Дочь палача и дьявол из Бамберга - Пётч Оливер - Страница 99

– Чтоб мне провалиться, – пробормотал Куизль. – Это случайно не…

– Вот именно, это отец нашего викария Себастьяна Харзее, – ухмыляясь, перебил его Иеремия. – После смерти Хаана он все-таки получил пост канцлера. Странное дело. Все нынешние жертвы так или иначе связаны с той комиссией. А сын главного из зачинщиков вдруг превращается в настоящего оборотня… Если б я не понимал, что за всем этим кроется какой-то гнусный фокус, то уверовал бы, что сам Господь решил покарать их столь занятным образом.

– Господь или кто-то еще, – пробормотал Куизль. Потом ткнул пальцем под записью: – Смотри, здесь подписались и два секретаря, которые вели тогда протокол.

– Точно! – воскликнул Иеремия и хлопнул себя по лбу. – Секретарей было двое, а не один! Это еще прошлой ночью сбило меня с толку. Я понял, что кого-то недостает. Первым из секретарей был Йоханнес Шрамб, верно? Значит, я был прав.

Куизль кивнул.

– Со вторым секретарем все куда интереснее…

Он показал на вторую подпись, выполненную изящным почерком. В отличие от председателя, этот человек и не думал скрывать своего имени.

– Боюсь, кому-то придется выслушать не самую приятную новость, – задумчиво проговорил палач и закрыл протокол. – Похоже, Катарина знает своего отца не так уж хорошо, как думает.

В следующий миг снаружи зазвонил колокол.

Настало время возвращаться.

Адельхайд Ринсвизер провела худшую ночь в своей жизни – в темной сырой камере, наедине с урчащим, царапающим существом, которое пыталось добраться до нее. Впервые за все это время темница представилась ей надежным убежищем, и Адельхайд молилась, чтобы оно выдержало натиск.

Таинственное существо, что рыло снаружи землю, время от времени уходило, и все стихало. Но оно всякий раз возвращалось. Тогда оно снова принималось рыть, и теперь в камеру сквозь укрепленные в верхнем углу доски проникал солнечный свет.

Снаружи был чудесный день, чирикали воробьи, время от времени неподалеку вскрикивала сойка. Но Адельхайд лежала и, затаив дыхание, ждала лишь возвращения монстра. Долго ли он будет разгребать землю? И долго ли будут еще держаться доски? Когда же он все-таки доберется до нее? Связанная, Адельхайд не имела возможности ни сбежать, ни оказать хоть какое-то сопротивление.

В эти жуткие часы Адельхайд рисовала в воображении облик того существа. Кто это – тот самый монстр, который напал на нее в лесу, или сумасшедший, который держал ее здесь? Как бы то ни было, с тех пор как зверь наведывался в последний раз, прошло уже немало времени.

Быть может, он сдался?

В сердце вновь затеплилась надежда. Адельхайд дергала кожаные ремни. Холод и жажда сводили ее с ума. Но мужчина или зверь пока не возвращались, и до тех пор она была в относительной безопасности. Все это время Адельхайд судорожно соображала. Искала возможности для побега и думала, почему этот безумец запер ее здесь и как ей воспользоваться вновь обретенным знанием.

С некоторых пор Адельхайд была уверена, что знает этого человека.

Когда она увидела его без капюшона, что-то всколыхнулось у нее в памяти, но зацепиться за образ никак не получалось. Прошло немало времени, прежде чем она вспомнила. Но теперь сомнений быть не могло. Те же самые жесты, те же глаза и черты лица. Адельхайд знала, кто он.

И он, скорее всего, об этом догадывался.

Уже по этой причине он не мог оставить ее в живых.

Почему? Для чего ты устроил все это? Почему ты плакал? Что мне сделать, чтобы ты не убивал меня?

Женщина ломала себе голову, но ответа так и не нашла. Мольбами или слезами она вряд ли его убедит. Другие уже пытались, и тщетно. Адельхайд слышала их вопли, которые переходили в хрип, постепенно стихали и потом обрывались. Но если удастся выяснить, что им движет, тогда у нее появится хоть какой-то шанс разжалобить его.

Почему? Для чего все это?

