Забавное Евангелие - Таксиль Лео - Страница 31

• Предыдущая
• 31/98
• Следующая

И вот, когда разнесся слух, что Иисус сдержал свое обещание и снова пришел в Капернаум, к дому, где он остановился, ринулись целые толпы. Внутри и снаружи собралось такое множество народа, что уже никто не мог ни войти, ни выйти.

— Боже, какое счастье видеть тебя в добром здравии! — наперебой восклицали посетители.

— Поверьте, я так же рад, что все вы живы-здоровы! — отзывался Иисус.

— Если у нас в городе не осталось больных, то это лишь благодаря тебе, учитель.

— Я всегда к вашим услугам, друзья. Но может быть, все-таки у вас еще остался какой-нибудь бесноватый, лунатик или, на худой конец, прокаженный?

— Нет, господи, ни одного.

— Жаль, то есть тем лучше! Про другие города этого не скажешь.

— Черт побери, нельзя же быть в пятидесяти городах одновременно!

Блаженны лишь те, кто сподобился видеть твои чудеса!

Иисус ухмыльнулся при мысли о наивности этих людей, воображающих, будто его всемогущество имеет пределы. Еще бы! Ведь если бы он пожелал, ему ничего бы не стоило появиться одновременно не то что в пятидесяти городах, а сразу во всех населенных пунктах земли и исцелить все болезни в мире! И если он этого не сделал, то, очевидно, лишь потому, что не хотел чрезмерно баловать своих современников.

В то время, когда Иисус предавался подобным размышлениям, крыша дома внезапно раскрылась.

Восточные дома обычно имеют плоскую кровлю с раздвижной частью.

Именно эту подвижную часть и сняли капернаумцы, взобравшиеся на крышу. В отверстие просунулись руки, и вот четверо мужчин осторожно спустили вниз паралитика на его постели: это был последний больной Капернаума.

Те, кто его нес, отчаялись пробиться к двери сквозь многочисленную толпу; легче было взобраться наверх и проникнуть в дом не совсем обычным путем. Иисус был польщен этим новым проявлением веры в него. Он протянул к расслабленному руку и сказал:

— Верь мне, дружище, ты болен из-за своих грехов. Так вот, отныне прощаются тебе грехи твои!

Здесь Новый завет доводит до нашего сведения, что в толпу обращенных затесалось несколько осведомителей синедриона. Услышав последние слова ходячего Слова, шпики начали перешептываться между собой.

— Ей-богу, нахальства у этого парня хоть отбавляй! Мало того, что он излечивает больных, теперь он еще отпускает им грехи! А по какому праву? Кто может прощать грехи, кроме бога?

Однако Иисус, «тотчас узнав духом своим» помыслы осведомителей, повернулся к ним и сказал следующее:

— Эй вы, для чего так помышляете в сердцах ваших? Вас шокировали мои слова? В таком случае, будьте добры, посоветуйте, что легче — сказать расслабленному: «Прощаются тебе грехи твои» или «Встань и сматывайся отсюда»? Молчите? Так вот, чтобы вы знали, что я имею право прощать грехи, я говорю этому паралитику: «Встань, возьми постель твою и иди в дом твой!» Расслабленный тотчас встал, свернул свою подстилку и вышел.

Буря аплодисментов прокатилась по всему дому. А шпики удалились, пристыженно бормоча сквозь зубы:

— Вот дьявольщина! Такого мы еще не видели! (Марк, глава 2, стихи 1-2). Евангелие не сообщает, что фарисеи сразу же собрались на совет и начали думать, как бы им засадить Иисуса в крепость Махер, где уже отбывал срок его кузен Креститель. Однако нетрудно предположить, что именно с этого дня они твердо решили избавиться от не в меру беспокойного врачевателя.

После сего Иисус вышел, и увидел мытаря, именем Левия, сидящего у сбора пошлин, и говорит ему: следуй за мною.

И он, оставив все, встал и последовал за ним.

И сделал для него Левий в доме своем большое угощение; и там было множество мытарей и других, которые возлежали с ними.

Лука, глава 5, стихи 27-29.

Обычный эскорт ходячего Слова состоял всего из шести учеников. Вскоре к ним присоединился седьмой.

