Выбери любимый жанр

В царствование императора Николая Павловича (СИ) - Михайловский Александр Борисович - Страница 37

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

В-третьих, бездарный, если не сказать более, командный состав. Это и главнокомандующий князь Горчаков, разбросавший войска на Дунайском фронте так, что в любой точке они были слабее турок, и командующий нашими войсками в Крыму князь Меншиков, которого позднее за его дела в обществе прозвали "Изменьщиковым", и такие генералы, как Кирьяков, который во время сражения при Альме бежал с поля боя, и при этом увлек в бегство подчиненные ему полки. В результате французы заняли высоты, мимо которых отходили русские войска, и с них безнаказанно расстреливали нашу пехоту. Кстати, в этом проигранном нашими войсками сражении Меншиков бросил в своем походном шатре секретные бумаги, в которых подробно описывалось состояние русских войск в Крыму и планы действий против союзников.

Ланской, внимательно слушавший Шумилина, при его последних словах не выдержал, и выругался. Лицо его пошло пятнами. Александр вопросительно посмотрел на него. — Петр Петрович, может быть не надо дальше, может, хватит на сегодня?

— Нет, Александр Павлович, продолжайте, — сказал Ланской, скрипнув зубами. — Мне трудно все это слушать, но ведь это правда?

— Да, Петр Петрович, — правда, ответил Шумилин. — Тогда я, с вашего позволения, продолжу.

В-четвертых, абсолютная неподготовленность наших войск в Крыму к ведению боевых действий. Пример – когда возникла нужда в возведении оборонительных сооружений в Севастополе, выяснилось, что нет шанцевого инструмента. Ни лопат, ни кирок. Деньги, выделенные на его закупку, таинственным образом исчезли. Пришлось посылать гонцов в Одессу, и там за вновь выделенные деньги купить четыре с лишним тысячи лопат (кирок в Одессе не нашли).

Многие военачальники вели себя откровенно предательски. Простите меня, Петр Петрович, но другого слова я найти в своем лексиконе не могу. Во время сражения при Инкермане, поначалу складывающемуся удачно для нас, союзники перешли в отчаянную контратаку. Нужно было подкрепление, чтобы отразить их натиск и развить успех. Но генерал Данненберг так и не сдвинул с места 12-тысячный резерв, а генерал Горчаков, находясь в полутора верстах от места сражения, слыша гром пушек, так и не пришел на помощь русским войскам, до последнего отбивавшимся от французов. А ведь у него было 22 тысячи войска! И мы потерпели под Инкерманом поражение, тогда, когда победа была так близка. Мы упустили единственный шанс снять осаду Севастополя, и потеряли 11 тысяч человек.

— Их, наверное, за это отдали под суд? — спросил Ланской, — это же просто преступление, что они сделали!

— Нет, Петр Петрович, — с горечью сказал Шумилин, — их просто уволили. И они отправились на заслуженный отдых с пенсией и с правом ношения мундира, который они опозорили.

— Боже мой, это же просто ужасно! — схватился за голову Ланской. А потом тихо сказал. — Александр Павлович, но ведь это не должно повториться?

— Надеюсь, Петр Петрович, — ответил Шумилин. — И мы с вами должны сделать все, чтобы не было ни той войны, ни того позора, ни унизительного Парижского мира.

— Я готов на все, — воскликнул Ланской, — чтобы все было так, как вы сказали! Скажите, что надо сделать, и я сделаю это!

В это время машина подъехала к дому Антона. Уже смеркалось. Но начинались знаменитые питерские белые ночи, и, несмотря на позднее время, было еще достаточно светло. Путешественники выбрались из салона и стали подниматься по лестнице.

— Александр Павлович, — неожиданно сказал Ланской, — если вы снова отправитесь в наше время, то я постараюсь свести вас с Государем, чтобы вы рассказали ему то, что я услышал от вас. Я понимаю, что это непросто, но и приложу все свои силы для того, чтобы организовать такую встречу.

— Эх, Петр Петрович, если бы все было бы так просто, — с горечью сказал Шумилин. — В отличие от вас, государь считает, что лишь он один во всем бывает прав. В нашей истории он все же перед смертью понял, что это не совсем так, но было уже поздно. Исправлять все пришлось его сыну, императору Александру II.

