Рискнуть и победить (Убить демократа) - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 48

• Предыдущая
• 48/82
• Следующая

Похоже, я слегка погорячился. Но при таких скоротечных, научно выражаясь, контактах лучше пере-, чем недо-. Полезней для здоровья. Не учебный бой на татами, прием не обозначается, а проводится до конца. До точки.

Так и есть. Глаза у него были открыты, а из угла рта текла струйка крови.

Странно все-таки. Сломана шея, а кровь идет изо рта.

Короткие черные волосы.

Низкий лоб.

Приплюснутый нос.

Тот самый.

Голуба-мама!

Какая-то слишком бурная жизнь у меня пошла. Почти две недели груши околачивал, а тут на тебе.

Документов, конечно, никаких. Ни в одном кармане, ни в другом. А в джинсах?

Есть. Права и техпаспорт.

Матвей Галиевич Салахов.

Вот, значит, ты кто. Матвей.

Автомобиль «ВАЗ-2106». Номер местный. Цвет: светлый беж.

Тот самый цвет. Неподходящий для туманного балтийского климата. Но очень подходящий для слежки.

Как же я не просек? А ведь чуял. Холодело в затылке. И возле обкомовского дома.

И на автовокзале.

Сведения о владельце. Местожительство: город К., ул. Первая Строительная.

Ну, это я уже знал. Почти наверняка. Еще после визита к Юрию Комарову. Конечно, Первая Строительная. И этого Матвея народ знает с пеленок. И потому никто даже внимания на него не обратил.

Я сунул документы на место.

Теперь пушка. Она так и осталась в руке Матвея.

Глушачок. Как же без него.

Ух ты! А пушечка-то знакомая. Ну, конечно же. «Токагипт-58». И царапинка на стволе.

Так-так.

Было у меня ощущение, что этот «тэтэшник» ко мне вернется. Вот он и вернулся. Но забирать его я не спешил. Сначала нужно было понять: уходить или вызывать милицию.

Раздумывал я целую вечность. Секунд восемь. Пока не спохватился: да что ж это я торчу, как… Без вариантов. Сначала уходить, а потом думать. Потому что если сначала думать, то потом уходить будет поздно.

Ну и как же ты, Матвей, хотел уходить?

«Сто часов теорию отхода слушает в училище пехота». Не помню, чьи стихи. Не очень складные, но правильные. У нас тоже было часов сто. Если не двести.

Я огляделся.

Комната была большая, с письменными столами, заваленными бумагами. Компьютер на одном. Редакторская?

Включенный монитор в углу с застывшей заставкой «Голосуй сердцем».

И восемь дыр в полу, затянутом серым ковролином.

…Подряд, как короткая автоматная очередь.

Похоже, мне здорово повезло. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Так что гильзы можно не собирать. Бесполезно. Пули из пола мне все равно не выковырнуть. Оперативники выковырнут. И отправят на баллистическую экспертизу.

Разрешение на ствол выдано в Москве. Вопрос: отстреливали его? Если да, то он есть в картотеке. И я имею шанс в самом близком времени снова встретиться с капитаном Смирновым и майором Кривошеевым. И услышать вопрос: каким образом у гражданина Салахова, убитого в здании телецентра, оказался ваш пистолет марки «Токагипт-58» номер такой-то. И тут уж не пятнадцатью сутками пахнет. Возможно, мне удастся доказать, что я не верблюд. Но далеко не сразу. Через полгода примерно. Или через год. Сидя в местном СИЗО, А у меня не было в запасе года. У меня было меньше двух недель.

Как-то не очень ладно все складывается. Но «токагипт» придется забрать. А заодно уж и запасную обойму. И кобуру. Чтобы не озадачивать капитана Смирнова и майора Кривошеева лишними вопросами. Кобура есть, дырки в полу есть, гильзы валяются, а пушки нет. Это как?

Ладно. А это что за дверь?

Еще одна лестница. Тут у них везде лестницы.

Вниз.

Похоже, технический ход. В какие-нибудь аппаратные. А оттуда наверняка во двор.

А там в дырку в заборе. Не через проходную же он собирался идти. Через дырку, а потом бочком-бочком вдоль ограды к «шестерке» цвета светлый беж. Незаметной в сгущающихся сумерках. И в наползающем с моря тумане.

