Хроника смертельного лета - Терехова Юлия Константиновна - Страница 108
- Предыдущая
- 108/140
- Следующая
– Зачем? – удивился Мигель.
– Для лучшего сцепления с полом, – пояснила Анна.
– Они это так грациозно делают, словно танцуют. Я такую лейку в каком-то старом фильме видела.
– Она самая, – кивнула Анна, – а позже меня отдали в интернат, потому что, как и тебя, меня некому было возить на другой конец города. Домой меня забирали только на воскресенье и каникулы. И так восемь лет.
– Ничего себе, – Катрин поежилась, – да, наверно, я бы не выдержала…
– Тяжело только первый год. Плачешь в подушку в дортуаре, под одеялом, чтоб никто не слышал. Хотя половина девочек в это время плачет… А потом привыкаешь. А кто не привыкает – те уходят. Если есть куда уйти. Я помню, у нас девочка училась из детдома. Ничего у нее не получалось. И ненавидела она все вокруг смертельно. А уйти она могла только назад, в детдом. Ее все жалели, так еле-еле и дотянули до выпуска. Она на выпускном самая счастливая была.
– А ты? – спросила Катрин.
– А я – самая несчастная, наверно. Я так любила школу! И не представляла, как буду жить дальше.
– И как же?
– А все произошло само собой. Меня взяли в местный театр, а потом послали на конкурс в Москву. Послали как солистку, а когда я приехала, оказалось, что на конкурсе для солистов мест нет, и меня поставили в пару с Борей. И мы получили Гран При и ангажемент в столичный театр. В Пермь я уже не вернулась…
– У вас был роман? – спросила Катрин.
– Нет, – твердо ответила Анна, – меня все об этом спрашивают. Мы только партнеры по танцу. Не знаю… Наверно, это могло бы случиться. Но когда мы оказались в паре, у Бори была девушка. Потом другая. И так до бесконечности – он очень любвеобильный. И я не в его вкусе – он любит высоких, полных, сильных женщин. И чтоб на руках их не носить, – рассмеялась она.
– А я слышал – он педик, – подал голос Мигель.
– Нет, и искренне обижается, когда его в этом подозревают, – хихикнула Анна, – хотя некоторые в нашем цеху этим грешат.
– Как мужчина, который находится в таком тесном контакте с тобой, смог остаться к тебе равнодушен? – недоверчиво произнесла Катрин.
– Иногда мне кажется, что Борис меня как женщину и не воспринимает. А твои друзья, – Анна, улыбнувшись, кивнула в сторону двери, – мне показалось, или они все в тебя влюблены? Кто больше, кто меньше – но все. И он, – она кивнула на Мигеля. Тот прикинулся глухим, уткнувшись в стакан с кьянти.
– Они все это себе придумали, – вздохнула Катрин, – но главное, не ляпни подобное при Орлове, иначе не миновать мне разборок на всю ночь. Надеюсь, мне станет полегче с твоим появлением в нашей компании. Теперь они вообразят, что влюблены в тебя. Готовься. Эй, амиго, – она слегка повернула голову в сторону Мигеля, – я права? Не притворяйся, что заснул.
– Поживем – увидим, – буркнул он и покосился на смущенную Анну. Она пригубила из бокала и сделала вид, что это говорилось не ей и не о ней…
…– Анна, – Мигель открыл глаза. Подушка стала влажной от его слез, и он швырнул ее на пол.
– Анна! – застонал он. – Зачем ты открыла?.. Как ты могла открыть?.. Ты же подозревала, кто это… Или нет? Как можно было быть такой наивной?!.
17 августа 2010 года, Москва, 26°C
…– Да, я была в отпуске, на Мертвом море, – перед Глинским сидела немолодая женщина с пышно уложенными серебристыми волосами, сдержанная, идеально вежливая и доброжелательная.
– Слава Богу, могу позволить себе отдохнуть как человек. Да и подлечиться заодно. Возраст, видите ли, дает о себе знать.
– Глядя на вас, слово «возраст» не приходит на ум, – вежливо ответил Виктор. Валентина Сергеевна, преподавательница английского, коллега Катрин, его галантность оценила и милостиво улыбнулась.
– Ну, полагаю, вы пришли не за тем, чтобы говорить комплименты, хотя – благодарю.
Виктор задал ей вопрос – без особой надежды на то, что получит хоть на что-то годную информацию. С некоторых пор ему стало казаться – конца серии этих жутких преступлений нет, и так же нет конца его безнадежному расследованию.
– Полина Стрельникова? – Валентина Сергеевна удивленно подняла брови. – Ну что вам сказать? Очень легкомысленная девушка. Зачем ей нужны эти курсы – ума не приложу. Она почти ничего не делает. Хотя не без способностей. Многое схватывает на лету.
Тут Самсонова чуть нахмурила идеально выщипанные брови:
– А в чем дело? Что случилось?
