Водяра - Таболов Артур - Страница 39

• Предыдущая
• 39/121
• Следующая

– Отставить! Они приехали посмотреть, как живут беженцы. Пусть смотрят, как они живут!

Это была не первая такая делегация, уже сложился ритуал встречи. После осмотра лагеря парламентариев плотным кольцом окружили женщины. В руках у многих были самодельные плакаты, старые, потрепанные, не первый раз в деле: «Свободу Ичкерии!». «Русские, убирайтесь из Чечни!», «Смерть оккупантам!». По знаку одной из женщин, учительницы, дети скандировали: «Вывод войск! Вывод войск!» Потом начались жалобы. Лорд Джадд внимательно слушал, его помощники записывали. Это на час, не меньше, понял Иса.

Он отошел в сторону и закурил. Рядом остановился один из членов делегации, невысокий, чернявый, что-то спросил по-английски. Иса виновато пожал плечами:

– Не понимаю.

Подскочил молодой переводчик, ингуш, из администрации президента:

– Господин Хиль-Роблес спрашивает: вы тоже беженец?

– Вроде того, – ответил Иса. – Только не из Чечни.

– Откуда?

– Из Северной Осетии, если это что-то ему говорит.

– Говорит. Он в курсе. Как давно?

– Скоро три года.

– Почему до сих пор не вернулись?

– Куда?

– На прежнее место жительства.

– А как он это себе представляет? – разозлился Иса. – Вернуться туда, где все на тебя волком смотрят? Дрожать по ночам от каждого стука? Ждать, когда подожгут твой дом?

– Ты не огрызайся, – посоветовал переводчик. – Тебя спрашивают, ты отвечай.

– Я и отвечаю.

Выслушав перевод, парламентарий задумался и произнес несколько фраз.

– Господин Хиль-Роблес не понимает, почему сложилось такое положение с возвращением беженцев в Осетию. За все время вернулось меньше ста семей. Из шестидесяти тысяч беженцев. Он был уверен, что переселению препятствуют власти Северной Осетии. Из ваших слов следует, что это не единственная причина. Он правильно понял?

– Не единственная, – подтвердил Иса. – Но важная. Власти хотят, чтобы был порядок. Если шестьдесят тысяч ингушей вернутся, никакого порядка не будет. Будет резня. Не обязательно, но возможно. Осетины еще долго не простят нам того, что было. Если президент Галазов начнет форсировать возвращение, он не доживет до выборов. И он это знает.

– Значит, по-вашему, проблема беженцев из Осетии требует для своего решения только времени? – по-своему истолковал слова Исы парламентарий.

– И очень большого. Это при условии, что за это время ничего не случится.

– Что может случиться? – живо заинтересовался парламентарий.

– Кто знает! На все воля Аллаха. Про взрыв на рынке Владикавказа он слышал?

– Слышал. Я же сказал, что он в курсе всех наших дел, – повторил переводчик. – Он спрашивает, почему ты думаешь, что это дело рук ингушской стороны? Преступники не найдены.

– Ничего я не думаю. Что я думаю, это неважно. Важно – что думают осетины. А они думают, что это наши дела. Они всегда во всем винят ингушей. И это не настраивает их на мирный лад.

– Ты знаешь осетинской язык?

– А как же? – удивился Иса. – Я все жизнь прожил во Владикавказе.

– А чеченский? Это не я спрашиваю, это он спрашивает.

– Так объясни ему, что ингуши и чеченцы – вайнахи, братья.

Парламентарий удовлетворенно кивнул, что-то чиркнул в записной книжке и вернулся к делегации.

– Кто это? – спросил Иса.

– Альваро Хиль-Роблес, Верховный комиссар ООН по делам беженцев. Похоже, ты его заинтересовал.

– Да мне-то что с того? – отмахнулся Иса.

– Ну, не знаю, не знаю, – усмехнулся переводчик. – Может, ничего. А может и чего.

Через три дня он приехал в лагерь, отыскал Ису и отвел подальше от палаток, в степь.

– Тебе крупно повезло, парень. По решению Хиль-Роблеса у нас создается постоянное представительство Верховного комиссара. Нужны люди, хорошо знающие местные условия. Он попросил досье на тебя. Уверен, ты подойдешь. Работы не пыльная, зарплата в долларах. Не слишком большая, но это не главное.

– Спасибо за хорошую новость. И ты специально приехал, чтобы мне это сказать?

