Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами) - Олеарий Адам - Страница 70
- Предыдущая
- 70/139
- Следующая
Они, правда, застали в доме жену Морозова, но не нанесли ей никакого телесного вреда, а сказали лишь: «Не будь ты сестра великой княгини, мы бы изрубили тебя на мелкие куски». Они выказали такую ярость, что не пощадили даже святых икон, обыкновенно весьма ими почитаемых, сорвали с них их украшения из жемчуга и драгоценных камней и затем выбросили на площадь.
Между прочими драгоценными вещами они разбили и карету, которая была снаружи и извнутри обита золотой парчою, с подкладкою из дорогих соболей; ободки колес и все, что обыкновенно делается из железа, у этой кареты было сделано из толстого серебра. Как говорят, его царское величество подарил ее ему в качестве свадебной кареты.
Некоторые забрались в погреб к бочкам меду и водки, напились здесь, а чего не могли выпить, разбили, после чего они ходили выше колен в напитках. Когда огонь, зажженный во дворе, перекинулся в погреб, эти люди сгорели вместе с зданием.
После этого грабежа чернь разделилась на нисколько шаек: одни направились к Плещееву, другие к Тихоновичу, иные к государственному канцлеру, еще другие к иным людям, которые считались подозрительными, — даже к писцам и вообще всем, хоть сколько-нибудь бывшим в дружбе и общении с ненавистными. Чернь разграбила их дворы, растащив и испортив все, что попало ей под руки. Они застали великолепные предметы и большие богатства, особенно в доме Морозова. Жемчуг мерили они пригоршнями, продавая полную шапку за 30 талеров, а черно-бурую лисицу и пару прекрасных соболей за полталера. Золотую парчу они резали ножами и распределяли между собой.
Государственному канцлеру [думному дьяку] Назарию Ивановичу Чистому (который, как уже сказано, забрал торговлю солью в собственные свои руки и так высоко поднял налог на нее), за три дня до этого события, когда он собрался домой, в Кремль, повстречалась бешеная корова, которая испугала его лошадь, так что он упал и полумертвый был унесен домой. Вследствие этого падения он лежал в постели. Когда он, однако, узнал, что народ разграбил дом Морозова, и легко мог сообразить, что и его, как выдающегося притеснителя, также посетят, он выбрался из кровати и полез на чердак под банные веники (связанные из березовой листвы вроде метлы и сохраняемые в течение года для пользования ими в бане, как указано выше). Он велел также, чтобы его мальчик-прислужник положил поверх его несколько кусков копченого сала. Мальчик, однако, изменил своему господину, выдал его, забрал с собою несколько сот дукатов и направился в Нижний Новгород. Рассвирепевший народ бросился в дом, вытащил Назария из-под веников, потащил его за ноги вниз по лестнице на двор, исколотил его палками до смерти, причем голова его была так разбита, что его больше нельзя было узнать. Затем его кинули в навозную яму и набросали на него ящиков и сундуков. Несправедливость и злобный нрав этого Назария к нам лично пришлось нам испытать еще в наше время. Так как он очень много значил перед знатнейшими при дворе и не получил тотчас же желательные ему от нас подарки, то он сильно мешал нам в наших предприятиях.
В то время как этот грабеж происходил вне Кремля, Кремль был заперт, а на другое утро, рано, а именно 7 июля, всем немецким офицерам под секретом было сказано, чтобы они собрались и хорошо вооруженные сразу явились в Кремль: мятежная чернь все еще продолжала по временам подступать к Кремлю. Когда, во исполнение этого требования, немцы собрались в большом числе, то приходилось удивляться, как мятежники охотно уступали им место, любезно говоря: «Вы, честные немцы, не делаете нам зла, мы ваши друзья и вовеки не намерены совершить вам что-либо злое». Перед тем они же раньше часто спорили с немцами и вели себя недружелюбно с ними. Кремлевские ворота были отперты, немцев впустили, и они тотчас же для охраны Кремля разместились по разным постам и стали на страже. После этого его царское величество выслал своего двоюродного брата великого и хвального вельможу Никиту Ивановича Романова, которого народ, ради доброй его славы, очень любил; он должен был попытаться смягчить обозленные умы и восстановить спокойствие. С обнаженной головою он вышел к народу (который отнесся к нему весьма почтительно и называл его отцом своим) и трогательно изложил, как его царское величество горестно ощущает все эти бедствия, тем более что он ведь, в предыдущий день, обещал народу прилежно рассмотреть все эти дела и дать им милостивейшее удовлетворение. Он сообщил, что «его царское величество вновь велит все эти свои слова повторить и обещает все сделать для народа и, несомненно, сдержит свое обещание; поэтому они могли бы тем временем успокоиться и хранить мир». На это народ ответил: «Они очень довольны его царским величеством, охотно готовы успокоиться, но не раньше как его царское величество выдаст им виновников этого бедствия, а именно боярина Бориса Ивановича Морозова, Левонтия Степановича Плещеева и Петра Тихоновича Траханиотова, чтобы эти лица, на глазах у народа, понесли заслуженную кару». Никита поблагодарил за ответ и за то, что они хранят верность его царскому величеству, и высказался в том смысле, что можно согласиться с ними и должным образом доложить о требовании ими этих трех лиц. Он, однако, поклялся перед ними, что Морозова и Петра Тихоновича уже нет в Кремле, а что они бежали. Тогда они просили, чтобы им в таком случае немедленно выдали Плещеева. Никита затем попрощался с народом и поехал обратно в Кремль.
