54 метра (СИ) - Попов Александр - Страница 23

– Саша, хватит пердеть! Говорил тебе, что нельзя тебе лимонаду! – Ваня рассеял все сомнения сидящих, вновь «элегантно» подставив меня под всеобщее внимание. Почему-то в коридоре, куда я его вытащил и стукнул в область солнечного сплетения, рядом оказалась какая-то старушка «божий одуванчик». Она четко заявила: «Сейчас вызову патруль и милицию, если не прекратите». Мы с «Картманом» сделали вид, что все в порядке, и под бдительным надзором пошли в курилку. Когда надзор исчез, я почему-то уже успокоился. Прошел этот первоначальный душевный порыв убивать, а раззадоривать себя не хотелось. Парамон, почувствовавший перемену в моем настроении в сторону улучшения, предложил:

– Ерунда этот балет, давай пойдем в буфет!

На что я резонно заметил:

– Но, Парамон, ведь денег нет!

Ваня продолжил:

– Тогда найдем лоха, который все оплатит и грамм по двести с тобой накатит.

– Тьфу! Уже стихами заговорили, – спохватился я. И тут вышли покурить три девушки. На их лицах читались несвойственное русскому человеку умиление и наивность. При ближайшем рассмотрении и знакомстве мы выяснили, что они приехали из Америки. Поскольку английским владел сносно из нас двоих только я, то должность переводчика с первых минут общения сама собой была присвоена мне.

Через час мы были пьяны и сыты. Вся группа подростков-иностранцев после первого антракта перекочевала к нам в полном составе. Теперь нас было чуть больше двадцати. Наши крепкие организмы держались нормально, а вот заграничная сборка начинали давать сбои в навигации и бортовой системе управления. Их штормило и весело шатало. Стеклянные глазки и хрюкающий смех говорили, что американским девчонкам и мальчонкам уже хватит. Но они продолжали пить «рашн водка» и «кусшадь красный икра». Того и другого в буфете, как ни странно, оказалось достаточно. Вооружившись несвязной речью и энтузиазмом, они обучались русскому языку. Как думаете, какие слова интересно узнать подросткам с другого континента? Правильно! Ругательные, матерные и обозначающие первичные половые признаки обоих полов. Для того, чтобы иметь возможность послать своего товарища в многострадальные и заезженные места на незнакомом языке. Это и называется у поколения MTV «проявить эрудицию». Чтобы товарищ после такого еще просил разъяснений: «А что это значит?» А он типа такой: «Йо! Ты типа, чо? Это же рашн слэнг». И чтобы не попадать в такую неловкую ситуацию, они очень старались. Они говорили с акцентом: «ЗЖОПА!» А мы смеялись. Было весело, как на уроках труда в школе, когда трудовик засыпал от излишка выпитого в подсобке с инструментами, а мы, предоставленные сами себе, играли в догонялки по всему зданию, закрыв учителя в его «спальне». Много, в общем, слов было разучено и еще больше выпито, пока не пришла все та же бабушка «смотрящая по Дворцу» (Парамон ее так назвал) и не разогнала интер-посиделки, направленные на улучшение мировой обстановки. Пришлось вернуться в зал к просмотру танцев. Наши иностранные гости расположились на своих местах в боковой лоджии и были нам хорошо видны. В зале было очень душно. На Парамона под половецкие пляски напала икота, и он, набирая полные легкие и щеки воздуха, задерживал дыхание. Глядя на него, я чуть со смеху не помер. Все опять шикали, но уже меньше, наверное, привыкли. Пляски на сцене вместе с музыкой ускорялись. Становилось жарче. Пьяные американцы тоже начали вести себя неадекватно. По-моему, их начало мутить от русского сорокаградусного напитка.

