Закон подлости - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 42
- Предыдущая
- 42/76
- Следующая
— Мне могут понадобиться ваши бойцы для нейтрализации Дока и Артиста.
— Спецназ здесь только для прикрытия операции и охраны самолета, капитан.
— Но наши клиенты могут оказаться не по зубам местной милиции.
— Опять не предусмотрели? — ехидно заметил генерал. — А ведь вам платят за вашу сообразительность и организационные способности… В общем, так. Никакого спецназа. Выкручивайтесь силами местной милиции… или кто здесь еще в вашем распоряжении? И еще, капитан.
— Я слушаю.
— Вы хорошо поработали в Ираке. Не заставляйте разочаровываться в вас сейчас, когда остался всего один день. Не подведите. Вы знаете, чем это может закончиться для вас.
Коперник знал. Очень хорошо знал. Он прекрасно понимал, какую работу выполняет и чем она может закончиться для него. Ему платили — он делал, и делал хорошо, что бы там Кудрявцев ни говорил. Но вот чего Коперник не предусмотрел с самого начала, а теперь понял очень отчетливо, так это то, что проблемы у него могут возникнуть в любом случае. Не важно, насколько хорошо он сделает свою работу и сделает ли ее вообще. Сейчас, глядя на то, как генерал Кудрявцев прячется за свою иронию и грубость от навалившегося на него страха, глядя в его потемневшие усталые глаза, Коперник понял, что вся эта операция задумана им и ему подобными не с политическими целями, как они пытались убедить его с самого начала, а исключительно в страхе за свою шкуру! Что уж их там, в Генштабе, так прижало — не важно. Важно то, что трясущиеся в страхе не знают верности и не держат своего слова. Вот в этом Коперник был уверен на сто процентов. А стало быть, они попытаются утопить его в любом случае: если все получится — то на всякий случай, как непосредственного исполнителя, который слишком много знает, а если операция провалится — чтобы спасти остатки своей шкуры.
Нет, он не будет отказываться, он сделает все, что от него зависит. Хотя бы потому, что уже и сам во всем этом измазан. Но с этой минуты он будет очень тщательно обдумывать свое исчезновение и совсем никому не будет доверять.
— Вам все ясно, капитан? — спросил Кудрявцев.
— Ясно.
— Вопросы есть?
— Нет.
— Значит, так. Я буду находиться все время в расположении части. Если возникнут какие-то проблемы, немедленно докладывать мне. А завтра, когда все закончится и дело примет официальный оборот и сюда прибудет специальная команда, которая разберется с грузом, мы с вами отправимся в Москву.
Генерал поднялся и подошел к двери. Они разговаривали, естественно, без свидетелей, и прибывшие с инспекцией офицеры ждали там, за дверью.
Кудрявцев вышел в коридор.
— Я остаюсь здесь на два дня, — сказал он одному из своих сопровождающих. — Как мы и договаривались. Можете возвращаться прямо сейчас. Я сам закончу все дела… Да, и попросите там, чтобы ко мне явился командир части.
Коперник вдруг подумал о том, что генерал не захотел разрешить ему использовать спецназовцев по очень простой причине. Он просто собирается их все время держать здесь, рядом с собой, для надежной защиты. Неужели он так боится этих двоих наемников? Ну и ну!..
— Можете быть свободны, капитан, — сказал Кудрявцев. — Идите и сделайте все, как надо… Кстати, вы где остановились-то?
Коперник поднялся.
— Здесь много желающих сдать комнату, — сказал он и вышел из кабинета.
Сегодня у него было еще много дел. Он собирался нанести визиты начальнику милиции, мэру и этому его ненормальному брату. Он должен был подробно проинструктировать всех, как им действовать завтра. Завтра у Коперника не будет возможности контролировать их действия, а потому сегодня необходимо сделать так, чтобы все они без всякого контроля действовали слаженно. А потом со спокойной душой можно будет отвалить на боковую. В том, что его клиенты, эти двое москвичей из управления, никуда до завтра не денутся, Коперник совершенно не сомневался. Ну а завтра их не спасет никакая сообразительность.
Выйдя из части, он сел в поджидавший его «уазик».
— К Смирнову, — бросил Коперник водителю и откинулся на сиденье.
