Юные садисты - Щербаненко Джорджо - Страница 6

• Предыдущая
• 6/40
• Следующая

Неожиданно Карлетто Аттозо приподнял веки и в упор посмотрел на Дуку. В этом взгляде была непоколебимая уверенность. У взрослых и то редко встретишь такую наглую уверенность, наверное, только тринадцатилетний сопляк может ею обладать.

– Я ни в чем не виноват, – сказал он, подкрепив свою уверенность столь же откровенно издевательским тоном. – Я еще маленький и просто испугался, когда они озверели.

Ничего не поделаешь – надо терпеть.

Дука вскрыл пачку сигарет, вытащил одну и протянул парню.

– На, покури.

Парень взял сигарету, Дука поднес ему спичку, закурил сам и сказал:

– Ну что ж, начнем. И помни про черный список.

На допросах, как правило, терпит поражение следователь, поскольку – если не применять физическую силу – подследственный врет без зазрения совести, и закон бессилен что-либо с ним сделать.

Кивнув стенографисту, Дука задал первый вопрос:

– Как тебя зовут?

– Аттозо Карлетто.

– Имя отца?

– Аттозо Джованни.

– Матери?

– Довати Марилена.

– Когда родился?

– Четвертого января пятьдесят пятого года.

После этих чисто формальных, протокольных вопросов Дука перешел к сути дела:

– Итак, три дня назад, вечером, ты, как обычно, пошел в школу?

Вопрос был провокационным: вдруг парень начнет лгать и запутается.

Тот действительно ответил не сразу: очень уж заманчиво было бы взять да и ответить, что три дня назад он в школу не пошел и в этом деле не замешан. Но парень был не такой дурак, чтоб не понять, что сторожа уже перечислили в своих показаниях, кто в тот вечер присутствовал в школе, кроме того, он хорошо помнил, что сам на первом допросе все подтвердил.

– Да, в школе я был, но ничего плохого не делал.

Это была линия защиты, которой придерживались все одиннадцать негодяев. Дука поднял с пола бутылку анисового ликера, отвинтил пробку, понюхал. На этикетке значилось: «Креп. 78°».

Этот сицилийский ликер один из самых крепких в мире, стоит только лизнуть эту жидкость, и алкоголь тут же впитывается в кровь, по сравнению с анисовым виски и джин – минеральная вода. Даже люди, привычные к спиртному, выпив сто граммов этого ликера, начинают испытывать безумную тягу к насилию, поскольку он не притупляет, а, наоборот, стимулирует нервно-эротические реакции. Юнцы, готовые насосаться всякой дряни, ясное дело, не знают, что такое анисовый ликер. У него есть и более мягкие разновидности, но этот был самой сильной концентрации.

– Это я уже слышал, – примирительно заметил Дука. – Хочешь глотнуть, а? Сон как рукой снимет.

– Нет, больно крепкий, – ответил парень.

Попался, голубчик! Все они хитрецы, а ума ни на грош.

– Откуда знаешь, что крепкий? Ты его уже пробовал? – осведомился Дука.

– Не, но сразу видно, что крепкий.

– Да ну? По чему же это видно?

– Не знаю... По бутылке. В такие граппу разливают.

– Ну, не только. Лимонный сироп тоже. Попробуй, не бойся. Под пристальным взглядом Дуки парень понял, что ступил на неверный путь, отчего потерял контроль над собой и совершил новую ошибку.

– Нет, нет! – завопил он, должно быть испугавшись, что его станут поить насильно. – Мне будет плохо!

– С чего ты взял? Значит, все-таки пробовал?

Карлетто был застигнут врасплох, но отнюдь не сломлен.

– Да, в тот вечер. – Он опустил голову и подумал: в этом вполне можно сознаться, тут же никакого преступления нет. – Меня заставили.

– Я не стану тебя заставлять, – произнес Дука, полностью владея собой. – Ты только возьми и понюхай. На!

Парень повиновался, но, едва он поднес к носу открытую бутылку, его перекосило.

– Этот ликер тебя заставили пить в тот вечер в школе?

Побледнев, борясь с приступом дурноты, парень поставил бутылку на стол и сказал:

– Да.

Дука встал из-за стола.

