Тайны сердца - Коултер Кэтрин - Страница 1

• 1/72
• Следующая

Южное побережье Англии

Близ Сент-Осита

Март 1831 года

Тьма была кромешная — ни луны, ни звезд, ни единого просвета в тяжелых свинцовых тучах.

Превосходная выдалась ночь.

Джулиан привязал коня — рослого гнедого мерина по кличке Залп — к сухой ветке одинокого кряжистого дуба иосторожно спустился по крутой извилистой тропинке, ведущей в укромную бухту, надежно укрытую в скалах. Все, как в прежние времена, до отъезда из Англии. Приятно вернуться в родные края и в который раз пройти хорошо знакомым путем. Даже если холодный ветер с пролива проникает под одежду и пронизывает до костей. Вперед, навстречу ветру.

Добравшись до едва различимого в темноте уступа, он зажег фонарь и трижды поднял его вверх, подавая условный сигнал, установленный самим Джулианом много лет назад.

Пятью минутами позже примерно в пятидесяти ярдах от берега блеснули три ответные вспышки. Теперь не придется долго ждать. Два баркаса прибавили ходу и вскоре подошли так близко, что можно было различить мерные всплески погружаемых в воду весел. Сердце Джулиана забилось сильнее, он чувствовал, как кровь быстрее побежала по его жилам. В любой момент из-за ближайшей скалы могли выскочить стрелки береговой охраны, с гиканьем размахивающие ружьями. Оставалось надеяться на Харлана — очевидно, верный помощник позаботился своевременно раздать взятки нужным людям. Отнюдь не лишняя предосторожность, хотя никто из посторонних — во всяком случае, до сих пор — не проник в тайну этой маленькой бухты.

Можно сколько угодно жонглировать словами и называть контрабанду «свободной торговлей». Звучит, конечно, куда более возвышенно и романтично, однако сути дела ничуть не меняет — этот промысел является абсолютно противозаконным. Тем не менее поток контрабанды не иссякнет, пока болваны, засевшие в правительстве, не снизят непомерно высокие ввозные пошлины. Когда в головах политиканов проснется здравый смысл, бог весть. Джулиан от души надеялся, что старые скряги потянут время, и он успеет сполна насладиться полуночными прятками. С легкой руки сержанта Ламберта он приобщился к этой рискованной игре в шестнадцать лет и все еще находил в ней немалое удовольствие. Чай, бренди, табак, китайский рис, джин — он привозил все и каждый раз, приезжая сюда и спускаясь на берег, думал о своем наставнике. Ламберт погиб, как жил, бесшабашно и отчаянно, на бегу, в штыковой атаке при Ватерлоо, испустив последний яростный вопль, когда гаубичное ядро разорвалось у его ног. Джулиан помнил, как упал на колени посреди поля битвы и, заливаясь слезами, шарил руками по окровавленной земле, не в силах поверить, что от сержанта не осталось буквально ничего. Джулиан не знал, кто оттащил его от места гибели Ламберта, но вскоре он уже стоял перед Веллингтоном. Герцог похлопал его по плечу и приказал доставить депешу на левый фланг: «Срочно! Беги, это чертовски важно!» И Джулиан побежал. И бежал так, как не бегал никогда в жизни.

Он и по сей день удивлялся тому, что умудрился уцелеть при Ватерлоо, отделавшись только колотой раной в левое плечо. Детали того страшного дня не закрепились в памяти, бесконечные часы сражения слились в единое ощущение грохота, крови и смерти, над которыми раздавался уверенный голос Веллингтона. Его неизменно четкие приказы ободряли изможденных бойцов и вселяли в них мужество.

Мать однажды попыталась расспросить его о Ватерлоо, но, увидев выражение лица Джулиана, замолчала, крепко обняла его и больше никогда не затрагивала эту тему. Однако была бесконечно горда, когда сам герцог Веллингтон прислал персональную благодарность ее шестнадцатилетнему сыну.