Виктор постарался как можно мягче рассказать ей о смерти Полины. Несмотря на то, что он был весьма сдержан в изложении обстоятельств ее гибели, Валентина Сергеевна пришла в ужас:
– Бедная девочка! Кошмар. Кому понадобилось ее убивать?
– Вот и нам хотелось бы знать, – пробормотал Виктор. – А с кем Полина общалась? Вы должны были заметить, с кем она проводит перемены… Или как это у вас называется…
Преподавательница покачала головой, горестно прикрыв ладонью губы.
– Почти ни с кем. Так, парой слов перебросится с девочками… Даже с мужчинами особо в разговоры не вступала – неинтересны они ей были. В основном, по телефону болтала. Этот телефон, между прочим, она никогда не выключала, даже во время занятий. Хотя я всегда об этом прошу. Это выглядело демонстративно. Но она каждый раз извинялась, сообщала, что ей звонят по работе и выходила в коридор разговаривать.
– И вы никогда не слышали, о чем? Даже во время перерыва?
– Я никогда не сижу во время перерывов в аудитории. Я всегда ухожу в нашу комнату отдыха. Однажды краем уха уловила, как она договаривается о свидании.
– Кто ее встречал после занятий?
– Не могу сказать. Я видела, как Полина уезжает после занятий на новенькой красной машине – и она сама была за рулем. Иногда за ней приезжали дорогие иномарки.
Виктор покачал головой. Худшие ожидания оправдывались – бесполезно спрашивать пожилую преподавательницу о номерах автомобилей, приезжавших за Стрельниковой. Валентина тем временем продолжала:
– Один раз я видела, как Полина садилась в машину более чем скромную, по-моему, в «десятку» или что-то похожее.
– Вы уверены? – Виктор вздрогнул.
– Нет, не уверена. Я не очень разбираюсь. По-моему, черная… Или темно-серая…
– Мокрый асфальт, – пробормотал Виктор. – Любопытно. А кто был за рулем, не обратили внимания?
– Понятия не имею. Я не всматривалась. Мне это неинтересно.
– Ну хотя бы – мужчина или женщина?..
И тут лицо Самсоновой оживилось:
– Женщина! Девушка молодая! Рыжая!!!
– Рыжая… – пробормотал Виктор. – Количество рыжих женщин в этом деле начинает раздражать… Могу ли я взглянуть на список вашей группы?
– О да, разумеется! – Валентина Сергеевна достала из сумки органайзер и сразу открыла нужную страницу. – Вот, извольте…
– А вы никогда не замечали – Полина Стрельникова общалась с Екатериной Астаховой? – закинул удочку капитан.
– Боже упаси, – замахала она руками. – Что может быть общего у нашей Катюши с девицей подобного сорта?
Проглядев список, Виктор не нашел ничего для себя нового. Опять ничего… Если не учитывать колымагу цвета «мокрый асфальт» и рыжую девицу за рулем, как теперь оказывается, знакомую Полины – вот уж кто бы мог предположить!
Виктор вновь пытался представить себе эту весьма двусмысленный ситуацию. Вот влюбленная девушка, вот мужчина ее мечты, который наконец куда-то ее пригласил, и не просто куда-то, а к друзьям. Потом он встает и уходит, невесть почему разъярившись. И ей никто не объясняет, что происходит. Все настроены к ней враждебно – это несомненно. Логично встать и уйти вслед за ним. А она почему-то остается, причем непостижимо быстро утешается в компании другого. Ложится с ним в постель, хотя, учитывая род ее занятий, это, наверно, неудивительно. Может, он ей денег дал? Но при ней нашли всего пару сотен рублей, и со стороны Рыкова, интеллигентного и воспитанного молодого мужчины, было бы откровенным хамством предлагать деньги за секс девушке, которую он видел в первый раз в жизни, даже если весь ее вид кричал о том, что она продается. «Черт, – раздраженно подумал Виктор, – кто разберет этих женщин». Размышляя подобным образом, Виктор брел в сторону Нового Арбата. Орлов, Рыков, Ланской, Кортес… Каждый из них оставался тайной за семью печатями и, по идее, мог сотворить что угодно. Но неопровержимо установлено, что Олег Рыков покинул квартиру Ланских до первого убийства – он никак не мог совершить его просто физически. Мигель Кортес – человек, теряющий контроль над собой так быстро, как вспыхивает сухая трава – что, черт побери, он делал под дверью квартиры Ланских в тот момент, когда Анна Королева истекала кровью? Антон Ланской – вот уж вещь в себе: замкнутый, издерганный и озлобленный. Какие демоны владеют этим человеком, если учесть, что стопроцентного алиби у него нет ни на одно убийство? А про Орлова и говорить нечего – каждое из преступлений словно кричало: меня совершил Орлов! Улик против него – завались, но только косвенные.
- Предыдущая
- 108/140
- Следующая