Из Кремля вскоре получено было известие, что его царское величество постановил немедленно выдать Плещеева и согласился на казнь его на глазах народа; если же найдутся и остальные, то пусть и с ними будет поступлено по справедливости. Приказано было доставить на место палача для казни. Народ, не мешкая, привел поспешно к воротам палача с его слугами, и они тотчас же были впущены. Тем временем народ, посовещавшись, решил, чтобы те из него, у кого есть лошади, партиями ездили взад и вперед по дорогам вне города, дабы разыскать и доставить в город беглецов.
Палач, пробыв еле с четверть часа в Кремле, вышел обратно, ведя Плещеева. Как только взбешенный народ его завидел, он не в силах был обождать привода его на лобное место, прочтения ему приговора и имевшей уже затем последовать казни. Напротив, на него набросились и под руками у палача Плещеев был дубинками забит до смерти; голова ею была превращена в кашу, так что мозг брызгал в лицо [бьющим]. Одежду его разорвали, а голое тело протащили на площади в грязи, приговаривая: «Так будет поступлено со всеми подобного рода негодяями и ворами. Бог да сохранит на многие лета во здравии его царское величество!» Потом труп бросали в грязь и наступали на него ногами. Наконец, пришел монах и отрубил остатки головы от туловища, говоря: «Это за то, что он однажды велел меня безвинного высечь». Боярин Борис Иванович Морозов, согласно со словами Никиты, искал спасения в бегстве, но возчики и ямщики, которые заградили ему путь, увидели его и погнали его обратно; он, однако, к большому своему счастью, спасся от них, и по тайному ходу пробрался в Кремль, так что никто из преследователей не заметил его. Чтобы, однако, народ видел, что его царское величество серьезно желает захватить беглецов, царь послал князя Семена Пожарского с некоторыми людьми разыскивать Петра Тихоновича. Они и настигли его у Троицкого монастыря, в двенадцати милях от Москвы, и 8 июля доставили назад в Москву, но не в Кремль, а на Земский двор. Как только это сообщено было его царскому величеству, тотчас же ведено было палачу повести его на рыночную площадь; ему положили деревянное полено под голову и отрубили топором голову. Это обстоятельство вновь несколько успокоило разгоряченные умы, все благодарили его царское величество за доброе правосудие, желали ему долгой жизни и требовали, чтобы с Морозовым было поступлено так же. Так как, однако, народ знал, что возчики видели Морозова на улице, но что он от них бежал, то, не зная его убежища, никто не мог требовать столь же немедленной его выдачи. Поэтому выражено было только пожелание, чтобы их требование было удовлетворено, как только он найдется. Им и это было обещано. После этого чернь несколько успокоилась, и все стало тихо. Все эти события произошли незадолго до полудня. Вскоре после полудня на Дмитровке, на Тверской и в разных иных местах возникли пожары. Свирепый народ, более ради воровства, чем ради спасания, поспешил сюда. Пожар был весьма жестокого свойства; он уничтожил все, что было внутри Белой стены вплоть до реки Неглинной. Огонь перекинуло и через Неглинный мост в пределы Красной стены к большому, лучшему из кабаков великого князя, где продавалась водка. Вследствие этого весь город, в том числе и самый Кремль, оказался в сильнейшей опасности. Не было ни одного человека, который желал бы спасать или мог бы спасать, так как все были пьяным-пьяны от водки, которую они во время пожара добыли из погребов. Из бочек, которые были слишком велики для вытаскивания, они выбивали донья, зачерпали водку шляпами, шапками, сапогами и рукавицами, и напились при этом так, что улицы почернели, покрывшись лежавшими здесь пьяными, и многие, потерявшие совершенно сознание, задохлись от дыма и пара и сгорели.
- Предыдущая
- 70/139
- Следующая
