Тайные страницы истории - Николаевский Борис Иванович - Страница 37
- Предыдущая
- 37/132
- Следующая
В провинции, где сил у коммунистов было относительно меньше, положение партийных организаций было особенно плохим. Отмирание организаций было еще наименьшим злом. С точки зрения коммунистической, много худшим было положение, в некоторых из таких мест, где партийные организации продолжали существовать, противопоставляя себя органам советским. В таких случаях, как сообщили делегаты на Восьмом съезде партии (март 1919 г.), в них часто «набивалась всякая дрянь» (слова Осинского), которая не только «безобразничала и вела башибузукскую политику» (слова Ленина), но и предавалась «разгулу, взяточничеству, разбою» (слова Ногина), так что заезжавшие туда представители центра порою должны были жалеть, что в их распоряжении нет арестантских вагонов, чтобы отправлять в Москву целые партийные комитеты (слова Сосновского)[153].
Партия в тот период фактически не имела и организации центральной. На том же Восьмом съезде было установлено, что в течение всего 1918 г., с момента переселения правительства в Москву и до съезда Советов в декабре, не было ни одного собрания ЦК партии, и все решения за ЦК принимали вдвоем Ленин со Свердловым, из которых первый тогда был председателем Совнаркома, а второй — председателем ВЦИК. Само собою разумеется, что все заявления такого центра партии полностью поддерживали и покрывали политику советского правительства. Никакого намека на расхождение между политикой правительства и политикой партии и быть не могло.
Вся организационная работа партийного центра в тот период держалась на Свердлове, равно как на нем же держалось и центральное руководство строительством общего советского аппарата диктатуры. Он был, несомненно, талантливым организатором, с огромной энергией и инициативой, с умением разбираться в людях и ориентироваться в обстановке, но организатором старого типа, как он сложился в революционном подполье, и в практику революционных лет переносил дореволюционные навыки и приемы. Он не любил официальных протоколов, стенограмм и канцелярского делопроизводства. Со всеми мало-мальски крупными партийными (а следовательно и советскими) деятелями, когда они попадали в Москву, Свердлов старался встречаться лично, лично от них узнавая о положении на местах, лично давая им устные инструкции относительно дальнейшего. Многих из них он знал по дореволюционным временам, встречался с ними на работе в подполье, в тюрьмах, которых в его биографии было очень много, на этапах.
Эти воспоминания не могли не вносить оттенка личной близости в деловые партийные разговоры, а феноменальная память позволяла ему держать их содержание в голове, лишь изредка делая ему одному понятные отметки в своей записной книжке. Память об этой записной книжке Свердлова сохранилась в летописях большевистской партии как память о документе, который лучше всего характеризует примитивно-патриархальные отношения того «доброго старого времени», когда столь многое строилось на базе личного энтузиазма и личного доверия.
Смерть Свердлова в марте 1919 г. стала датой конца того периода — свердловского периода — внутрипартийных отношений. Новому секретарю ЦК, избранному на место Свердлова (им был Н. Н. Крестинский), пришлось не только ликвидировать многое из этих патриархальных отношений (у него не было тех обширных личных связей, которые так помогали Свердлову), но и уделить много внимания разработке нового устава партии, приспособленного к новой обстановке. В процессе работы над этим уставом и были намечены основы той новой концепции общей роли партии и ее отношений с советским аппаратом, которая, постепенно оформляясь, вскоре стала официальной концепцией партии.
В основу этой новой концепции было положено два принципа, взаимно друг друга дополнявших: первый устанавливал необходимость обособленного существования партийных организаций от организаций общесоветских и строго оформленного их функционирования сверху до самого низа, а второй требовал от всех коммунистов, работающих в советских правительственных органах, включая и самые высшие, полного подчинения решениям соответствующих партийных организаций.
«Во всех советских организациях, — гласила специальная резолюция Восьмого съезда партии, — абсолютно необходимо образование партийных фракций, строжайше подчиняющихся партийной дисциплине».
