Юные садисты - Щербаненко Джорджо - Страница 28

• Предыдущая
• 28/40
• Следующая

– Рассказывай все по порядку, – сказала Маризелла.

В комнатке с наклонным потолком одна стена была стеклянная и выходила на веранду, заставленную цветочными горшками с натыканными в "их вместо цветов и растений окурками. Несмотря на подобное запустение, немного солнца, клочок голубизны, чуть-чуть тумана придавали так называемой оранжерее некоторую живость.

– ...он меня привез домой, купил мне костюм, рубашку – все новое, – рассказывал Каролино, присев на подлокотник кресла.

Маризелла стояла неподвижно, спиной к окну, пряча лицо от дневного света. Чем дальше Каролино продвигался в своем повествовании, тем больше она каменела, забыв про потухшую сигарету в пальцах бессильно повисшей вдоль тела руки.

– Он хотел знать правду, – продолжал Каролино. – Для того и вытащил меня из Беккарии, но я ему ни слова не сказал. – Гордый тем, что устоял перед всеми соблазнами, он взглянул на нее, ожидая хоть какого-то знака одобрения.

– Молодец.

Но это «молодец», произнесенное без улыбки, бесстрастным голосом, со скрытым темными очками выражением глаз, скорее испугало его, чем обрадовало.

– Он сказал, что еще дня два меня подержит, потом отправит обратно, а я не хочу больше в Беккарию.

Она взглянула на него с ненавистью – благо за очками он этого не увидел. И с ненавистью же подумала: надо же, приперся ко мне, именно ко мне!

– А ты не подумал, что за тобой могут следить? – спросила она, стараясь не выдать своих чувств.

– С какой стати? – наивно отозвался Каролино. (Ведь он жил у полицейского, с какой стати другие полицейские будут за ним следить?)

– Где это видано, чтоб они так легко выпускали? – возразила она, собрав в кулак все свое самообладание, все свои актерские способности, ибо только ей было понятно, в какую опасную переделку он ее впутал. – Они не дураки и дело свое знают. Ты сбежал, а они за тобой проследили, чтобы выяснить, куда ты пойдешь. – Надо же было этому идиоту заявиться именно к ней!

Наивному Каролино это показалось нелепостью.

– Но я же в любой момент мог слинять, все эти дни...

– И все эти дни за тобой следили, – подтвердила она с полнейшим спокойствием, потому что чем опаснее ситуация, тем больше причин сохранять спокойствие.

Каролино помолчал, с трудом переваривая услышанное.

– Ты так думаешь?

– Я уверена. Пошли на веранду, посмотрим.

Она открыла стеклянную дверь, вышла вместе с Каролино на веранду, приблизилась к парапету, спрятавшись за декоративным столбиком, посмотрела вниз на площадь Элеоноры Дузе.

Она была проститутка со стажем и могла разглядеть полицейского с тридцатиметровой высоты. Некоторое время она шарила глазами по площади, забитой машинами, потом сказала:

– Вон, видишь двоих возле черного «фиата»?

Каролино проследил за ее взглядом. Он не был уголовник со стажем, в свои четырнадцать он вообще ни в чем стажа не имел, и все же несколько лет, проведенных в дурных компаниях, плюс природная наблюдательность научили его на расстоянии отличать полицейского от простого смертного. И ему стало страшно при виде двух фигур, неподвижно застывших возле «Фиата-1100». Даже с такой высоты он определил по свободному покрою пиджака на одном из них перворазрядного полицейского, какую-нибудь шишку (Маскаранти), на другом же пиджак, наоборот, сидел в облипочку, и это указывало на «шестерку», водилу машины с сиреной или зарешеченного фургона. Каролино резко отпрянул от парапета, как будто те двое могли его увидеть. Ошибки быть не могло, Маризелла ничего не выдумала.

– А что же теперь? – Губы сами сложились в эту фразу, едва он поглядел на проститутку со стажем.

Маризелла Доменичи ответила не вдруг; она вернулась в гостиную, посмотрела на часы: скоро два.

– Думать надо, – сказала она вошедшему за ней парню. – Если хочешь выпить или поесть, ступай на кухню.

– Нет, – ответил Каролино. Его затуманенные страхом глаза перебегали с женщины на открытую дверь веранды, но видели только двоих полицейских на площади. Он нехотя закурил.

