Антони Иден - Трухановский Владимир Григорьевич - Страница 2

На протяжении XIX столетия, в "золотой век" Англии, разросшаяся семья Иденов играла важную роль в государственных делах. Члены ее являлись министрами, послами в крупных европейских державах, колониальными администраторами высших рангов, епископами англиканской церкви. Семья давно уже привыкла к власти и, подобно другим аристократическим фамилиям, считала управление делами страны своей прерогативой.

Пятый барон Иден в XIX столетии построил внушительный, красивый по тем временам и вместительный дом, ставший новым родовым гнездом Иденов. Здание было расположено в центре обширного парка на склоне холма, обращенного на восток, откуда со стороны Северного моря ветры доносят свежий морской воздух. В этом доме, построенном как Виндлистоун Холл, через полстолетия родился Антони Иден. Хозяином поместья и владельцем титула - седьмым бароном Иденом был его отец, Уильям, женатый на Сибил Грей.

Этот брак значительно расширил семейные аристократические связи Иденов. Греи также занимали высокие государственные посты. Прадедом Сибил был первый граф Грей, брат премьер-министра Англии, осуществившего в 1832 году реформу избирательного права. Позднее, накануне первой мировой войны, один из Греев был министром иностранных дел. Отец леди Иден был губернатором Бенгалии, а затем Ямайки.

Сэр Уильям Иден являл полную противоположность своим энергичным предкам. Политикой он не интересовался, жил постоянно в своей усадьбе, занимаясь хозяйством и охотой, и, как утверждают, писал неплохие акварели. Отец Антони отличался своими дикими выходками, совершенной нетерпимостью в отношениях с людьми, включая и членов семьи. Шорох газеты, которую кто-либо из домочадцев читал в комнате, где находился глава семьи, мог привести его в бешенство. Он не выносил веселых детских голосов и игр. Чем все это было вызвано? Возможно, какими-то серьезными психическими отклонениями. Но не исключено и другое. Подобная мелочная раздражительность зачастую проистекает из общей неудовлетворенности окружающей действительностью. Недаром один из биографов Антони Идена - Рис-Могг характеризует его отца как человека, который "всегда грозил кулаком богу за то, что он не создал лучшего мира".

В начале XX века правящая элита Англии, в состав которой входил и клан Иденов, имела все основания быть недовольной положением дел в стране и в мире. "Золотой викторианский век" был уже в прошлом. Англия быстро утрачивала свою ведущую роль в мировых делах. Поднимались молодые капиталистические державы, такие как Германия и США, энергично теснившие Англию и в области промышленного производства, и в сфере внешней торговли. Флоты других стран создавали реальную угрозу английскому господству на морях. Ранее Англия не нуждалась в постоянных союзниках, ибо была настолько сильна, что в любой момент, когда возникала необходимость, могла создать коалицию государств против своего врага. Теперь же Лондон должен был усиленно искать более или менее постоянных союзников, видя в агрессивности поднимавшегося германского империализма непосредственную угрозу своим интересам в Европе и в колониальном мире. Правда, британская колониальная империя охватывала четверть земного шара, но ее видимой прочности уже серьезно угрожали молодые империалистические соперники.

Быстро менялась обстановка и внутри страны. Рабочий класс, чрезвычайно увеличившийся численно, все более активизировался. Он завоевал избирательное право, и в палате общин действовали его представители. Англию сотрясали мощные забастовки, для подавления которых применялись войска. В стране происходили необратимые изменения. Может быть, вершители судеб Англии еще не до конца их понимали, но уже чувствовали эти грозные перемены, и, приходя в бешенство от неспособности что-либо изменить, менее выдержанные из них, вроде седьмого барона Идена, грозили небу кулаком.

Мать Антони считалась одной из красивейших женщин Англии своего времени. Современники вспоминают, что, когда леди Иден появлялась на балах, многие из присутствовавших забирались на золоченые стулья, чтобы получше ее рассмотреть. Она любила путешествовать и обладала, как отмечают знавшие ее, покладистым характером. Мать, естественно, была ближе к детям, чем отец, по занималась ими довольно мало. В то время в аристократических семьях дети воспитывались гувернантками, а родители встречались с ними нечасто.