Она вздрогнула, заслышав какой-то шум. Это был шорох и фырканье, которые всегда предшествовали рытью и царапанью.

Зверь вернулся.

Он побродил рядом, принюхался, почесался и зарычал. После чего вновь наступила тишина.

Адельхайд напряженно прислушивалась. Станет ли он снова рыть? Но по-прежнему все было тихо. Похоже, что зверь опять ушел.

Только вот надолго ли?

– Убирайся! – прошептала Адельхайд. – Возвращайся обратно в ад, откуда явился! Пожалуйста! Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою…

В страхе дожидаясь возвращения зверя, женщина повторяла с детства заученные молитвы, одну за другой. Они давали ей силы и душевный покой.

– …молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей…

Но, сколько она ни молилась, Пресвятая Дева не спешила на помощь.

– Понятия не имею, куда они запропастились, – пробормотал Симон. Он, словно волк взаперти, мерил шагами кабинет Иеронима Хаузера. – Давно уже за полдень перевалило!

– Успокойся ты наконец, – ответил Куизль. – Бартоломей, конечно, тот еще пройдоха, но рядом с ним твоя жена в полной безопасности. В такой туман нужно время, чтобы как следует прочесать целый город.

– Вы правы. И все равно я волнуюсь.

Симон тяжело вздохнул и, заложив руки за спину, продолжил вышагивать по заставленной сундуками и стеллажами комнате. Он, Якоб, Георг и старый Иеремия уже два с лишним часа дожидались Магдалену и Бартоломея. Они договорились встретиться в доме Хаузера еще и потому, что Фронвизер надеялся найти среди бумаг Иеронима что-нибудь связанное с его исчезновением. Но поиски успехом пока не увенчались. И, глядя на беспорядок, царивший вокруг, Симон уже и не рассчитывал что-либо отыскать.

По всему кабинету были разбросаны пергаментные свитки, тетради и потрепанные книги. На кафедре в углу высилась целая башня из актов. Бегло просматривая документы, цирюльник едва не опрокинул чернильницу, небрежно оставленную на полу.

Катарина сама проводила их в этот кабинет под крышей. Она немного успокоилась и теперь пекла с Петером и Паулем лепешки на кухне. Тем временем Алоизий выхаживал в доме Бартоломея израненного Матео. Бартоломей строго наказал своему помощнику хранить молчание. Для неразговорчивого батрака это не составило большого труда.

– Сейчас меня куда больше беспокоит Хаузер, – сказал Куизль через некоторое время.

Палач вынул трубку и пошарил по карманам в поисках табака, но ничего не нашел. Тогда он задумчиво пожевал мундштук и продолжил:

– После Себастьяна Харзее Иероним последний, кого недоставало нашему оборотню. Все указывает на то, что и он угодил в его лапы.

Симон с Якобом уже рассказали друг другу, что им удалось выяснить за это время. Куизль с Иеремией незамеченными вернулись в собор незадолго до окончания службы. Протокол процесса над Хааном они взяли с собой. Теперь он лежал, раскрытый, на запачканном чернилами столе посреди кабинета. Якоб постучал узловатым пальцем по записи, где были перечислены члены комиссии.

– Все в точности, как я сказал, – проговорил он не очень разборчиво, не вынимая трубки изо рта. – Все жертвы так или иначе участвовали в процессе против Хаана. А если члены комиссии были уже мертвы, убийца отыгрывался на родственниках. По-моему, кто-то решил отомстить им. И довольно жестоким образом.

– Ты прав. Если вспомнить, что мы сотворили тогда с бедным канцлером, то во всех этих пытках над жертвами нет ничего удивительного, – бросил Иеремия. Он взял кувшин и уже в который раз налил себе горячего вина с пряностями; обезображенный нос его стал красным. – По сути, убийца применяет только те пытки, которые были в ходу в то время. – Он нахмурился: – Не считая, конечно, этого бешенства. Это просто ужасно. Даже мы тогда не дошли до такого.

– С другой стороны, это вполне логично, – ответил Симон. – Чтобы сын главного из заговорщиков сам превратился в некое подобие колдуна – более изощренной мести не придумать. Никакая пытка с этим не сравнится.