Открытка - Флеминг Лия - Страница 51

• Предыдущая
• 51/119
• Следующая

– Ступайте сюда, дорогая моя! – ласково проговорила ей женщина в униформе. – Я сейчас отведу вас в холл и напою чаем. У вас шок.

Она закутала Фиби в одеяло и сунула в руки чашку с горячим сладким чаем. И Фиби двинулась, как пьяная, к очереди на оформление регистрации.

– У вас есть где жить, милая? – участливо осведомился у нее чиновник, ведущий запись. Фиби отрешенно помотала головой. Но тут же вспомнила.

– У меня есть дочь! – объявила она громко. – Я поеду к ней!

– Это куда? Нам нужно выправить все бумаги по новому месту вашего проживания.

– Далраднор-Лодж, Шотландия. Крышу над головой они мне дадут.

– Но не сегодня! – последовал ответ. – Пока мы можем подыскать вам отель.

– Тогда, пожалуйста, отель «Кавендиш», что на Джермин-стрит. Если он еще пока цел… – Фиби непроизвольно вздохнула. Когда-то она была так счастлива там вместе с Артуром. Может, и теперь его дух все еще ожидает ее в том номере.

В июле 1940 года в Далрадноре поселилась семья беженцев. Почти неделю беженцы ютились в холле одной из церквей Глазго. Они прибыли на Британские острова пароходом с острова Гернси. Город их принял, и власти пообещали предоставить жилье на длительный срок. У Калли в доме было несколько свободных спален, и она сразу же вызвалась приютить одну из семей у себя, понимая, как важно всем этим людям ощутить настоящую крышу над головой. Ведь все они странствуют уже более месяца. Ей подселили семью, состоящую из четырех человек: мать и трое детей. Мадам Лапланш, уроженка Бретани, вышла в свое время замуж за местного фермера. Он-то и отправил семью в эвакуацию, посадил всех четверых на один из кораблей, поджидавших беженцев, а сам остался на острове присматривать за своими овощеводческими угодьями. На данный момент остров уже был оккупирован немцами. Дети, две девочки, Бетин и Луиза, и мальчик по имени Жак, все были уже школьного возраста. Вид у Луизы был такой, словно она только что перенесла какое-то инфекционное заболевание.

– Господи боже мой! – пробормотала Мима при виде переселенцев. – Душа разрывается, глядя на этих несчастных! – И тут же стала хлопотать у плиты, заваривая чай. – Помыться им бы всем не мешало! Запах-то вон от них какой!

– Merci, madame, спасибо! – расчувствовалась мадам Лапланш. – Мы вам так благодарны!

Весь багаж семьи уместился в один раздолбанный чемодан, куда положили только чистое белье, четки и фотографии их огорода, на котором семья растила овощи на продажу. Кое-какую одежду семейству Лапланш выделил комитет по оказанию помощи беженцам, но детям мало что подошло. Правда, пока на улице стояло знойное лето, и они могли играть во дворе в чем есть, а позже, ближе к началу учебного года, всем им выдадут школьную форму.

Калли понимала, что это ее святой долг – помочь людям, спасающимся от войны. Точно так же когда-то, много лет тому назад, в далеком 1914 году, в Британию бежала семья Марти, и родители тети Китти приютили эту семью у себя. И вот снова, уже вторично в своей жизни, они оказались под оккупантами. Письма от Ферранда приходили крайне редко. Он сообщил ей, что вслед за братом Жаном-Люком тоже поступил на военную службу. Но когда страну оккупировали немцы, связь между ними и вовсе оборвалась. Сейчас уже было поздно отправлять то письмо, которое она написала когда-то, в самом начале войны, и которое столько раз порывалась отправить, но так и не отправила, и оно до сих пор пылилось в одном из ящиков ее письменного стола. Не приходилось сомневаться в том, что немцы наверняка экспроприировали замок у их законных владельцев и сейчас хозяйничают там на правах победителей. Калли было жаль несчастную графиню.

Зато ее собственный дом сейчас был переполнен людьми: Джесси и Дезмонд занимали детскую. Мадам Лапланш с двумя дочерьми разместили в большой спальне, Жак спал в гардеробной рядом с их комнатой.

В комнате Фиби пока царил полный беспорядок. Но где-то в середине сентября она неожиданно объявилась в Далрадноре, даже не уведомив о своем приезде, сжимая в руке весь свой нехитрый скарб, который остался после бомбежки. И ей тоже нужна постоянная крыша над головой.