Впрочем, в «уазике» не очень-то расслабишься. На плохих дорогах его трясет, а хороших дорог в Двоегорске нет в принципе. Даже подъезд к дому Заславского представляет из себя сплошные колдобины, хотя этот-то уж мог себе позволить хорошо асфальтированный подъезд. Правда, сейчас, в феврале, снег смягчал все эти колдобины, но даже он не мог полностью выровнять дорогу. Впрочем, несмотря на то что по такой дороге больше сорока — пятидесяти километров в час невозможно было выжимать, «советский джип» довольно бодро прыгал по ухабам в сторону Центральной площади, разбрасывая комья снега и натужно рыча. Коперник курил и задумчиво смотрел вперед. Он в сотый раз просчитывал все свои действия, пытаясь перепроверить в очередной раз, не сделал ли где ошибки, не упустил ли какую мелочь. И в сотый раз он приходил к выводу, что ошибки быть не может, что все сделано четко и верно. Нет, Кудрявцев просто паникует. Срыва быть не может.
Дорога была одна — сначала вдоль забора части, мимо пустырей, а потом направо, по тихой окраинной улочке. Когда машина свернула на эту улочку, в отдалении, ближе к ее концу, быстро переместились какие-то фигуры, но Коперник не придал этому значения. Слишком он здесь был уверен в себе, слишком занят своими проблемами. Впрочем, когда «уазик» уже приближался к противоположному концу улицы, Коперник все же заметил мужика, сидящего на лавочке у дороги рядом с калиткой одного из домов и хлещущего водку прямо из горлышка. Словно трубач, он, запрокинув голову, вылил в себя содержимое бутылки на одном дыхании. А когда машина была уже недалеко от него, мужик оторвался от бутылки, потом, видимо одолев все до капли, приложился к ней на всякий случай еще раз и, отшвырнув пустую посудину в сторону, поднялся. Его сильно повело в сторону, прямо на дорогу, и тут, на накатанном снегу, он уже был не в силах сохранить равновесие.
Взмахнув руками, словно разучившаяся летать птица, мужик свалился прямо на проезжую часть.
— Вот козел, — проворчал водитель, резко тормознул и попытался объехать упившегося аборигена.
Но в то мгновение, когда машина медленно протискивалась между лежащим на дороге телом и кустарником на обочине, из этих кустов неожиданно выскочил еще один человек и, мгновенно распахнув дверцу водителя, резко рванул водителя на себя, вывалившись вместе с ним в снег. Коперник тут же дернул ручник, машина вздрогнула, остановилась, и в ту же секунду дверцу с его стороны с силой рванул тот самый рухнувший на дорогу абориген, который оказался трезвым как стеклышко, и Коперник получил в челюсть. Но абориген не стал вытаскивать его из машины, а, свалив лицом вниз на водительское сиденье, уселся сверху, быстро обыскал, а потом проворно связал Копернику руки за спиной.
— Артист! — позвал он.
— Порядок, — отозвался Артист, затаскивая водителя на заднее сиденье. — Проворным оказался, гад, так что пришлось помять его немного… Кстати, Док, узнал старого знакомого?
Док бросил взгляд на бесчувственное тело водилы и только тут понял, почему этот человек показался ему знакомым. Точно! Это же тот самый Петрович, который уговаривал их остаться в доме № 5 по улице Карла Маркса. Вот и встретились.
Док коротко кивнул.
— Оклемается?
— Если будет сидеть спокойно, то оклемается.
— Тогда поехали… Помоги.
Артист подошел к открытой дверце водителя, чтобы помочь Доку усадить Коперника и освободить себе место за рулем.
— Ну что, Коперник, — сказал Артист, приподнимая его, — дождался своей инквизиции? Садись, сейчас звезды поедем считать.
Вот этого Коперник никак не ожидал. Никак.
Просто этого не должно было произойти. Особенно сейчас.
Все, что угодно, только не такая встреча с глазу на глаз, потому что это будет полный провал операции, потому что это именно то единственное, чего капитан действительно опасался. Твою мать… Док и Артист подняли капитана и усадили его. Как-то сжавшись, словно чего-то опасаясь, Коперник молча отвернулся к окну. Артист уселся за руль, а Док, прежде чем пересесть на заднее сиденье «уазика», задержал свой взгляд на лице Коперника. Задержал и вдруг чуть заметно вздрогнул и только потом захлопнул дверь, чтобы пересесть к лежащему без сознания водителю. Машина, ведомая теперь уже Артистом, тронулась в путь.
- Предыдущая
- 42/76
- Следующая
