54 метра (СИ) - Попов Александр - Страница 20

– Идут,– громким шепотом сообщает он.

– Кто идет? – таким же сиплым голосом интересуется куча. Дозорный уточняет:

– Девушки с колясками, молодые мамы. Три. И один хмырь.

Из кучи:

– Наверное, отец всех троих детей… А может, и ни одного.

– Приготовились! Спим крепко! – прерывает рассуждения все тот же дозорный. – Работаем по моему сигналу.

– А какой сигнал? – открывает глаза Пятачок (Крюк).

– Спи! Поймешь…

Все закрыли глаза и сопят: «А-П-Ф!! АПФ!! А-П-Ф!! АПФ!!». Грудные клетки, словно меха, наполняются и выдыхают со свистом воздух. От этого создается впечатление, что куча – единое целое и дышит одновременно: «А-П-Ф!! АПФ!! А-П-Ф!! АПФ!!»

Голоса девушек все ближе. Слышно, что они явно в замешательстве от лицезрения нас.

– Мням-м-м-ням-мням! – мнякнул громко дозорный, что и послужило сигналом. Куча ожила, заговорила и в сто раз сильнее засопела-захрапела.

– Ну, мама, можно я не пойду в школу? Ну, ПА-ЖА-ЛАЙСТА, – ворочается как бы во сне один.

– А-а-а! Детка. Вот так, детка. Тебе нравится? Да, моя хорошая! – трется другой о ногу товарища тазом, изображая половой акт, как маленькие собачки с ногами хозяев.

– Как вкусно! – слышится сквозь храп и сопение чей-то голос. И мамы видят, как кто-то из нас смачно кусает пятую точку рядом лежащего. Тот вздрагивает и просыпается на секунду, приподнимая голову, чтобы визгливо сообщить: «Я описался!» И засыпает снова, безжизненно расслабив мышцы шеи. Возле скамейки, делая вид, что плывет, уткнувшись лбом в газон, лежит мальчик, и при каждом движении со звоном задевает бутылки вокруг себя. Он тоже это вяло делает, потому что спит. Мы все спим. И тут Пятачок громко пукает на верхушке горы мяса и, сползая, падает на землю. Храп. Сопенье. Пердеж. Возня тел. Звон бутылок. Сонные речи. И неопрятный вид. Все это привело молодых мамаш в состояние шока.

Все, больше разыгрывать их мы не в силах. Мы смеемся, катаясь по земле, траве и скамейке, держась за животы. Мамаши тоже смеются. И хмырь с ними гыкает. Дети в колясках что-то гукают. Всем дико весело.

Одна из мам, сквозь смех: «Никогда в военное училище своих детей не отдам».

Так мы развлекались в этот погожий денек в нашем небольшом парке. Потом нас приметил какой-то бывший адмирал и заложил нас дежурному по училищу.

Глава 14. Парамон

Если бы Остап Бендер надел форму и поступил в Нахимовское, то он бы плакал, познакомившись с Парамоном. Благодаря живости и изворотливости ума и умению вешать лапшу на уши любых калибров, он оставил бы Остапа без законной добычи, а может и без штанов. Он где-то в свои годы познал сладости и радости жизни, и всячески к ним стремился. Своим актерским мастерством, силой убеждения и чувством юмора Парамон оставлял кого-либо без матценностей и денег весело и непринужденно. Его маленький треугольный нос, на вид острый, как жало, имел одну незаменимую функцию – «нюх на лохов». Он чуял их за километры. Он читал в их глазах надежду на какое-нибудь чудо, которое его неожиданно обогатит. И, не обладая мозгами, лохи влегкую инвестировали ПП (Проекты Парамона) тем, чем обладали, то есть деньгами или провизией. И то, и другое Парамон очень любил. Что вполне отразилось на его облике в виде отсутствием талии и упитанного холеного тела.

Спорт он не любил и считал это дело неблагодарным занятием, забирающим кровь от его гениального мозга.

– Разве важно, сколько раз я подтянусь на перекладине? – он закатывал глаза, затягиваясь дорогой сигаретой. – Это неважно, потому что время австралопитеков проходит. Они – недоразвитое пушечное мясо. Расходный материал. Нет, конечно, они тоже нужны, но управлять ими будут такие, как я! Умные утонченные натуры.

Я переспрашиваю его с издевкой: «Какие-какие?»

Учитывая округлую форму и стокилограммовый вес, намек понятен, и Парамон злится:

– Пошел ты в жопу, ПОПСА тупая!!! Утонченные натуры! – и задирает треугольный нос вверх, выдыхая из него клубы сизого дыма. Он всегда так делает, когда сердится или заливисто смеется: нос к небу, и вперед.

