Предатели по призванию - Щербаненко Джорджо - Страница 40

• Предыдущая
• 40/42
• Следующая

Но перед смертью он успел рассказать все о своих друзьях Адели Террини и Туридду Сомпани одному журналисту-подпольщику, и тот сделал много снимков, когда он был еще жив и когда уже умер, заснял и спицы для вязания с насаженным хлебным мякишем, и вообще все, что представляло интерес для Истории (всегда найдутся люди, которые верят в Историю). Письма капитана Паани жене исколесили всю Европу, прежде чем в 1947 году оказались в Вашингтонском архиве, где и пылились, пока их вместе с другими документами не обнаружили и не подшили к делу.

Сюзанна Паани дважды теряла сознание: первый раз – читая письма отца к матери, но почти сразу очнулась и выплакалась как следует на плече своего «друга по службе», что немного придало ей сил. А второй раз она потеряла сознание, взглянув на фотографию; неизвестный итальянский журналист, сделавший их, быть может, не был великим фотографом, и снимки не отличались четкостью, и все же на них можно было увидеть много, даже слишком много: как раздетый донага человек, отец Сюзанны Паани, лежит и стонет с вязальными спицами в боку, или как он умирает на подпольной квартире, и все лицо у него забинтовано, кроме одного глаза, – а еще была фотография с теми самыми спицами на тарелке, к сведению историков.

Второй обморок продлился дольше, после него у Сюзанны началась рвота; зеленая и дрожащая, она извинилась перед своим «другом по службе» и спросила сквозь слезы, какой трибунал осудил этих извергов, а ее друг Чарлз тогда показал ей один из последних документов в папке, из которого она узнала, что изверги не были осуждены никаким трибуналом, потому что в сумятице и хаосе войны никто на них своевременно не заявил. История вместе с войсками США проследовала мимо судьбы пехотного капитана, а когда Вашингтон сделал запрос правительству Италии относительно справедливого возмездия, «чистки» уже вышли из моды, и практически все военные преступники были выпущены на волю. Правда, итальянское министерство юстиции ответило в крайне любезном тоне, сообщив, что по делу открыто следствие и готовится судебный процесс. Но больше никаких известий не поступало: судя по всему, процесс так и не состоялся, а значит, не было и приговора.

– А где они теперь? Еще живы? – спросила она у Чарлза.

Тот показал ей еще один документ, от июля 63-го, – справку, уведомляющую Вашингтонский военно-исторический архив в том, что Адель Террини и Жан Сенпуан, в настоящее время Туридду Сомпани, по-прежнему проживают в Милане (с какой стати им менять место жительства?) на улице Боргоспессо, 18, где последний имеет частную адвокатскую контору.

Сюзанне Паани понадобилось всего четыре дня, чтобы принять решение: она отомстит за отца. Досрочно взяв отпуск, она сняла деньги со счета и на шестой день из миланского отеля «Палас» позвонила адвокату Сомпани – его номер был в телефонном справочнике, и его мог узнать каждый честный гражданин. Она представилась как дочь капитана Энтони Паганика – Паани и объяснила, что папин однополчанин рассказал ей, сколько они с синьориной Террини сделали для ее отца, как помогали ему, как спасли его в Болонье; она приехала в Италию в отпуск, а в Милан «посмотреть ярмарку», и ей бы очень хотелось познакомиться с адвокатом Сомпани и синьориной Террини, они ведь не откажут ей в такой любезности? Ведь он и синьора Адель Террини, наверное, смогут многое рассказать ей про папу.

Бретонец, ясное дело, ничего не заподозрил: если дочь Энтони Паани обращается к нему с такой нижайшей просьбой, значит, ей ничего не известно о его гнусной роли в судьбе капитана, она знает только то хорошее, что он для него сделал. Он принял ее с нежностью, как старый дядюшка, оба: и он и Адель – расцеловали ее; оба, конечно, постарели, подурнели, Адели скоро пятьдесят пять, а наркотики и прочие злоупотребления, безусловно, не красят женщину, а Туридду уже за шестьдесят, и все свои прежние доблести он утратил, за исключением подлой душонки.