– Вот видишь, иногда ты можешь говорить правду. – Он обошел его сзади, положил ему руки на плечи. – Не оборачивайся и продолжай смотреть на фотографию. Для прочих ты просто бедный мальчик тринадцати лет, сбитый с толку дурными компаниями, каких немало в нашем обществе благосостояния. Я же уверен, что ты родился преступником, как рождаются блондинами, поскольку нормальный мальчик твоего возраста не может спокойно смотреть на фотографию своей учительницы в таком виде, нормальный мальчик стал бы корчиться, блевать, но ты не мальчик, ты начинающий уголовник и пойдешь дальше по этому пути. Слышишь меня, скотина? – Дука слегка надавил на худенькие плечи туберкулезника. – И не оборачивайся, отвечай так.

– Слышу, но я ничего плохого не сделал.

– Понятно, – отозвался Дука. – Но раз слышишь, то слушай дальше. Мне не надо, чтоб ты признался в том, что сделал. Мне наплевать на твои признания, я и сам знаю, что ты сделал, словно бы я тебя там видел. Ставлю тысячу лир, что это ты натянул между партами чулок своей учительницы и пришпилил его кнопками, ведь ты еще маленький и тебе нравится прыгать через веревочку, особенно когда хлебнешь ликеру крепостью в семьдесят восемь градусов.

– Нет, я этого не делал.

– Ладно, агнец Божий... – Дука заговорил жестче: он все еще стоял за стулом, сжимая плечи парня. – Ты ничего не делал, но мне и не надо знать, что ты делал и чего не делал. Я только хочу попросить тебя об одном одолжении. Не возражаешь?

Парень обернулся и неуверенно глянул на него.

– Не оборачивайся! – взревел Дука так, что даже Маскаранти, стенографист и двое охранников подскочили на месте. – Сиди, как сидишь, и смотри на фотографию, а не хочешь – могу тебя в морг препроводить, в холодильную камеру, где лежит твоя наивная учительница, которая верила, что сможет сделать из тебя человека, отведу и оставлю тебя там на всю ночь с невыключенным светом.

Парень часто задышал.

– Да я смотрю, смотрю, – поспешно проговорил он.

– Умница, смотри и слушай меня. – Дука вновь перешел на обычный тембр голоса. – Так вот, я прошу тебя об одолжении. Все, что мне надо знать, это кто принес в класс бутылку анисового ликера. Ответь, и больше я ни о чем спрашивать не буду, тут же отпущу спать. Даже если ты нанес последний удар своей учительнице – не важно, я тебя об этом не спрашиваю, я только хочу выяснить, кто принес в класс бутылку. Ответишь – и гуляй.

– Не знаю, откуда мне знать, я ничего не видел! – залопотал тот; пальцы, надавившие ему на плечи (не больно, кто же рискнет причинить боль туберкулезному ребенку?), повергли его в смятение.

– Погоди, дурак, подумай, прежде чем сморозить очередную глупость, – втолковывал ему Дука. – И не забудь про черный список. Я прошу всего-навсего о маленьком одолжении, а вовсе не о чистосердечном признании. Но если ты откажешься сделать мне даже эту небольшую любезность, обещаю, что лет двадцать по меньшей мере не дам тебе покоя: отправишься в Беккарию с такой характеристикой, что аккурат до совершеннолетия там и просидишь. Потом лет десять обычной тюрьмы, а дальше под надзор, на принудительные работы, Так что подумай как следует, прежде чем лапшу на уши вешать. Повторяю: кто принес в класс бутылку анисового ликера?

Молчание. Маскаранти, собравшийся было закурить, застыл с зажигалкой в руке. Парень еще какое-то время смотрел прямо перед собой на ужасающую фотографию, затем выговорил всего два слова:

– Фьорелло Грасси.

Дука вернулся за стол и какое-то время молча вглядывался в лицо, тронутое нездоровым чахоточным румянцем. Пробежал глазами лист со своими пометками. «Фьорелло Грасси, 16 лет. Никаких прецедентов. Родители честные». Собрав всю волю в кулак, он тихо произнес:

– Я человек терпеливый, но лучше не злоупотреблять моим терпением, скажи правду.

Фьорелло Грасси был один совершенно чист в этой мерзопакостной компании. Иначе Карруа, который его допрашивал, не написал бы так уверенно – «никаких прецедентов». Может статься, малолетний преступник Карлетто Аттозо наговаривает на единственного хорошего парня, чтобы спасти остальных подонков?

• Предыдущая
• 6/40
• Следующая