Вот это и был его маршрут отхода.

Придется воспользоваться, выбора не было. В коридоры не сунешься. Не заблужусь, так засвечусь. С моим-то фингалом. Пока можно было надеяться, что любительница травки не свяжет мое появление с хипежем, который поднимется после того, как в редакторской обнаружат труп, что — по оптимистичным моим прикидкам — произойдет завтра утром. А про прикидки пессимистические лучше было вообще не думать.

Я и не стал думать. Завернул «токагипт» в какой-то драный полиэтиленовый пакет, чтобы не оставить на нем свои пальцы (лишняя осторожность еще никому не мешала), сунул пакет за пазуху, старательно протер дверные ручки и ручку тележки и вышел в заднюю дверь.

И уже с порога услышал:

«Дорогие друзья, сегодня в нашей программе — лидер областной организации „Яблоко“, доктор экономических наук Игорь Борисович Мазур. Обратите внимание на часы в студии. Семнадцать часов двадцать три минуты. Это означает, что мы в прямом эфире…»

Господи, вразуми.

Твой ли я воин?

Или Царя Тьмы?

«Обратите внимание на часы в студии. Семнадцать часов двадцать три минуты. Это означает, что мы в прямом эфире…»

Я взглянул на свою «сейку». 23.30. Это означало, что передача идет в записи.

Повтор. Для тех, кому разные срочные дела помешали посмотреть передачу в прямом эфире, но кто непременно хочет ее увидеть.

Для таких, как я.

Срочных дел сегодня у меня было два. Первое: незаметно выбраться из телецентра, что я и сделал, воспользовавшись очень грамотно выбранным Матвеем маршрутом отхода. Это заняло у меня ровно шесть минут. Еще минуты четыре ушло на то, чтобы завалить лестницу разной тарой от видео-и радиотехники.

Второе дело оказалось гораздо более затяжным: нужно было привести в порядок «пассат». Не хотелось ездить по городу с ободранной и примятой при знакомстве с «понтиаком» левой бочиной и особенно с дырками в стеклах. Не лето. И не только в стеклах. При ближайшем рассмотрении и в Левой задней дверце обнаружилась дырка.

Все это не простудой от сквознячка грозило, а очень неприятными вопросами, которые мог задать мне любой гаишник. Как раз такими, какие выразились на лице менеджера техцентра по ремонту иномарок, к подъездной площадке которого я подогнал тачку в робкой надежде, что световая реклама «Для вас открыто всегда» соответствует истине.

Соответствовала, блин. На площадку вышел вызванный охранником менеджер, здоровенный слесарюга в синем фирменном комбинезоне и кепке с длинным козырьком, задумчиво обошел «пассат», сунул палец в дырку на заднем стекле, потом в дырку на дверце и посмотрел на меня, как бы говоря: «Мы не имеем права принимать такие машины в ремонт без справки из милиции, так как не вызывает сомнения, что автомобиль побывал под легким автоматным огнем».

В ответ я только развел руками, как бы отвечая:

«Понятия не имею, о чем это вы говорите».

После чего извлек зеленую бумажку с портретом Бенджамина Франклина и показал ему, как бы говоря: «Не кажется ли вам, что эти пробоины сделаны не автоматным огнем, а всего лишь охотничьим оружием во время случайных выстрелов? Сами знаете, как это бывает. Поехали на охоту, слегка это самое, то да се, а?»

Он с сомнением покачал головой, как бы отвечая: «Я готов согласиться, что это не автоматные пробоины, а пистолетные. Что же до вашей версии об охотничьем оружии, то она не кажется мне убедительной, так как сезон охоты на водоплавающую дичь уже закончился, а охота на диких копытных животных еще не разрешена».

Второй стольник поколебал и эту его убежденность, а третий заставил признать, что пробоины вполне могли быть сделаны из охотничьей одностволки, но очень, очень небольшого калибра. Совсем маленького.

Забрав баксы, он красноречивым жестом велел мне отогнать тачку в дальний темный угол площадки, сам скрылся в проходной и через десять минут появился с небольшой кувалдой в руках. Под ударами этой кувалды продырявленные стекла «пассата» превратились в стеклянную крупу. Менеджер посмотрел на дело рук своих, сокрушенно покачал головой и сказал:

• Предыдущая
• 48/82
• Следующая