– Ладно, не злись, – говорю я. – Давай лучше мечтать о том, как если бы у нас был миллион долларов.

– Давай.

И вот мы сидим в раздевалке, в классе, в кубрике и мечтаем, вздыхая от удовольствия. Нам нравится представлять себя в дорогих авто, с болтающимися на руке часами, усыпанными бриллиантами, и свой успешный процветающий бизнес. Мы даже иногда ругались из-за разных позиций и взглядов на правильное капиталовложение. Но вовремя спохватывались, и дело до драки не доходило. Ну разве что иногда.

– А что это вы тут делаете? – просовывалась чья-нибудь постная морда и мешала нам делить иллюзорное богатство. В морду в тот же миг летели тапки и ботинки, сопровождаемые криками: «Пшел, вон! Что, не видишь?!! Реальные пацаны сделку крутую обдумывают!!!» Постная морда исчезала, и мы продолжали мечтать.

Выходя за территорию училища, Парамон одевался с особенным шармом питерских бандитов, под копирку перенятым из сериалов «Бандитский Петербург» и «Бригада». Парамон проводил параллели с самим Антибиотиком, но не забывал и про щеки Крестного отца в исполнении Марлона Брандо. Последнее ему удавалось легко. Благо, не нужно было подкладывать орехи в и без того смахивающую по размерам на передок малолитражки «будку». Кожаный плащ, хорошая обувь, шелковые рубашки в тон брюк и хорошие часы. Предпочтение отдавалось темным тонам. Может, это все и было подделкой, но на первый взгляд человек внушал доверие. Курил он только «Парламент» и общался с действительно полукриминальной публикой. Находил он ее в игральных домах, которые появлялись повсюду, как грибы после дождя.

Игра – вот что было настоящей страстью Парамона. Все остальное в этом мире отступало на второй план, когда в его глазах загорались бесы азарта. Он неоднократно брал меня с собой в эти злачные места, чтобы я помогал ему остановиться. Останавливался Парамон только при помощи физической силы. Поскольку он был просто одержим (я это видел), и так как все-таки приходился мне не совсем чужим человеком, то эти походы давались мне морально тяжело. После того, как Парамон изрядно спускал денег, я вытаскивал его на улицу, отволакивал подальше, отвешивая пощечины «АЗАРТНОМУ ПАРАМОШЕ». Но когда все успокаивались, обиды отступали на второй план, к нему возвращался холодный рассудок, он подходил и говорил: «Спасибо».

Иногда новоиспеченные друзья-товарищи подбрасывали его до парадного входа училища на крутых машинах. «Мэрины», «Бэхи» и «Бэнтли» давали пищу для обсуждения о безграничных связях Парамона во влиятельных кругах. А тот, в свою очередь, пускал информационные утки и россказни о своей персоне. Как сказал один мыслитель: «Хвалите вслух себя чаще. Источник забудется, а эффект останется». Так и получилось в случае с ним. Испорченный телефон искажал до неузнаваемости россказни, пущенные им же самим. Преумноженные факты достигали, пройдя несколько кругов эволюции, нужной жертвы, и та заглатывала наживку. Загадочное лицо Парамона, словно обколотое ботоксом, ну а по мне так заплывшее жирком, проплывало в этом океане «черни», сохраняя таинственность и не снабжая комментариями подробности его историй, что вызывало еще большие россказни и преувеличения.

Он, конечно, обладал какими-то связями, раз, не посещая физкультуру, всегда имел четкий зачет по этому предмету. И выпустился благополучно, сдав все экзамены, хотя очень любил шутить над преподавателями, доводя их до полной невменяемости. Но дезинформация, словно снежный ком, набирала обороты, обрастая новыми подробностями быстрее, чем сводки с «Фабрики звезд» в газете «Жизнь». «Великий комбинатор» всегда старательно душился дорогой туалетной водой и загадочно закатывал глаза. На все вопросы касаемо своей персоны отвечал непонятно: «Вы обо мне еще услышите!» Что означала эта фраза? Для многих оставалось загадкой. Слабые умом люди при ее произношении пугались и раболепно пытались задобрить «дона Корлеоне» всякими вкусностями и полезностями. Слабые умом, для тех, кто не понял, это и есть ЛОХИ. Сказать правду? Их было много. Некоторые были сильны, имели толстую лобовую кость и сложно проникались идеями мирового господства, которые красочно описывались Ваней как дальнейшая жизненная перспектива.