Бедная маленькая стерва - Коллинз Джеки - Страница 7

• Предыдущая
• 7/105
• Следующая

— В последний раз я спала с Мэттом месяца три назад. Или даже больше, — тихо сказала она. — Это твой ребенок, Грегори. Имей мужество признать это.

— О боже! — снова воскликнул Стоунмен. — Зачем?.. Зачем ты это сделала?

— Зачем я это сделала? — переспросила она, на мгновение поддавшись вспыхнувшему внутри гневу. — Если мне не изменяет память, это ты два раза в неделю приезжаешь ко мне домой, чтобы трахать меня во все дырки!

Сенатор поморщился.

— Не надо грубостей! — бросил он. — Это тебе не идет.

Кэролайн покачала головой. Ей казалось, что после того, как она сообщит Грегори потрясающую новость, разговор непременно свернет в другое русло. «Ребенок? Мой ребенок?! Это же замечательно! — воскликнет Грегори. — Теперь мы должны быть вместе. Завтра же я позвоню своему адвокату и попрошу его начать бракоразводный процесс». Но сенатор Стоунмен ничего подобного не сказал. Больше того, в глубине души Кэролайн предполагала, что именно такой реакции ей следовало ожидать, но не переставала надеяться на лучшее.

Вздохнув, она подумала о том, что ей совершенно не с кем посоветоваться. В самом начале их романа Грегори потребовал от нее строго хранить тайну, поэтому Кэролайн не стала ничего рассказывать даже Денвер — своей лучшей подруге, которая жила в Лос-Анджелесе. О Мэтте, об их отношениях и недавнем разрыве, Денвер знала все, а о Грегори — ничего.

Сам Мэтт, кстати, тоже не подозревал, что у него появился соперник. Он не переезжал к Кэролайн и лишь изредка оставался у нее на ночь, поэтому ей и удалось скрыть от него существование Грегори.

Но теперь все изменилось, и Кэролайн очень хотелось рассказать о своей тайне всему миру, и в первую очередь — жене Грегори Эвелин, которая, если верить сенатору, была холодной, властной женщиной, уже давно отказывавшей своему мужу в супружеских ласках. Именно по этой причине Кэролайн не испытывала угрызений совести от того, что спит с женатым мужчиной. Грегори нуждался в ней, а она — в нем, и это делало их связь прочной.

Сенатор отошел к окну и стоял там, повернувшись к Кэролайн спиной.

— В общем… — неуверенно добавила она в надежде, что Грегори одумался и изменил свое отношение к сложившейся ситуации, — я считаю, что у тебя нет выбора. Либо ты сам скажешь все своей жене, либо это сделаю я.

Сенатор резко обернулся, и его глаза как-то странно блеснули.

— Значит, — проговорил он вкрадчиво, — ты так ставишь вопрос?

— Да, Грегори, — храбро ответила Кэролайн. — Пойми, это не угроза, но… Мне придется так поступить.

— Вот, значит, как? Придется?

— Да.

На его лице появилось задумчивое выражение. Кэролайн это показалось добрым знаком. Вероятно, Грегори все-таки понял, что выхода у него действительно нет. Кроме того, он перестал злиться и кричать на нее.

Последовала долгая пауза, наконец Стоунмен сказал:

— И все-таки напрасно ты заговорила об этом здесь. Я думаю, этот… вопрос нам следовало бы обсудить где-то в другом месте, чтобы никто не мешал.

— Наверное, ты прав… — Кэролайн с облегчением вздохнула. Кажется, он все-таки смирился с новостями.

— Мне… Я думаю, ты должна дать мне пару недель, чтобы обо всем как следует поразмыслить, все подготовить и организовать. — Сенатор снова быстро взглянул на нее. — Я не волшебник, и у меня нет волшебной палочки, чтобы творить чудеса в мгновение ока.

— Мне кажется, это разумно, — ответила она. — В смысле — все не так просто, правда?

— Ты даже не представляешь себе, как все сложно, — покачал головой Стоунмен, нервно покусывая нижнюю губу. — С женой я могу все решить сравнительно быстро, но вот дети… Они-то ни в чем не виноваты.

— Да. — Кэролайн послушно кивнула. — Я понимаю, что это большая проблема.

— Вот именно, — с нажимом сказал Грегори.

— Но вместе мы справимся, — тут же добавила она. — В конце концов проблема разрешится, и тогда мы будем принадлежать друг другу.

