узнала, да и ведь она же ее мать. Но Господь знает все! Она снова вздохнула и покачала головой. — Нет, я все-таки хочу попасть в рай! — сказала она, закатив глаза под потолок, затем собралась с духом, бросила письмо в огонь и долго наблюдала, как языки пламени пожирают его. Почувствовав себя вполне добродетельной, Памела вернулась в гостиную. «А теперь еще как-то нужно сделать вид, что я очень рада решению своей дочери выйти замуж за этого Макклауда», — подумала она и прошептала: «Господи, ну согласись, что моя дочь ведет себя крайне неблагоразумно, решившись на это!»

Вернувшись в холл, она увидела похожего на медведя мужчину, стоящего на коврике. Вода стекала с него ручьем. Волосы незнакомца были длинными, кожа смуглой, а одежда больше напоминала лохмотья. На ногах у него были легкие летние туфли, совершенно непригодные для шотландского климата и к тому же забрызганные краской. Она не на шутку испугалась и остановилась на почтительном расстоянии, подозревая, что он бродяга, который явился сюда без приглашения.

— Кто вы? — воскликнула женщина, оглядывая его с головы до ног с отвращением.

— Не имеет значения! — проревел он, глядя в сторону гостиной, из которой доносился шум голосов и вился дым дорогих сигарет.

— Вам туда нельзя! — воскликнула она. — Боже мой! — При этих словах он повернулся и внимательно посмотрел на нее, прищурив глаза. Догадавшись, что перед ним мать Селестрии, он приветливо улыбнулся. Памела изумилась столь внезапному перевоплощению и почувствовала, как румянец залил ее щеки. У него была чертовски обворожительная улыбка! Она перекрестилась.

— Не беспокойтесь, — произнес он. — Я пришел за Селестрией.

— Моей дочерью? — ахнула она. — Вы пришли… за Селестрией? — Памела почувствовала легкое головокружение. Сам дьявол во плоти пришел унести ее дитя.

— Меня зовут Хэмиш Макклауд.

Селестрия все еще сидела на диване, разговаривая с Лотти, когда в дверном проеме вдруг возник огромный силуэт Хэмиша. Она осеклась на полуслове, ощутив перемену в атмосфере гостиной. Лотти смотрела то на нее, то на дверь с отвисшей челюстью.