До отъезда из Англии три года назад Джулиан семнадцатого июня обязательно навещал пустую могилу сержанта Ламберта на ферме неподалеку от Сент-Осита. Он не сомневался — неуемный дух Ламберта знает о том, что Джулиан пользуется его любимой секретной бухтой, и, вполне возможно, иногда ускользает из своей нынешней обители, чтобы посмотреть, как причаливают к берегу груженые баркасы. Занимаются ли контрабандой в царстве небесном, Ламберт?.. Накануне Ватерлоо он спросил у сержанта, что мешает людям жить спокойно, почему им вечно чего-то не хватает. «Потому что алчность, злоба и зависть неотделимы от человека», — ответил Ламберт и выругался.

Как быстро будущее становится настоящим, а настоящее превращается в набор воспоминаний, которые порой вызывают улыбку, а порой внушают чувство безысходности. Не суждено ли самому Джулиану погибнуть в очередной войне так, как сержант Ламберт погиб при Ватерлоо? Вполне возможно, если посмотреть, что творится в Европе. Повсюду революции, люди самозабвенно истребляют друг друга, охваченные странной идеей через насилие изменить мир к лучшему. Интересно, может ли такой путь привести к чему-нибудь хорошему?

— Все в порядке, капитан!

Вот и Кокерал. Некоторые называли его сущим безумцем — разумеется, за глаза.

Джулиан улыбнулся, шагнул вперед… И замер. Что это за звук? Береговая охрана? Он предостерегающе поднял руку, и Кокерал и его спутники тотчас пригнулись к земле рядом с баркасами.

Джулиан чувствовал — кто-то притаился в темноте и наблюдает за ними. Кто? Зверь? Или человек?

Выждав некоторое время, они принялись за дело и перенесли груз — на сей раз в основном чай и бренди — в потайную пещеру. Джулиан постоянно прислушивался, но не уловил ничего, кроме завываний ветра. Тем не менее, в изнеможении добравшись до постели за час до рассвета, он закрыл глаза и абсолютно отчетливо понял — тщательно хранимый секрет уединенной бухты больше не является секретом.

Рейвенскар

Близ Сент-Остелла

Южный Корнуолл

Апрель 1831 года

Коринна обняла его, крепко прижала к себе и глубоко вздохнула. От него пахло вольными ветрами и океанскими штормами. Он загорел дочерна под палящими лучами солнца на верхней палубе своего корабля. А его глаза сияли от радости. Он выглядел как нельзя лучше — сильный, здоровый, восхитительно мужественный. Ее сын. День за днем она думала о нем, перечитывала его письма, приходившие каждую неделю, волновалась и готова была приехать к нему в Геную. Но он не позволял, писал, что это слишком рискованно.

Не разжимая объятий, она слегка отстранилась:

— Наконец-то ты дома, дорогой. Три года, Джулиан, долгих три года! Слава Богу, ты вернулся, целый и невредимый. Садись поудобнее, а я налью тебе чаю. Как ты любишь: тонкий ломтик лимона и больше ничего. Ведь ты не изменился, правда?

— В том, что касается чая, определенно нет. — Джулиан ласково погладил ее по нежной щеке. Она нисколько не состарилась и выглядела точь-в-точь, как в тот печальный ненастный вторник через два дня после похорон Лили, когда он покинул родные края. У матери были такие же темные глаза и волосы, как у него, только кожа, конечно, гораздо белее. — И ты не изменилась. Прошло три года, а ты все такая же красивая.

— Спасибо за щедрый комплимент, милый.

Ах, до чего он хорош! Любуясь им, она без труда находила в нем свои черты — те же сияющие в минуты радости глаза, та же манера, смеясь, откидывать голову назад. Похож ли он на отца? Она не знала. Очевидно, в родовом имении мужа, Маунт-Берни, висел его портрет в молодые годы, однако ей там бывать не доводилось. Глядя на Джулиана, она могла только гадать, имелась ли у его отца привычка склонять голову набок, выслушивая собеседника, выдерживал ли он вдумчивую паузу перед тем, как заговорить, и был ли он в молодости столь же неотразим, как его сын сейчас. Жаль, очень жаль, что Джулиан появился на свет, когда его отец был седовласым старцем. Хотя, надо отдать ему должное, он до последнего вздоха сохранил прямую спину и почти все зубы.

• 1/72
• Следующая