– Парамон, гляди на америкосов, – шепчу я ему в ухо, – что-то будет. Нужно сваливать, а то «смотрящая» заложит, что мы их так накачали. Парамоха с ходу в шутку предлагает вариант убить свидетеля: «Замочим и концы в воду». Но уже через мгновение, вновь ступая по ногам шикающих на нас зрителей, мы движемся к выходу. Выбравшись из западни тесного прохода, мы выслушали последние «культурные» ругательства со стороны «клана эстетов», на что икающий Парамон швырнул на звук свернутый большой шарик фольги от шоколадок. Сделал он это по параболаидальной дуге со словами: «Кому бог пошлет». Затаившись в тени занавесок у самой двери, мы решили досмотреть, что же все-таки будет дальше. Чутье подсказывало: что-то по-любому будет. И оно не подвело…

Атмосфера накалялась. Музыка ускорялась. Танцоры прыгали по сцене все активней. Парамон икал все чаще. А иностранным подросткам неожиданно стало плохо на ряды, находящиеся ниже. Кое-кто попытался выбежать в проход, но поскользнулся на чьей-то мерзкой жиже и упал. Местами раздавались крики «ЗЖОПА!» со знакомым акцентом. Некий защитник культурного наследия, явно выходец из интеллигенции, сидевшей в тех самых нижних рядах, метко и интеллигентно заехал в глаз подрастающему американскому империалисту, изрыгающему на него непереваренные красные икринки. Словосочетания «Фак ю» и «Оу, май гад» тоже мелькали в нарастающем гвалте вперемежку с русскими крепкими словечками.

Танцоры на сцене закончили свои па, опустился занавес и включился свет. Далее смотреть потасовку мы не могли и, добежав до гардероба, исчезли в темноте питерских подворотен. Немного переведя дыхание и удалившись от места действия, Парамон сказал:

– Что за свиньи эти америкосы? Совсем отдыхать не умеют.

– М-ммда-а, – промычал я в ответ и легонько стукнул Парамона в живот. – Это тебе за начало представленья «Подстава».

Мы засмеялись и пошли обратно в свой мир - свою систему. Больше в балет мы не ходили. Больно народец там агрессивный и шикающий…

Глава 15. Корабельная практика

Песенка СМИРНЫЧА:

У меня на жопе миллион прыщей.

Говорят – неправильный обмен вещей.

Хоть и мою с мылом попу я.

Все равно прыщей на жопе до х…я.

Мне снится, что я дома, и на груди спит, тихо мурлыча, кошка, своим весом немного затрудняя дыхание. Это вносит уют в мой сон, который в этот раз без убийств и кровавых разборок над обидчиками по жизни. Наверное, каждому в этой жизни приходилось осуществлять тайное желание убить врага, превосходящего тебя физически, в своем сне. А может, только меня посещают такие мысли? А остальные, скорей всего, по воде ходят, пока я сплю. Стоп! Какая кошка? Я же ведь сейчас в Кронштадте, на корабле «Перекоп». Медленно, ожидая подвоха, открываю глаз. И тут же закрываю. Потому что вижу на груди здоровенную крысу. Эти животные стали неотъемлемой частью почти всех воинских частей еще с начала времен. Уверен, когда армия римлян шагала по мостовым, выступая против войск галлов, у них под ногами мельтешили эти хищные зверьки. И когда Давид убил Голиафа, они щекотали пятки зевакам. И когда Ноев ковчег отходил от пристани, они уже были на борту.

«Пусть мне это снится», – думаю я и снова открываю глаз. Крыса не исчезает. Это не сон. Она настолько близко, что может впиться в лицо без всяких усилий. Я уже достаточно хорошо узнал этих бестий. Жрут все, начиная от изоляции и бетона и заканчивая пятками спящих людей. В их слюне содержится какой-то анальгетик, позволяющий жертве не чувствовать боль до момента, пока они не закончат свою трапезу. А еще ни для кого не секрет, что они разносят немерено болезней, многие из которых смертельны. Скажете, ерунда? Расскажите это Европе, которая во времена святой инквизиции истребила почти всех кошек из-за причастности к силам зла, и крысы начали беспрепятственно хозяйничать по всей территории, разнося чуму. Да, антисанитарное было времечко. Но если задуматься, мало что изменилось. Просто днем крысы стараются не показываться из подвалов и щелей. Зато если пройтись по ночному Петербургу с фонариком, то увидите тысячи отблесков глаз, следящих за каждым вашим движением. Но я, наверное, как и все люди, задумываюсь об этом только тогда, когда на мне сидит эта жирная бестия. Если бы однажды крыса оказалась верхом на губернаторе или депутате каком-нибудь, то за эту проблему взялись бы ретиво и быстро. Где-то я прочел, что на каждую увиденную нами крысу приходится три десятка ее родственников, которые вам не видны.