– Тогда посиди здесь, я сейчас. – Маризелла вышла в спальню.

Она как всегда только что поднялась с постели, совершенно разбитая, и от нервного напряжения усталость навалилась на нее с новой силой. Присела на кровать, выдвинула ящик тумбочки, набитый всякими тюбиками и флакончиками с успокаивающими и возбуждающими средствами на все случаи жизни. Выбрала один, вытряхнула из тюбика таблетку, поморщилась, запила застоявшейся водой из стакана на тумбочке, проглотила. Затем, не снимая очков, вытянулась на постели и стала ждать, когда лекарство подействует.

Будь ты проклят, гаденыш, навел-таки фараонов! Сами бы они до нее нипочем не добрались. Будь ты проклят! Теперь она в западне. Чего проще, взять список жильцов, найти в нем фамилию Доменичи и объявить розыск. А нервы у нее уже не в том состоянии, чтобы выдержать изматывающие допросы, так что в полиции они быстро ее расколют.

Таблетка начала действовать: волны блаженства поднимались от желудка к голове, сердце забилось сильнее, кровь забурлила, и на щеках появился румянец. Может, она еще найдет способ вырваться от них. Пока уверенности не было, но она уже рывком вскочила с постели, подбежала к комоду, открыла один ящик, лихорадочно порылась среди вещей и нашла шкатулку, в которой был складной нож.

Когда-то в этой шкатулке лежал и пистолет, ее подарок Франконе, но Франконе умер в тюрьме, пистолет забрала полиция, а у нее, одинокой женщины, не осталось ничего, кроме воспоминаний и вот этого складного ножа. Франконе когда-то объяснял ей, как им пользоваться: наносишь удар за секунду до того, как нажать на кнопку.

Она решила потренироваться. Сперва испугалась, вздрогнула, потому что, не зная, с какой стороны лезвие, держала его повернутым к себе, и оно чуть не полоснуло по руке. От неожиданности она хрипло засмеялась. Потом в точности припомнила подробные инструкции Франконе («Надо, чтобы сила удара соединялась с силой выскакивающего лезвия, тогда нож войдет по рукоятку и уложит наповал даже быка») и попробовала еще раз.

Она улыбалась, вспоминая Франконе, и рубила ножом воздух; таблетка помогла почувствовать себя сильной и почти счастливой. Она знала, что не стоит слишком доверяться этому ощущению, и тем не менее любила этот прилив бодрости, обостряющий все реакции. Убрав нож в сумочку, она сняла с вешалки в шкафу полушубок из рыжей лисы: он смотрелся на ней очень эффектно, особенно с этими темными очками и на фоне ярко-красной помады.

– Не дрейфь. Я тебя вытащу, – сказала она парню, вновь появляясь в гостиной. Прошла на кухню и налила себе полстакана коньяку. – Хочешь? – спросила она Каролино, следовавшего за ней по пятам.

Каролино отказался; она закашлялась от первого глотка, сделала еще один.

– Тебе надо уходить – по верандам, помнишь, как в тот раз?

Каролино кивнул: как не помнить! С веранды этой мансарды легко перескочить на соседнюю, потом на следующую, еще на одну, потом снять с петель покосившуюся дверцу и выйти на лестницу, ведущую во двор дома по улице Боргетто.

– Но в тот раз было темно, – возразил он. – Сейчас меня могут увидеть из окон.

– Могут, – согласилась она. Если увидят, не беги – иначе ты пропал. Объяснишь: мол, твой дом на улице Боргетто и ты поспорил с приятелем, что пройдешь туда по верандам, ты еще зеленый, тебе поверят.

Оправдание хоть куда, подумал Каролино. Маризелла – большая хитрюга, с такой не пропадешь.

– Пускай тебя метелки на площади караулят, а ты выйдешь на Боргетто – и был таков.

Они дружески улыбнулись друг другу: она – благодаря эффекту, оказанному таблеткой, он – по наивности.

– А я тем временем пойду через парадное и сяду в машину, меня ищейки не заподозрят, они же не знают, что ты ко мне пришел, людей-то в доме вон сколько.

Ей было приятно видеть, как он усердно кивает, это придавало уверенности, что план хорош.

– Я подожду тебя в машине на углу бульвара Майно, знаешь мою машину?

Каролино опять кивнул, но ему все еще было немного страшно.

• Предыдущая
• 28/40
• Следующая