Дочь палача и дьявол из Бамберга - Пётч Оливер - Страница 87

Иеремия показал на маленькую дверь слева от полок.

– Георг сказал правду. Мальчики мирно спят у печи. Но пожалуйста, можете убедиться сами.

Магдалена открыла дверь и скрылась на какое-то время. Потом вернулась, и на лице ее было написано облегчение.

– Дети в порядке, – объявила она. – Судя по их перепачканным ртам, они разве что объелись сливового варенья. Вот кого не хватает, так это Барбары.

– Барбары? – Отец взглянул на нее в недоумении. – Становится все интереснее! Хочешь сказать, Барбара все это время была здесь? Дьявольщина…

Он разразился потоком брани, но Магдалена оборвала его.

– Теперь это не имеет значения, – прошипела она. – Теперь, когда Матео на свободе, я все равно завтра привела бы ее назад. – Она строгим голосом обратилась к Иеремии: – Ну так где она?

Иеремия вздохнул:

– Вообще-то бо́льшую часть времени Барбара проводила у артистов. Я ее почти и не видел. Сегодня утром она вместе с ними отправилась в замок Гейерсвёрт. Видимо, помогала им с костюмами.

– Ну, пускай только попадется мне на глаза, – проворчал отец. – Но с этим мы потом разберемся. – Он повернулся к Георгу: – Теперь расскажи наконец, что здесь произошло.

Сын тяжело вздохнул и, потупив взор, рассказал о попойке в «У синего льва», а также о своих наблюдениях, осознанных только впоследствии. Об ингредиентах для снотворного, которые увидел у Иеремии, о его удивительных познаниях в латыни и сломанном клинке. Особое внимание Георг заострил на признании Иеремии в том, что он был палачом Михаэлем Биндером и совсем недавно совершил убийство.

– Он сам признался, что убил юную проститутку, – закончил Георг. – Только убийца мог знать о вскрытой грудине. Иеремия и есть оборотень!

Отец все это время слушал не перебивая. Теперь же он повернулся к Иеремии. Тот по-прежнему сидел на кровати и натирал мазью обожженное лицо.

– Это правда? – спросил палач.

Иеремия вздохнул:

– И да, и в то же время нет. Да, это я убил юную Клару. Но я никакой не оборотень. В этом вы должны мне поверить!

– Для этого хорошо бы выслушать тебя, – ответил Якоб.

Он вынул трубку и прикурил от горящей лучины, которую вытянул из печи. Вскоре к потолку потянулись клубы ароматного дыма и заглушили вонь, которую еще источала одежда палача.

– Ну, выкладывай! – потребовал он от Иеремии. – Или сначала попросить брата, чтоб уложил тебя на дыбу и помял пальцы в тисках?

Иеремия лукаво ему подмигнул:

– В том, что касается дыбы и тисков, поверь, вам обоим есть чему поучиться у меня.

Но потом улыбка его сразу померкла.

– Все так, как рассказал Георг. Да, когда-то я был палачом Михаэлем Биндером. Но Михаэля Биндера давно нет в живых, он умер почти сорок лет назад в корыте с негашеной известью. Однако вину, которую я взял тогда на себя, смыть не удалось. Только старое имя… – Старик вздохнул, и странный хрип вырвался из его груди. – Я так и не смог забыть облик моей возлюбленной Шарлотты, всякий раз ее образ являлся мне в сновидениях. И вот около года назад мне вдруг встретилась эта девица, похожая на Шарлотту, словно горошины из одного стручка…

– Вы про юную проститутку? – уточнила Магдалена.

Иеремия кивнул.

– Впервые я увидел ее, когда она пришла ко мне, чтобы избавиться от ребенка. Проститутки знают о моих умениях и тайком наведываются ко мне. С тех пор я не мог забыть эту девицу. Ее… ее звали Кларой. Я отправился за ней и сказал, что хочу коснуться ее, только и всего. Поначалу ей, наверное, было противно, но я дал ей денег, много денег, и она согласилась. Я все чаще стал ходить к ней на Улицу роз. И однажды уговорил ее провести ночь у меня. – Лицо старика расплылось в блаженной улыбке. – Это была лучшая ночь за последние сорок лет. Мы много говорили, как разговаривали когда-то с Шарлоттой. В основном о всякой безделице, как это бывает у влюбленных. Я был дураком! Старым дураком!