Устав партии, принятый Восьмой партийной конференцией (декабрь 1919 г.), закреплял и конкретизировал это решение:
«Фракции, независимо от их значения, целиком подчинены партии. По всем вопросам, по которым существует законное решение соответствующей партийной организации, фракции обязаны строго и неуклонно держаться этих решений. Комитет имеет право ввести в состав фракции и отозвать из нее любого члена, обязательно извещая фракцию о причинах подобной меры.
В вопросах своей внутренней жизни и текущей работы фракция автономна. В случае существенного разногласия между партийным комитетом и фракцией в каком-либо вопросе, входящем в ее компетенцию, комитет обязан вторично рассмотреть этот вопрос с представителями фракции и принять окончательно решение, подлежащее немедленному исполнению со стороны фракции.
На все важнейшие должности в том учреждении или организации, в которых работает фракция, кандидаты намечаются фракцией совместно с соответствующей партийной организацией.
Таким же порядком производится и перемещение с одной должности на другую»[154].
Принцип примата партийной организации над всеми другими организациями и органами советского государства уже в этих решениях, принятых в 1919 г., нашел вполне отчетливое выражение. А его последовательное применение в жизни необходимо приводило к установлению диктатуры партийных коммунистических организаций над всем аппаратом советского государства. Именно в нем была основная причина антагонизма между коммунистами, которые вели ответственную работу во всевозможных советских, хозяйственных и иных органах советского правительства, с одной стороны, и коммунистами, которые занимали руководящие посты в аппарате партийном, с другой. Этот антагонизм стал основным антагонизмом, определившим основные линии процессов внутреннего развития коммунистической партии в СССР, процессов формирования правящего слоя в советском государстве вообще.
Иметь правильное представление об этом основном антагонизме тем более важно, что именно его, этот антагонизм, Сталин взял за основу при выработке большой стратегии своей борьбы за власть, на базе именно его он вел эту свою борьбу в течение последующих десятилетий. Этот антагонизм впервые наметился уже в самые первые годы установления советской диктатуры, но особенно значительную роль начал играть в эпоху НЭПа. Дело было не только в том, что на посты ответственных руководителей советского хозяйства и вообще на посты, связанные с так называемой органической работой по линии правительственного аппарата, советская диктатура, как правило, с самого начала стремилась ставить людей, которые имели хотя бы минимальный опыт работы этого рода в дореволюционные годы и которые поэтому естественно имели склонность больше считаться с интересами дела как такового Еще более важным было то обстоятельство, что, заняв соответствующий пост, каждый коммунист, если он был мало-мальски ответственным человеком, в самом процессе работы необходимо должен был воспитывать в себе эту склонность заботиться об интересах дела, думать о практических результатах своей работы. На этой базе вырастала основная особенность коммунистов, занимавших ответственные посты в советском аппарате управления страною. Безразлично, было ли это управление промышленностью, сельским хозяйством, военным делом, административным аппаратом и т. д.: они все более критически, чем остальные коммунисты, относились ко всякого рода рискованным экспериментам, они все требовали более осторожного отношения ко всему, что обязывало к большим переменам в налаженном порядке ведения их дела.
Люди с подобной психологией, естественно, во внутрипартийных группировках не могли не занимать умеренных позиций. Именно в их среде складывались концепции постепенного ослабления диктатуры и соглашения с крестьянством как с основной социальной силой страны, даже концепции «спуска власти на тормозах к крестьянству». Именно из их среды шли требования в области внешней политики с пути коммунистических авантюр перейти на путь последовательной политики соглашения с демократиями Запада.
153
Протоколы Восьмого съезда РКП (б). М., 1919. С. 143, 146, 149–150.
154
ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (далее: ВКП(б) в резолюциях). 5 изд. / Институт Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б). М., 1936. Т. Т. К С 315, 330–331.
- Предыдущая
- 37/132
- Следующая