Сенатор бросил на нее настороженный взгляд.

— Ты никому не говорила о… ну, о нас, о ребенке? — спросил он.

— Никому. Ни единого словечка! — уверила она.

— Уверена?

— Абсолютно. Зачем бы я стала рассказывать? Ведь это наш секрет.

— Ну, некоторые женщины любят делиться подобными новостями с подругами.

— Я не из таких.

Не глядя на нее, Стоунмен снова принялся расхаживать по кабинету. Кэролайн следила за ним взглядом, ожидая, что еще он скажет.

— И как давно ты… Когда это случилось? — выдавил он наконец. — Я имею в виду срок твоей беременности…

— Я думаю — семь или восемь недель. А что?

— А у врача ты была?

— Я собиралась посетить своего гинеколога на будущей неделе, — ответила Кэролайн. Его интерес подбодрил ее. Кажется, Грегори начинал проникаться ролью отца своего будущего ребенка.

— Не ходи к нему, — резко сказал Грегори, на мгновение останавливаясь. — У нашего ребенка должно быть все только самое лучшее. Я договорюсь, чтобы тебя наблюдал настоящий специалист.

«У нашего ребенка»… — Кэролайн было ужасно приятно слышать эти слова от Грегори — от ее Грегори. Она хорошо помнила, как два месяца назад, когда его жена и дети уехали за город, он привез ее в свой дом. Там они провели несколько волшебных часов: Грегори был особенно ласков и нежен, и она старалась ответить тем же. Должно быть, именно тогда и был зачат младенец, который рос сейчас в ее лоне.

Поддавшись внезапному порыву, Кэролайн вскочила и, бросившись к Грегори, крепко обняла его за шею.

— Мне очень жаль, правда… — прошептала она, уткнувшись лицом ему в плечо и с наслаждением вдыхая его запах. — Я не хотела, чтобы это случилось, действительно не хотела, но так получилось, и теперь мне кажется, что иначе и не могло быть. Мы с тобой созданы друг для друга, и я тебя очень, очень люблю. Я готова сделать для тебя все что угодно!

— Я знаю. — Стоунмен коротко кивнул. Мысли теснились у него в голове, и ни одна из них не была приятной.

— А как будет здорово, когда нам не нужно будет прятаться! — вздохнула Кэролайн, живо представляя себе, как она сопровождает Грегори на важных мероприятиях, приемах и званых обедах. — Да ты и сам увидишь!

— Увижу, — медленно сказал он. — Только ты должна дать мне возможность сделать все как надо.

— Конечно, дорогой! — пообещала Кэролайн.

— Главное, никому пока ничего не говори, — напомнил он. — Это очень важно. Поняла?

— Конечно, я поняла, — ответила она, целуя его в губы. Ее язык молнией метнулся в его приоткрытый рот, потом погрузился глубже, и Стоунмен почувствовал знакомое шевеление в брюках.

Эта хитрая тварь угрожала ему, шантажировала своей беременностью, она фактически загнала его в угол — и все равно он возбудился, как подросток.

Опустив руки на грудь Кэролайн, сенатор принялся сквозь блузку теребить ее соски.

— Запри дверь, — прошептал он несколько мгновений спустя хриплым от нахлынувшего желания голосом. — Вот так, отлично… А теперь сними блузку, встань на колени и поработай язычком… ну, как ты умеешь. Нам ведь нужно как-то отметить… ну, что ты сказала.

— Конечно, Грегори, — пробормотала Кэролайн, у которой окончательно отлегло от сердца. Теперь она была абсолютно уверена, что все будет как надо. — Я сделаю, как ты хочешь…

Когда Бобби Сантанджело Станислопулос вошел в зал, все находившиеся там женщины дружно повернулись в его сторону. Не заметить его было действительно трудно, и не только потому, что он был молод, высок и дьявольски хорош собой. У Бобби был стиль, а это дается не каждому. Длинные черные волосы, бархатные как ночь глаза, прямой греческий нос и мужественный подбородок сводили с ума многих женщин, но дело было не во внешности и не в том, что Бобби был наследником колоссального состояния. Было в нем что-то — какая-то изюминка, — делавшая его совершенно неотразимым. Обаятельный, как Джон Кеннеди-младший, мужественный, как Эштон Катчер, загадочный, как Роберт Паттинсон — вот каким был Бобби Сантанджело Станислопулос.

• Предыдущая
• 7/105
• Следующая