Невеста Всадника без головы - Миронина Наталия - Страница 55
- Предыдущая
- 55/67
- Следующая
– Так, значит, эта прогулка не приглашение погулять в погожий летний день, а работа?! – Аня рассмеялась, но почувствовал досаду.
– Нет, неправда! – искренне возмутился Олег. – Мне очень приятно вот так просто гулять с тобой. Мы понимаем друг друга с полуслова. Во всяком случае, мне так кажется. А поговорить я хотел о своем новом приобретении. И там, где бы нам не мешали.
– Понятно. Я слушаю тебя.
– Аня, я вчера купил жеребенка. Привезли ночью.
– Так вот что это была за машина, которую я ночью слышала…
– Да, да. Я нарушил все правила, но медлить было нельзя – увезли бы куда-нибудь владельцы, да и жеребенок был без сил.
– С ним что-то случилось?
– Семимесячный, абсолютно заморенный то ли цыганами, то ли цирковыми. Я даже толком не понял. Владелец морочит голову, всей правды не говорит.
– А что он говорит?
– Началось с того, что он заявил: «Есть у меня жеребенок. Хорошей породы, красивый необыкновенно. Только вот деньги понадобились, хочу, типа, продать. Покупатели нашлись тут же». Как я уже сказал, то ли цирк какой-то частный, то ли цыгане. А скорее всего, и то и другое вместе. Думаю, шабашат по разным площадкам и мучают животных. Я его стал уговаривать продать жеребенка мне. Он – ни в какую, говорит, уже отдал этим деятелям. Они его увезли и задаток оставили. Представляешь, тут мне повезло! Я смог вытащить у него информацию. «Я тебе сейчас все деньги сразу заплачу и даже немного сверху. Прямо здесь. Наличными. Ты только мне адрес скажи, куда его отвезли», – говорю я ему и сразу пачку денег достаю. Слава богу, с собой были, правда, для другого предназначались. Тот мялся, ломался, уговаривать его пришлось, но я знал, что он уступит. Поехал я к тем циркачам… Одним словом, жеребенок мой.
– А деньги откуда? Если жеребенок красивый и порода редкая, стоить он должен немало.
– Деньги вот оттуда, – Олег подбородком указал на подъемный кран, который в этот момент перетаскивал бетонные плиты.
– Из строительства вынул?
– Да. Придется теперь покрутиться, но главное, жеребенок наш теперь. Теперь через огненные обручи прыгать он не будет.
– А где он сейчас?
– Там, в маленькой конюшне.
Маленькая конюшня – старое строение, которое было отремонтировано, располагалось в самом дальнем углу территории. Необходимо миновать все службы, стройку, перейти небольшой овражек и только тогда можно было увидеть низкую красную крышу и серые стены. Три приоткрытых маленьких окна – это были денники – и одно большое, со ставнями, которое находилось в комнате для персонала, было закрыто.
– Зачем такая секретность? – удивилась Аня.
– Нет, что ты! Никаких секретов. Дело в том, что жеребенок в очень тяжелом состоянии. Уж не знаю, что там с ним делали и чем кормили, но он еле стоит на ногах. Я бы таких «лошадников» под суд отдавал. Терпежу не хватило устроить в хорошие руки. А отдельно я его поселил, чтобы не мешал никто. У нас ведь все конюшни сейчас заняты. Там лошади в основном взрослые. Кто знает, как они себя будут вести. Лишнее беспокойство будет у малыша. Ань, его надо поднять на ноги. Сможем? – Взволнованный Олег Сомов был прекрасен.
– Конечно, во всяком случае, постараюсь сделать все, что можно! – Аня теперь была заинтригована. Ясно, что деньги за малыша были отданы немаленькие. Аня поразилась самому поступку. Как бы лошадники ни любили животных, они все-таки были прежде всего спортсменами и дельцами. Они могли переживать, сокрушаться, сожалеть, но неумолимость природных законов им была очевидна более чем кому-либо. С больными, травмированными, «бракованными» животными расставались тяжело, но все-таки расставались, веря в то, что это и есть естественный отбор в неестественных условиях. Олег поступил не как спортсмен, не как делец, даже не как артист, он поступил как обычный человек – добрый и сердечный человек, для которого жизнь важнее каких бы то ни было законов.
– Олег, – обратилась к нему расстроенная Аня, – прежде чем я осмотрю его, скажи, на твой взгляд, шансы есть?