Антони был четвертым ребенком в семье. Его сестра Марджори появилась на свет на десять лет раньше, а братья - Джон и Тимоти - на восемь и четыре. Последний, Николас, родился через три года после Антони. Дети воспитывались в условиях максимального комфорта. Семья пребывала в то время на гребне успехов, сопутствовавших ей на протяжении многих десятилетий.

И все же детство у маленьких Иденов было не особенно радостным. Отец находился в состоянии постоянной войны с самим собой и с семьей, которую он терроризировал. Взрывы бешенства у сэра Уильяма и его резкая манера разговаривать глубоко травмировали детей. Обуреваемые страхом, они старались любыми средствами избежать встреч с отцом, которые и так были весьма редкими. Сэр Уильям, как писал впоследствии в книге о нем ею сын Тимоти Иден, "не мог выносить сколько-нибудь длительное время даже присутствия своих собственных детей... Он по праздникам всегда бежал от них".

У Антони, пожалуй, сложились лучшие отношения с отцом, чем у других детей. Положение третьего сына служило для него своеобразной защитой, ибо сэр Уильям концентрировал свое внимание на старших сыновьях. Кроме того, в некоторой степени интересы отца и Антони совпадали: оба любили рисовать, охотиться, заниматься садом. Акварели, написанные отцом, висели в комнате сына на протяжении всей его жизни. Антони всегда положительно отзывался об отце. Он унаследовал от отца не только любовь к живописи, но и неровность характера. Известно, что у Идена-младшего напряжение, усталость тоже иногда обретали выход во взрывах раздражения. Однако он лучше умел владеть собой. Отношения с отцом оказали на Идена большое психологическое воздействие. Он навсегда усвоил привычку считаться с чужой сильной волей и приспособляться к ней, что побуждало его искать в жизни не прямого столкновения и пробы сил, а компромисса. Перед силой он отступал.

Эти качества начали развиваться у Антони еще в ранние детские годы. Мать впоследствии вспоминала: "Он всегда был самым спокойным. Говорят, что прославленные люди зачастую были самыми непослушными детьми. Антони таким не был. Он никогда ни на минуту не причинил мне беспокойства".

Мать была довольна сыном. Но у сына вряд ли были большие основания быть довольным ее отношением к себе. Один из биографов Идена, Рандольф Черчилль, пишет, что его мать "никогда не относилась к Антони с той любовью и симпатией, как к своему первенцу - Джону и самому младшему в семье - Николасу. Друзья дома убеждены, что Антони, хотя и стремился скрыть, был уязвлен этим и что травма явилась для него побудительным мотивом стремления к самостоятельности, которое доминировало над всей его личной и общественной жизнью".

В детстве Антони постоянно находился на попечении гувернантки Брумхед, к которой надолго сохранил сердечную привязанность. Она обучала своего питомца немецкому и французскому языкам и делала это талантливо. Гувернантка привила Антони любовь к изучению иностранных языков, что пригодилось ему в дальнейшем.

Когда Антони исполнилось восемь лет, его поместили в подготовительную школу в Южном Кенсингтоне, а через год - в закрытую школу в Сэндройде, в графстве Сэррей. Это было ортодоксальное учебное заведение, готовившее к поступлению в знаменитый Итон. В Сэндройде воспитывались дети английской знати, а также наследники некоторых европейских монархов. Там, например, позже учились будущий король Югославии Петр, сын Уинстона Черчилля Рандольф и другие отпрыски семейств такого же ранга.

В Сэндройде Антони пробыл четыре года. Среди своих сверстников он ничем не выделялся. Правда, получил высокое место по французскому языку и истории, но с математикой оказался явно не в ладах. По этому предмету он был оставлен на второй год. Такой удар по самолюбию имел благие последствия. Антони начал упорно заниматься и вскоре выровнялся по математике. Его общие успехи были сравнительно хороши, но не более того.