Они поводили ее по ярмарке, где ее заинтересовали известные на весь мир итальянские вина, они тоже проявили к ним недюжинный интерес; она постоянно их обо всем расспрашивала, и они охотно рассказывали, а Туридду все думал, как бы получше выжать этот заморский фрукт, ведь иметь связи в Америке – большое дело; несколько раз они водили ее в кино, приглашали на завтрак, а потом на ужин в «Бинашину». Заведение Сюзанне Паани не понравилось, ей показалась отвратительной эта смесь конюшни и дорогого ресторана, но их она уверила в обратном: ей здесь очень даже нравится – правда, не сказала почему, а причина была в том, что она увидела канал, Павийский подъемный канал, натолкнувший ее на мысль.

Она семь лет проработала в уголовном архиве Финикса, составляя каталог всех преступлений, совершенных в Аризоне с 1905 по 1934 год, от мелких краж до отцеубийства; теоретически она была настоящим экспертом и знала о технике преступлений больше, чем любой уголовник; она отдавала себе отчет в том, что убить сразу двоих очень непросто, но в памяти, как только она увидела канал, сразу всплыл способ, которым воспользовалась в 1929 году жена для убийства мужа и любовницы. Муж часто возил любовницу на романтический, дикий берег Солт-ривер, где в машине постоянно нарушал супружескую верность. Получив эти сведения от частного сыскного агентства, жена одолжила у соседа машину, отправилась в то место и на очаровательном, пустынном пляже быстро опознала мужнин автомобиль. А дальше ей только и оставалось, что подъехать и легонько, даже не поцарапав кузов, столкнуть машину в холодные голубые воды Солт-ривер. Это преступление было раскрыто спустя три года: жена как-то поделилась тайной с одним приятелем, а тот начал ее шантажировать, вымогая деньги; когда же деньги кончились, он на нее заявил. Этот сюжет показался Сюзанне вполне подходящим; конечно, Павийский подъемный канал – не Солт-ривер, но воды в нем достаточно, чтобы достичь задуманной цели. К тому же обстоятельства ей сопутствовали: адвокат Сомпани охотно доверил руль ей. На третью неделю своего пребывания в Милане Сюзанна Паани продумала весь план до мелочей. Разок даже съездила одна в «Бинашину», проехала вдоль берега и пришла к убеждению, что «несчастный случай» должен произойти именно там, возле причудливого железного мостика, напоминавшего одновременно венецианский мост и Эйфелеву башню, – место было очень удобное, потому что оттуда она сразу же могла перейти на другой берег и очутиться на Государственной автостраде № 35, где большое движение и можно проголосовать.

Лишь один раз ее одолели сомнения: это случилось, когда адвокат Сомпани и синьорина Адель Террини (она так и не вышла замуж, оставшись синьориной) повезли ее в Павийскую обитель, где она увидела надгробные скульптуры Лудовико Сфорца по прозванию Мавр и его супруги Беатриче д'Эсте (прежде она о них не слышала, хотя и немного занималась историей итальянского искусства); эта невыразимая красота и торжественное величие потрясли ее настолько, что она готова была встать на колени перед скульптором (в путеводителе она прочитала его имя – Кристофоро Солари) и, наплевав на критику, обвинявшую его в грубом натурализме, поцеловать ему руку от переполнявших ее чувств. Вот в чем смысл жизни, подумала она, – в красоте, вере, торжественности, а не в преступлении и ненависти, и ей сразу же захотелось вернуться обратно в Финикс, к своему «другу по службе», накупить книг по искусству и забыть, и забыть, забыть, забыть, забыть, но когда она перевела увлажнившиеся глаза с Беатриче д'Эсте и Лудовико Мавра на гнусные физиономии Адели Террини и Туридду Сомпани, на их темные очки (наркоманы не выносят яркого света), серые обвислые щеки, когда она снова увидела в каждом их жесте порочность законченных садистов, то поняла, что никогда не сможет забыть. Никогда.

Через два дня они снова отправились ужинать в «Бинашину» – это был намеченный ею «час 0». Все оказалось просто, она все рассчитала, ведь недаром проработала столько в уголовном архиве. В конце ужина, когда те двое, отяжелев от курицы с грибами, горгонцолы и печеных яблок, политых сабайоном, накачивались для улучшения пищеварения самбукой, она поднялась, надела пальто и сказала:

• Предыдущая
• 40/42
• Следующая