В квартире их встретил Антон. Он был в нетерпении. До ранее оговоренного времени нового контакта с прошлым оставалось совсем ничего. Ланской отправился в спальню, и стал там переодеваться в свой белый кавалергардский мундир. А Антон сел за пульт управления машиной времени, и начал готовить ее к работе.

Как там Хива?

А чем занимался оставшийся в прошлом Виктор Сергеев? Отдыхал, бил баклуши, смотрел из окна на жизнь Петербурга XIX века? Нет, такой трудоголик, как он, не мог сидеть без дела.

Сперва, он прошелся хозяйским взглядом по квартире, и отремонтировал все, что нуждалось в ремонте. Благо инструмента он с собой прихватил изрядно, ну а руки у него росли не из седалища. Одоевский и княгиня только удивлялись – их гость из будущего сумел отремонтировать даже старые напольные часы, которые стояли в качестве украшения у них в гостиной.

— Виктор Иванович, — воскликнула княгиня, — да вы просто чародей, как это у вас все получается? В ответ Сергеев лишь хитро улыбался, и приглаживал седые усы. Ну а Одоевский, полушутя, полусерьезно сказал, что господин майор даже в их времени не умрет с голода.

— Владимир Федорович, — ответил Сергеев, — в России много таких мастеров, как косой тульский оружейник Левша, сумевший аглицкую стальную блоху подковать.

Заметив, что Одоевский с недоумением смотрит на него, Виктор вспомнил, что Лесков напишет свой бессмертный "Сказ" лишь в 1881 году. Он сходил за электронной книгой, нашел там это бессмертное произведение, и дал его почитать, сначала князю, потом его супруге.

Результат был ошеломляющий. Княгиня залилась слезами, когда прочитала о том, как русский умелец умер "в простонародной Обухвинской больнице, где неведомого сословия всех умирать принимают". А князь задумался, и был неразговорчив весь вечер.

А поутру он куда-то уехал на своем экипаже, и вернулся с высоким стройным генералом лет пятидесяти. Его черные с проседью волосы курчавились, а черные усы были лихо закручены. Лицо генерала показалось знакомо Сергееву. Когда он увидел, что на левой руке гостя на указательном пальце отсутствует фаланга, вместо которой был золоченый наперсток, то сразу узнал человека, с которым его решил познакомить Одоевский. Это был внебрачный сын графа Алексея Разумовского, военный губернатор Оренбурга генерал-адъютант Перовский.

— Василий Алексеевич, — сказал Одоевский, — разрешите познакомить вас с Виктором Ивановичем Сергеевым, майором, гм… в отставке, участника войны в, гм… в Афганистане, и человека, который может быть очень полезен вам, так как имеет большой опыт войны в Азии.

Сергеев знал, что зимой 1839 года Перовский организовал поход на Хиву, который закончился неудачей. И возвратившись в конце весны в Оренбург, Перовский выехал в Петербург, чтобы доложить лично Николаю I об этом походе. И Одоевский, узнав о прибытии Перовского, на правах старого знакомого пригласил его к себе.

Услышав о том, что Сергеев воевал в Афганистане, Перовский удивленно поднял густые черные брови. Действительно, не считая отрядов, сопровождающих редкие посольства в эту страну, русские войска там не появлялись.

— Виктор Иванович, — спросил Перовский, — вы были в Афганистане вместе с беднягой Виткевичем?

— Нет, Василий Алексеевич, — ответил Сергеев, — я был "за рекой" не с Иваном Викторовичем Виткевичем. Но, впрочем, о печальной судьбе этого замечательного человека мне известно. Англичане не простили ему успехов на дипломатическом поприще в Кабуле, и убили его руками своих наймитов в Петербурге. Он был застрелен, а все бумаги, которые он привез из Афганистана, были похищены.

— Вот как, — обескуражено сказал Перовский, — а я не знал всего этого. А вы, Виктор Иванович, откуда знаете такие подробности? Ведь вы всего-навсего майор, и в подобные государственные секреты не можете быть посвящены?

Сергеев вопросительно посмотрел на Одоевского. Тот лишь пожал плечами, и потом, немного подумав, кивнул. — Эх, была, не была! — Виктор пристально посмотрел на Перовского, вспомнил, сколько тот сделал в реальной истории для России, и сказал,