Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Джунковский Владимир Федорович - Страница 12

В 9 часов я их проводил до автомобиля, простился с ними и вернулся в свой вагон, скоро пришел почтовый поезд из Москвы, захватил и мои вагоны. Я лег спать и проснулся верст за 50 до Минска. Меня поразила царившая пустота на станциях, редкие поезда после того необычайного движения, которое было еще так недавно при последней моей поездке в августе месяце. До Минска ходил только пассажирский поезд в сутки, а до Погорелец только воинские. Это была последняя станция. Барановичи входили в нейтральную зону. За Барановичами сейчас же были уже немцы.

В Минск я приехал в 10 час. утра, на вокзале приехали меня встретить губернатор Гирс[99], чины корпуса жандармов, полицеймейстер[100][101] и еще несколько лиц. Эти все встречи были так трогательны, что я не мог не чувствовать волнения. С вокзала я вместе с губернатором проехал прямо к Эверту – главнокомандующему Западным фронтом. Он меня принял более чем радушно и ласково, выразил радость моему прибытию, сказал, что сейчас же узнает, где имеются свободные бригады, чтобы сразу меня назначить командиром одной из них. Когда я начал говорить, что я бы хотел раньше осмотреться и поучиться, что я в строю прослужил мало и давно, он мне сказал, что все это пустяки, что у меня жизненного опыта много и я сумею всегда ориентироваться во всем, и считает, что на штатной должности я скорее привыкну к обстановке.

Оказались две вакантные бригады в 65-й и 68-й дивизиях. Генерал Эверт предложил мне самому выбрать одну из этих вакансий, сказал мне, чтобы я подумал и пришел к обеду к 2 часам с ответом. От него я пошел к начальнику штаба генералу Квецинскому[102] и к генерал-квартирмейстеру[103][104] – это были для меня совершенно новые люди, но у них я встретил ту же любезность и предупредительность. До них до всех дошли слухи о причине моей опалы, и это как-то возвышало меня в их глазах. Из разговора с ними я пришел к заключению, что лучше остановиться на 68-й дивизии, которой тогда командовал Апухтин[105], эта дивизия была во 2-й армии, а 65-я в 10-й армии. Обе дивизии были второочередные, бывшие в больших передрягах, поэтому обе одинаково могли быть неприятны. Важно было, кто начальник дивизии. Я же ни того ни другого не знал, а об Апухтине хорошего слышал мало. Но я все же остановился на нем и, придя к Эверту к обеду, сообщил ему свой выбор. Он велел сейчас же заготовить приказ.

После обеда я отправился к командующему 2-й армией генералу Смирнову[106], он и его штаб помещались у губернатора в доме. Я застал его за раскладыванием пасьянса, это был добродушнейший, милейший старичок, он меня принял удивительно просто, любезно. Но когда я ему сказал, что назначен бригадным командиром в 68-ю дивизию, то мне показалось, что этому он не посочувствовал, а Гирсу он потом высказал свои сомнения на счет Апухтина, обладавшего весьма неуравновешенным характером. Тогда я отправился к начальнику штаба фронта высказать свои сомнения. Тот отнесся весьма к этому внимательно и посоветовал обратиться за разъяснением к начальникам штабов 2-й и 10-й армий, штаб которой тоже находился в Минске, которые должны были знать хорошо Апухтина. В результате этих переговоров я явился опять к Эверту и попросил его переменить бригаду и дать ее мне в 65 дивизии, на что Эверт любезно согласился.