– Да, думаю, да. Наверное, я сгустил краски, уж больно жалким он мне показался.
Они вошли в сухое теплое помещение, и Аня еще раз поразилась продуманности совершенных в этом месте преобразований. Два небольших денника были сделаны из крепкого светлого дерева, было сухо, светло. Окна под потолком – так, чтобы конь видел только небо, – были чистыми. Блестящие кормушки, чистая вода, свежие опилки. Почти никаких запахов.
Один из денников был закрыт. Когда Олег и Аня открыли красивую решетчатую дверь, то увидели, как в углу на плотной подушке из сена лежит худенький жеребенок.
– Господи, да это же аппалуза! – Аня во все глаза смотрела на удивительное маленькое животное. Короткая белая шерсть с мелкими черными пятнышками, печальные глаза. Природа сыграла шутку, отняв у собаки-далматинца забавную окраску и отдав ее лошадке.
На их шаги жеребенок оглянулся, и они увидели, что его голова точно такой же окраски, что и туловище.
– Олег, это же просто чудо какое-то! Я лошадей этой породы видела только на картинках. Они бывают разные, но этот… – проговорила Аня с восторгом. – Этот просто образец аппалузы! Ты глянь, у него даже кожа в пятнышках. Это только у этой породы бывает!
Аня зачарованно смотрела на жеребенка. Он действительно оказался необычайно красив, и дело было не только в какой-то инопланетной, необычной для лошади окраске, дело было в изяществе шеи, головы, в том, как он, совсем маленький, склонил ее, и в том, как он смотрел своими необычными глазами – склера глаз у аппалузы белая, что придавало взгляду сходство с человеческим.
– Хороший ты мой! – Олег подошел к лежащему жеребенку и погладил его по шее. – Что с тобой эти идиоты сделали?!
– Они его почти не кормили. Гоняли и пытались дрессировать, – Аня указала на впалые бока, подрагивающие мышцы ног и круп с пятном, похожим на ожог.
– Ну, ожоги заживут, а вот с питанием и ногами надо будет разбираться. Ань, возьмешься за него? – Олег продолжал гладить жеребенка. А тот, почувствовав ласку, неожиданно вытянул голову и положил ее на передние ноги.
– Конечно, мы тебя вылечим, ты у нас всем еще покажешь! – Аня тоже погладила малыша.
– Нет, он ничего никому показывать не будет. Он не будет участвовать в соревнованиях. Мы его обучим только самым простым необходимым вещам, и все. Он будет вольной лошадкой. – С этими словами Олег поднялся и пошел к выходу.
Аня оглянулась, сняла со стены хлопковую попону и накрыла жеребенка. В конюшне было не холодно, но она знала, что больным жеребятам лишнее тепло не помешает. Жеребенок вздрогнул, повернул голову и благодарно кивнул. Конечно, кивок был рефлексом, но Ане показалось, что это была именно благодарность.
Аппалуза – порода лошадей, которая стала жертвой старинной моды, географической экспансии, исторических катаклизмов, трагедии целого народа и, в конце концов, причуды богатого фермера. Однажды вся мадридская знать закапризничала и отказалась ездить на чубарых лошадях. Их больше не запрягали в парадные экипажи, гордые испанские гранды оставляли их скучать в своих конюшнях, и даже простой люд перемещался на гнедых и вороных. О чубарых вспомнили, когда начали смолить бочки с солониной, катать в трюмы вино по дощатым настилам, когда новые прочные паруса распрямлялись под соленым норовистым ветром. Тогда чубарых сбивали в табуны, загоняли в трюмы и переправляли через океан. О чубарых вспомнили тогда, когда человеку понадобилась настоящая помощь. Конкистадоры увезли этих лошадей с собой в Америку, чтобы вместе покорить новый континент.
Аня вспомнила, что читала об индейцах не-персе, коренных жителях американских земель. Они, сражаясь с конкистадорами, не брали в плен людей. Они их убивали. Но лошадей, высоких, сухих, чубарых, они уводили к себе – кормили, ухаживали за ними и старались уберегать от страшных сражений. Только когда пошли первые жеребята – меняющие свою окраску по мере взросления, – племя не-персе позволило себе роскошь: лошадей стали использовать в военных целях. Индейцев, конечно, развлекала необычная окраска, полосатые копыта и длинные гривы попавших к ним в руки лошадей, но больше они ценили сообразительность. Это самое качество они и старались улучшить.
- Предыдущая
- 55/67
- Следующая