Иеремия хлопнул себя по лбу.

– В момент слабости я посвятил Клару в свою тайну. Рассказал ей, что в прошлой жизни был Михаэлем Биндером, палачом Бамберга. – Взгляд у него стал мрачным. – На следующий день Клара потребовала денег. Потом еще больше. Она грозилась выдать меня.

– И что такого случилось бы? – спросил Георг. – Вы же не сделали тогда ничего запретного. Вы были простым палачом.

Иеремия улыбнулся.

– В том-то и дело, что я был палачом, – ответил он. – В то время, чтобы вы знали, на костер попадали не только простые люди, но и немало советников и патрициев. Их родственники поклялись отомстить. Я и сейчас помню, как они стояли у пылающего костра и показывали на меня пальцами… – Он встряхнул головой. – Они не могли призвать к ответу по-настоящему виновных, те были слишком могущественны. Но поверь, на мне они бы выместили злобу. Они бы и сейчас это сделали. Ведь я же простой палач.

Якоб что-то согласно пробурчал и вынул трубку изо рта.

– Так и есть. Легче всего спихнуть вину на нас. Для этого мы и нужны. Чтобы убивать, лечить, а иногда и избавлять от нежелательных детей. А потом на улицах нас сторонятся и крестятся у нас за спиной…

– Что стало с этой Кларой? – спросила Магдалена.

Иеремия с шумом втянул воздух.

– Когда у меня закончились деньги, я пошел к ней и попросил прекратить это. Но она только высмеяла меня. Сказала, что на следующий же день отправится к Мартину Лебрехту и выдаст меня. Она назвала меня глупым калекой и расписала, в какой ад превратят патриции мою жизнь. Тогда… тогда я понял, что должен что-то предпринять… – Он запнулся. – Я подумал, как сделать так, чтобы ей не было больно, и вспомнил про снотворное. Мне и раньше приходилось его применять, если я чувствовал жалость к тем, кого казнил. Следующей ночью я подкараулил Клару и прижал к лицу тряпку со снотворным. Она вскрикнула и обмякла. И даже не почувствовала удара, которым я размозжил ей голову.

– Но как же грудина! – прошептал Георг. Его восхищало и в то же время внушало отвращение то хладнокровие, с которым бывший палач рассказывал об убийстве девушки. – Вы вскрыли ей грудину. Зачем?

Иеремия пожал плечами:

– Некоторые видели меня с Кларой. Я боялся, что кому-нибудь полезут в голову ненужные мысли. Одинокий старик, безответная любовь… Поэтому я устроил так, чтобы все решили, будто на нее напал этот оборотень. – Он подмигнул Якобу: – И вы на это повелись.

Георг с неприязнью смотрел на старика.

Так вот что бывает, если казнить сотни людей? До чего больным и бесчувственным может стать человек!

Впервые в жизни профессия палача вызвала у него отвращение.

И все же мне придется однажды стать им…

Дым от отцовской трубки едва ли не целиком заполнил маленькую комнату. В его серых клубах Иеремия походил на призрак из далекого прошлого.

– Вы теперь сдадите меня стражникам? – спросил он в тишине.

– Я не судья, а только палач, как и ты в свое время, – ответил неуверенно Якоб. – Господь свидетель, тебе несладко пришлось в этой жизни. И все-таки я уверен, что перед лицом Господа ты за одно только это деяние будешь каяться вечно. Куда сильнее, чем за многих других, кого тебе пришлось убить. Потому что в этот раз ты действовал по собственной воле. И избрал темный путь.

– Это я и сам знаю, – мрачно ответил Иеремия и вопросительно взглянул на гостей: – Ты вы меня отпустите?

– Пока не знаю, – сказал Куизль.

Он запыхтел трубкой и погрузился в раздумья.

– Это зависит от того, что нам удастся выяснить. Быть может, с твоей помощью. – Якоб резко взглянул на Иеремию: – И ты можешь поклясться, что к другим убийствам не имеешь никакого отношения?

Старик ударил себя в тощую грудь:

– Клянусь всеми святыми и пресвятой Богородицей!

– Ладно, черт с ним. – Якоб отмахнулся. – Все равно мне в этом убийстве многое странным показалось. Запах белены, вскрытая грудина… Мало общего с другими жертвами.

– Но с ними тоже обошлись довольно жестоко, – заметила Магдалена. – Их пытали, четвертовали…