Вид у нее был убитый. Калли обняла мать и подвела ее к креслу. Мима тут же приготовила чашечку чая, не пожалев чайной ложки столь драгоценного по нынешним временам сахара, который выдавали дозированными порциями и строго по карточкам. И лишь только тогда, когда она поведала обо всех ужасах, которые ей пришлось пережить, рассказала о страшной гибели Китти, Фиби упала плашмя на диван и дала волю слезам. Еще никогда Калли не видела мать в таких растерзанных чувствах. На нее было страшно смотреть, но чем она могла помочь Фиби? Разве что поплакать вместе с ней над утратой любимой тети Китти.

Но мало-помалу жизнь в Далрадноре как-то устаканилась и потекла своим чередом. Слава богу, радовалась в душе Калли, что у них есть куры, поросенок и свои овощи с огорода и тех грядок, которые они возделали дополнительно. Мадам Лапланш сразу же вызвалась помогать Миме на кухне, а Мима и рада была обзавестись компаньонкой. Мадам оказалась искусной поварихой и могла буквально из ничего приготовить вкуснейшее блюдо. Она без конца подбрасывала новые идеи Миме, и у той тоже даже старые привычные блюда заиграли по-новому. К тому же женщина еще была и отличной портнихой. Из старых прохудившихся простыней она шила отличные рубашки, съемные воротнички, перешивала подаренную им одежду больших размеров в платья для своих дочерей, а Дезмонду соорудила просто обалденное зимнее пальтишко из старого твидового мужского пиджака. Даже их садовник, мистер Баррел, и тот всегда любезно привечал француженку, потому что она охотно делилась с ним секретами того, как ее муж выращивает овощи.

Пока дети были в школе, в доме было относительно спокойно, но стоило им вернуться с занятий, и тут же воцарялся трамтарарам. Особенно доставалось Фиби в дождливую погоду, когда детям приходилось сидеть взаперти, что они компенсировали беготней по дому. А в результате у Фиби начиналась жутчайшая мигрень.

Калли изо всех сил старалась сохранить в доме мир. Она понимала, что матери нужен покой и нужно время, чтобы оправиться от пережитых потрясений. Они часто совершали долгие прогулки, во время которых Калли давала матери возможность выговориться. Фиби рассказывала дочери обо всем, что довелось ей наблюдать в Лондоне. Возвращаться назад она не спешила, но понимала, что как только ей позвонит агент с предложением новой роли, нужно будет ехать обратно.

– Я чувствую себя здесь лишней, – пожаловалась она дочери как-то раз утром, когда та приготовилась взять ее с собой на очередное собрание Женской добровольной службы. – Вы все заняты делом. А что делать мне?

– То, что ты умеешь делать лучше всего, мам! – сказала Калли, не задумываясь, и тут же спохватилась. А ведь и правда! Пора матери заняться привычным для нее делом. – Возвращайся на сцену и весели народ! Уверена, многие концертные бригады будут просто счастливы работать под твоим руководством.

– Поздно мне уже прыгать по сцене, словно девочка! – вздохнула Фиби, разглядывая гусиные лапки в уголках глаз.

– Ничего не поздно! – упрямо стояла на своем Калли. – Ты только позвони, и отбоя не будет от приглашений. Все госпитали постоянно ломают голову над тем, где найти людей, которые бы сумели развлечь раненых. А с твоим-то опытом! Так что хватит разыгрывать передо мною старенькую беззубую бабушку! – Обе они невольно рассмеялись, и у Калли отлегло на сердце, когда она увидела искорки интереса в измученных глазах матери.

«А что делаю я сама для победы? – размышляла она ночью, мучаясь без сна. – Ращу ребенка, и только! Ну, приютила у себя беженцев, ну, работаю в Женской добровольной службе. И это все? Да другие всецело отдают себя фронту и дома отдают целиком в распоряжение тех, кто лишился крова».

Взять хотя бы Примми. Калли очень обрадовалась, когда та нежданно объявилась на пороге ее дома, элегантная, в красивом костюме. Она работала сейчас в каком-то министерстве по делам снабжения фронта. Впрочем, о своей работе она упомянула вскользь, как бы между делом, словно и не это было сейчас главным в ее жизни. Калли даже почувствовала зависть, слушая ее рассказы о веселой холостяцкой жизни, о всяких шикарных приемах и вечеринках, на которых она побывала, живя в Лондоне. Но подруга до сих пор была одинока. К тому же она никогда не была фантазеркой. Так с какой такой стати она с таким упоением рассказывает ей именно о светской стороне своей жизни?

• Предыдущая
• 51/119
• Следующая