В те времена, когда, по уверениям евангелия, происходили фантастические приключения, составляющие пресловутую жизнь Иисуса, Иудея, как я уже говорил, была под властью римлян. Победители учреждали во всех завоеванных ими странах должности сборщиков дани, которую должны были выплачивать побежденные.

В стране Иакова таких сборщиков называли мытарями.

Вначале это слово обозначало римских всадников, бравших на откуп налоги той или иной провинции.

Какой-нибудь римский богач приходил к императору и говорил ему:

— Послушай, не согласишься ли ты дать мне на полный откуп налоги с такой-то провинции? Какой бы ни был год, хороший или плохой, ты будешь получать по миллиону, а кроме того, избавишься от всяких административных хлопот. Дело стоящее! Я тебе ежегодно плачу миллион, беру на себя все расходы по управлению, а ты мне подписываешь мандат на право собирать налоги и подати от имени Римской империи.

Как правило, цезарь заключал сделку.

Нетрудно представить, что каждый такой откупщик выжимал из населения провинции все соки, стремясь получить как можно больший доход.

В тех случаях, когда речь шла о более значительных провинциях, дело ставилось на широкую ногу, и в нем участвовали целые финансовые объединения. Эти объединения, или компании, держали в Риме своих официальных представителей, а на местах по всей откупленной провинции — мелких сборщиков, следивших за ввозом и вывозом облагаемых налогом товаров и определявших — более или менее справедливо — их стоимость. Именно таких сборщиков, своего рода фискалов римского цезаризма, евангелисты и называют мытарями. Обычно на эту должность назначали уроженцев завоеванной провинции. Зная язык, обычаи и ресурсы своей страны, они справлялись со своими хлопотливыми обязанностями гораздо лучше иностранцев.

Должность мытаря, между нами будь сказано, считалась не очень-то почетной. Занимали ее люди, не слишком любившие свою родину, ибо им вменялось в обязанность выжимать из народа последние соки, чтобы набивать мошну иноземного деспота. В Иудее мытари пользовались примерно такой же популярностью, как финансовые инспекторы, которые вздумали бы сегодня драть с французов налоги в пользу немецких пушечных королей.

Всеми презираемые и ненавидимые, эти мытари, как нетрудно себе представить, вряд ли могли считаться цветом нации; чаще всего их вербовали среди самых последних подонков, готовых за чечевичную похлебку предавать интересы родной страны. Вполне естественно, что подобные люди не останавливались ни перед каким произволом и злоупотреблениями. Система откупов вырождалась в систему поборов, а слово «мытарь» вскоре сделалось синонимом «грабителя». Цицерон без колебаний называет откупщиков или мытарей, «самыми гнусными из людей» (De officiis I, 42). Известный греческий писатель Стобей говорит о них как о «медведях и волках в образе человеческом» (Беседы 2, 34). Одним словом, евреи смотрели на мытарей как на выродков, стоящих ниже преступников и продажных девок. Справедливости ради должен добавить, что к этому у них было достаточно оснований.

Так вот, именно среди подобных отбросов сын голубя и отыскал своего седьмого ученика. Ему было обидно, что их всего шесть, и он уже давно говорил себе, что пора укомплектовать штат апостолов до круглой дюжины.

С этой целью Иисус начал посещать все злачные места Капернаума.

Прежде всего он обошел самые подозрительные кабаки. С величайшим вниманием приглядывался он к завсегдатаям этих притонов, вмешивался в их разговоры, и тогда, между двумя стаканами терпкого пойла, возникали диалоги вроде следующего:

— Как твои дела, приятель? — спрашивал Иисус.

— Мои дела? Вы хотите сказать, как идут делишки у моей малютки Сидонии?

Да неплохо? Не прошло и двух лет, как я пустил толстушку в ход, и она еще сделает себе карьеру… На прошлой неделе подцепила одного хрыча — сенатора… Да вот беда: старый козел ревнив как тысяча чертей!

— Значит, у тебя самого нет определенных занятий?

— Есть-то есть, да только сейчас в наших занятиях временный застой… Должен вам сказать, нынче развелось столько болванов, которые лезут очертя голову в политику, что правительство всю полицию поставило на ноги… Попробуй-ка высунь нос на большую дорогу — сразу налетишь на представителей власти! А те, чтобы оправдать свое жалованье, сегодня не брезгуют и нами, грешными, когда не удается схватить за ворот заговорщиков.

• Предыдущая
• 31/98
• Следующая