Выбери любимый жанр

Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия) - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 54

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

О несчастная Анна Магдалина Бах!

— Ну? — спросил Артист.

— Десятого мая.

— Это что же получается? Десятого мая фирма оформила документы на квартиру, а только в июле за нее перевели бабки?

— Важно другое. Эти семьдесят тысяч долларов были главным козырем обвинения. Если бы на суде выяснилось, что деньги были переведены двадцать седьмого июля, никакой прокурор не смог бы связать покупку квартиры с подготовкой к убийству.

— И что же это значит? — спросил Артист.

— По-моему, есть только один человек, который может это объяснить. Если, конечно, захочет.

— Кто?

— Буров.

— Думаешь, захочет?

— Как спросить.

* * *

Двадцать тысяч долларов, которые Мамаев обещал перевести реабилитационному центру Дока еще три дня назад, на счет центра так и не поступили. Это давало мне право использовать добытую для Мамаева информацию по своему усмотрению. Так что мне было с чем идти к Бурову.

Я позвонил ему в офис сразу после разговора с Артистом и попросил референта сообщить господину Бурову, что господин Пастухов из агентства «МХ плюс» просит принять его по срочному делу. Он записал мой телефон и обещал перезвонить. Я с большим интересом ждал звонка. Как бы ни отреагировал на мою просьбу Буров, это сказало бы о многом. Он мог вообще меня не принять. Он мог назначить встречу недельки эдак через две, так как рабочее время президента Народного банка расписано по минутам.

Референт перезвонил через час и сообщил, что господин Буров примет господина Пастухова в своем офисе на Бульварном кольце завтра в 8.30 утра.

* * *

В 8.15 я подъехал к зданию Народного банка. Это было одно из монструальных сооружений, поднявшихся над крышами старой Москвы в последние годы. По своей амбициозности оно вполне могло соперничать со зданиями «Газпрома» или «Лукойла». Их точно бы выперло из-под земной коры чудовищным давлением магмы, бешеной энергией огромных денег. Как вычурные сталинские высотки в пятидесятые годы, как безликие кварталы хрущевок в шестидесятые, как стекляшки Нового Арбата в брежневские семидесятые, так и сейчас эти монстры утверждали приход новых времен — молодых, беспощадных, веселых, наглых.

И вдруг что-то толкнуло меня в сердце. Здесь, на площадке перед Народным банком, фраза Калмыкова «Он из тех, кто играет по-крупному» наполнилась новым смыслом.

* * *

В 8.20 я вошел в банк: из утренней, набирающей суматошные обороты Москвы перенесся в гулкость огромного пустого холла, в царство мрамора и тонированного стекла, в стерильность кондиционированного воздуха, которым дышат лишь посвященные, причастные. На вахте меня уже ждал референт Бурова, безликий молодой клерк в черном костюме и черном галстуке, причастный. Охранник в черной униформе, вооруженный австрийским компактным пистолетом-пулеметом «Штейер», учтиво попросил меня выложить из карманов металлические предметы и пройти через арку металлодетектора. Второй так же учтиво попросил открыть кейс. В кейсе не было ничего, кроме старой папки с оттиснутыми на обложке регистрационными номерами, грифом «Совершенно секретно» и штампом «Хранить вечно». Эту папку дал мне генерал-лейтенант Лазарев после очень трудного для него разговора.

— Следуйте за мной, — предложил референт.

Скоростной лифт вознес нас неизвестно на какой этаж. На выходе из лифта дежурили еще два охранника, тоже со «Штейерами». Референт повел меня к приемной, находившейся в торце коридора за высокой двустворчатой дубовой дверью с начищенными до блеска медными дворцовыми ручками. Но до эти царских врат не довел, а открыл пластиковой карточкой неприметную боковую дверь:

— Прошу.

Это было что-то вроде гостиной или курительной: с низким черным столом на белом ковре, с черными кожаными креслами и диванами вдоль стен. На белых стенах висели старинные гравюры, все больше морские сражения.

— Господин Буров очень занят, будьте кратки, — предупредил меня референт таким тоном, каким разговаривают с докучливыми просителями. — У вас двенадцать минут.

— Это у него двенадцать минут, — нахально ответствовал я. — А у меня времени хоть жопой ешь.

Он боком, как курица, посмотрел на меня и скрылся за дверью, которая вела, вероятно, в кабинет президента. Я ожидал, что он доложит обо мне и пригласит войти, но вместо этого из-за двери донесся высокий, как бы захлебывающийся хохоток, дверь распахнулась и появился сам господин Буров, весело топорща длинные, закрученные в стрелки усы и с высоты своего роста глядя на меня наглыми смеющимися глазами.

— Доброе утро, Сергей Сергеевич. Сидите, сидите, — проговорил он высоким и словно бы насмешливым тенорком и протянул руку, для чего ему пришлось наклониться. — Приятно в такое утро встретить человека, у которого времени хоть жопой ешь. Замечательно. Про себя я этого сказать не могу.

Он был при полном параде — в крахмальной рубашке, с черной «бабочкой» на тонкой шее, только вместо пиджака на нем была синяя стеганая куртка с атласными обшлагами и отворотами.

— Во сколько начинается ваш рабочий день? — поинтересовался я.

— В семь тридцать.

— А заканчивается?

— Если нет никаких мероприятий, примерно к полуночи.

— Я начинаю с оптимизмом смотреть в будущее России.

Он снова тоненько, как бы кудахтая, засмеялся и уселся в кресло против меня, вытянув далеко в сторону длинные журавлиные ноги в узких черных брюках и переплетя их, как жгуты каната. Во всяком случае, казалось, что при желании он мог бы их таким образом переплести.

— Будем говорить здесь. Кабинет прослушивается и просматривается видеокамерами, постоянно идет запись. А здесь можно говорить свободно.

— Прослушивается и просматривается? — удивился я. — Зачем?

— Чтобы можно было проанализировать переговоры. Из слов воспринимается не больше пятнадцати процентов информации. Все остальное — тональность, мимика, жесты. Этим и занимаются мои психологи. Вас, вероятно, удивило, почему я принял вас в такое время? Теперь вы понимаете почему.

— Это меня не удивило, — возразил я. — Меня удивило другое: что вы меня вообще приняли.