– Есть некоторые проблемы. Место, как сам понимаешь, золотое…

– Чем? – перебил Иса.

– Не понимаешь? Распределение гуманитарной помощи, вот чем!

– Теперь понимаю. Сколько?

– Приятно иметь дело с умным человеком. Десять штук.

– Чего?

– Что значит чего? Баксов, конечно.

– Баксов?! – поразился Иса. – Сдурел?

– Не мне же одному.

– Десять штук баксов?! Если бы у меня были такие бабки, я бы здесь не уродовался!

– Не гони волну. Мы знаем про твой бизнес. То, что мы знаем, это бы ладно. А вот если Верховный комиссар узнает из твоего досье…

– Нет у меня таких денег, – уперся Иса.

– Твои проблемы. Найди. И не тяни. Дело горящее, последний срок завтра утром, – предупредил переводчик и ободрил, перед тем как уехать: – Не сомневайся, отобьешь свои бабки. И сверху наваришь. Мы с тобой еще поработаем. Я же говорю: золотое дно…

Иса соврал. Десять тысяч долларов лежали у него в заначке. Даже больше. Но это были последние деньги из тех пятидесяти тысяч, которые он снял в свое время со счета кооператива Тимура Русланова. Иса трясся над каждым долларом и часто приходил в отчаяние, глядя, как они тают. Только не так давно перестали таять и даже начали прибавляться. Отдать их было страшно, как потерпевшему кораблекрушение оттолкнуть от себя спасательный круг. Но Иса понимал: это шанс, другого не будет. Шанс ему, чужаку, стать своим среди приближенных к власти людей, пусть в небольших чинах, но реально заправляющих всеми делами. И он решился…

«Эксперт Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев» – так была написано в его служебном удостоверении с эмблемой ООН на обложке. Такая же эмблема с расшифровкой аббревиатуры УВКБ ООН красовалась на большом синем пропуске, который Иса наклеил на лобовое стекло своей «Волги». С таким удостоверением и с таким пропуском можно было ехать куда угодно, хоть в Чечню, хоть в Осетию. Но в Осетию на машине он поначалу не ездил. Когда нужно было присутствовать на очередном совместном с осетинскими чиновниками совещании по проблемам возвращения ингушских беженцев, садился в автобус вместе с другими членами рабочей группы. Со временем осмелел, приятно было ехать в «Волге», в то время как другие трясутся в автобусе.

Это было большой ошибкой.

Совещания высокого уровня проходили обычно во Владикавказе и в Назрани, экспертные группы собирались чаще всего в ингушском Карабулаке или в каком-нибудь поселке Пригородного района Осетии. На этот раз выбрали Чермен, конференц-зал районной администрации, бывшего райкома партии. Часа три обсуждали мелкие поправки к проекту совместного постановления, которое должны будут подписать президенты Галазов и Аушев. Спорили из-за каждой запятой, но вяло, нудно, как бы отбывая повинность. Все прекрасно понимали, что никакого результата это постановление не даст, как и три десятка таких же совместных постановлений, которые подписывались в разное время на разных высоких уровнях. И когда наконец закончили, словно свежего воздуха впустили в конференц-зал, все оживились, задвигались, потянулись в буфет, где глава районной администрации устроил для участников совещания небольшой фуршет.

Иса от фуршета уклонился: за рулем. Выезжая на трассу, связывавшую Владикавказ с Назранью, в который уж раз порадовался компактности Северного Кавказа. Как-то ему пришлось ехать на машине из Москвы в Питер, едешь и едешь, конца не видно. А здесь – сорок минут и дома.

На границе Осетии и Ингушетии, это место называлось черменский круг, было три блок-поста: армейский и два милицейских, ингушский и осетинский. Здесь обычно обменивались пассажирами таксисты. Осетинские водители наотрез отказывались ехать в Ингушетию. Чтобы не терять заработка, созванивались с таксистами из Назрани и здесь, на черменском круге, пересаживали клиента из одного такси в другое.

На осетинском посту выезжающие машины почти никогда не останавливали. А въезжающие с ингушскими номерами обыскивали и досматривали со всей строгостью: документы, путевые листы, заявки с указанием времени проезда и числа пассажиров. Что не так, поворачивай обратно. Установление режима свободного проезда через границу – об этом и шла речь в одном из пунктов постановления, которое обсуждали рабочие группы.

• Предыдущая
• 39/121
• Следующая