Тогда я уже пошел к начальнику штаба 10-й армии[107][108], в составе коей находилась 65-я дивизия, чтобы явиться ему и доложить о решении главнокомандующего. Выслушав меня, он мне сказал, что не хотелось бы мне давать бригаду в 65-й дивизии, что там очень молодой начальник дивизии[109][110], не успевший сколотить ее, что дивизия не устойчивая, а что им бы хотелось дать мне бригаду в твердой надежной дивизии в 3-м Сибирском корпусе, а именно в 8-й Сибирской дивизии, где и начальник дивизии[111][112] очень опытный и знающий свою дивизию досконально и что под руководством такого серьезного боевого генерала я быстро свыкнусь с боевой обстановкой, что вакансия в этой дивизии должна открыться в течение месяца. Мне это, конечно, весьма улыбнулось, я очень поблагодарил начальника штаба за его такую предупредительность и решил опять побеспокоить Эверта, хотя мне это было ужасно совестно, но дело было слишком серьезное.

К счастью, мне не пришлось даже потревожить Эверта; едучи к нему, я его встретил выходившим от генерала Смирнова, подошел к нему и [передал] весь разговор мой с начальником штаба 10-й армии. Эверт очень любезно отнесся к этому, пожалел только, что я не сразу попаду в бригадные командиры.

Переночевав в своем вагоне, я на другой день получил уже от штаба фронта следующее предписание:

«Главнокомандующий приказал командировать Вас в распоряжение командующего 10-й армией на предмет прикомандирования к одной из пехотных дивизий, для изучения боевого строя.

Для исполнения сего Вам надлежит отправиться в штаб 10-й армии и явиться к генералу от инфантерии Радкевичу[113].

Об отбытии донесите».

С этим предписанием я и явился к Радкевичу – это был уже старик, сибиряк, с несколько суровым видом, но это не помешало ему чисто по-отечески обласкать меня. Я вышел от него совсем растроганный, получив предписание от штаба его армии отправиться в распоряжение командира 3-го Сибирского армейского корпуса[114][115] для прикомандирования к 8-й Сибирской стрелковой дивизии, при этом я получил и секретную подробную карту с нанесенным на ней расположением всех частей 3-го Сибирского корпуса. Обедал я в тот день у генерала Смирнова, который выразил сожаление, что я не буду служить у него в армии, но в 68-ю дивизию к Апухтину ему было бы жутко меня отпустить.

Я так устал за этот день от пережитого и массы впечатлений, что рад был вернуться в свой вагон и лечь спать. Спал как убитый. В 11 ч. вечера мой вагон перевели на Либаво-Роменскую жел. дор. и прицепили к какому-то поезду, когда я уже спал. Проснулся я на ст. Молодечно, был солнечный день. Молодечно – это была последняя станция, дальше до Залесья ходили только этапные поезда, обслуживаемые железнодорожным батальоном, к одному из них и прицепили мои вагоны и через час я уже был на ст. Пруды – откуда до штаба корпуса, куда я должен был явиться, оставалось всего 5 верст.

Пруды была крошечная станция, кругом полная тишина, населения не было видно никакого, природа более чем унылая. На станции стоял небольшой передовой отряд, сооруженный на средства крестьян Пермской губернии, и на путях питательный пункт Красного Креста, устроенный Пуришкевичем[116], где я и пообедал. Устроен он был прекрасно в нескольких вагонах, заведовала очень милая сестра милосердия. Мне дали отличный суп с зеленью и рисом с большим куском мяса и на второе котлету с гречневой кашей.

Я приехал на ст. Пруды в 11 часов и хотел в тот же день проехать к командиру 3-го Сибирского армейского корпуса, потом вернуться, чтобы на другой день отправиться уже в свою дивизию. Приказав оседлать верховую лошадь, одевшись в установленную форму, захватив с собой документы и выданную мне штабом армии карту с обозначенным на ней расположением войск, я сел на лошадь и выехал по направлению к штабу корпуса, следя по карте. К лошади своей я еще не привык, т. к. только один раз попробовал ее в Москве в манеже. Она шла очень неспокойно, пугаясь каждой лужи, куста, каменьев, заборов… Это было очень неприятно, но я понемногу свыкся с этим. Происходило это от того, что лошадь привыкла к городу, а в поле терялась.