Тайные страницы истории - Николаевский Борис Иванович - Страница 59

• Предыдущая
• 59/132
• Следующая

Именно это старшее поколение «всезнаек», людей, которые «ничего не знают и знать не хотят», Маленков называет «негодными работниками» и требует их замены специалистами из «новых людей», хотя бы они были всего лишь «непартийными большевиками».

«Ежовщина», в проведении которой Маленков играл такую огромную роль и которая в своей основе была варварской формой смены правящего слоя, для Маленкова не закончилась. Она приняла только новые формы. Борьбу против старшего поколения он считал нужным продолжать.

Война оборвала нить развития, как ее определяла внутренняя борьба. В порядок дня встала оборона против внешней силы Фронт трещал и рассыпался под ударами немецких танковых дивизий. В армиях не было воли к борьбе. За неполные четыре месяца немцам сдалось в плен почти 4 млн. человек — цифра, которой не знала история войн. Пали Минск, Рига, Киев, Смоленск. Немцы подходили к Ленинграду и Москве.

Как раз в эти дни Сталин откровенно признался Гарриману, чрезвычайному уполномоченному президента Рузвельта, прилетевшему в Москву для организации помощи: «Мы знаем, народ не хочет сражаться за мировую революцию; не будет он сражаться и за советскую власть… Может быть, будет сражаться за Россию». Приходилось круто поворачивать всю идеологическую работу. Сохранилось свидетельство очевидца, молодого офицера из журналистов, который как раз в эти дни прибыл с фронта в Москву в командировку и случайно попал к друзьям-художникам в кооперативную мастерскую, которая готовила знамена для вручения первым полкам, получившим звание гвардейских. На малиновом бархате тридцати знамен было написано: «За Родину! За Сталина!». Принимать знамена приехал Щербаков, тогда секретарь ЦК и МК. Ему показали работу. Он «всмотрелся» в надписи, «неопределенно хмыкнул» и пошел к телефону говорить с «самим» Сталиным. От телефона он пришел с приказом о «небольшой переделке»: повсюду снять «За Сталина!», а «За Родину!» нарисовать много крупнее. Специально для этого парад отсрочили на сутки.

Это было 16 октября 1941 г, в день, когда танки Гудериана рвались к Москве, а из Москвы в лихорадочном беспорядке бежала советская знать. По-видимому, именно этот день и следует считать переломным в идеологической установке пропаганды ВКП (б). И коммунизм, и советская власть, и даже намеки на мировую революцию исчезают со столбцов советских газет, как исчезает с них и имя Сталина. Коммунисты делают все, чтобы народ обрушившуюся на него войну стал ощущать как борьбу «За Родину!», «За Россию!».

Заботливо составленную центральную картотеку Управления кадров пришлось срочно упаковывать и отправлять на Урал, где она и пролежала до конца войны вместе с другой — центральной картотекой НКВД. Работа этих двух учреждений, конечно, не приостанавливалась ни на минуту. Наоборот, она стала даже более напористой, более злой. Но она много потеряла в своей систематичности. Маленков, остававшийся главой личного секретариата Сталина, стал ближайшим помощником последнего и по Государственному комитету обороны (он стал одним из четырех его членов, вместе с Молотовым, Ворошиловым и Берия), и по Совнаркому, где Маленков стал заместителем Сталина.

На Маленкова возлагаются самые ответственные поручения. Так, в сентябре 1941 г., когда немцы, прорвав линию обороны на Новгородских озерах, покатились к Ленинграду и судьба последнего казалась уже предрешенной, Сталин послал в Ленинград Маленкова и Жукова, дав им совершенно исключительные полномочия. В Ленинграде тогда было два полноправных члена Политбюро — Ворошилов и Жданов (Маленков тогда был только кандидатом). Маленков их обоих оттер от дел и мерами жесточайшего террора помог Жукову остановить развал фронта. Немцы остановились на подступах к городу и простояли на них почти два с половиной года. Ленинград с их позиций был виден невооруженным глазом, но войти в него они не смогли. Через год тоже повторилось со Сталинградом, где тогда должно было найти свое победное завершение второе лето немецкого наступления. С Жуковым и с теми же чрезвычайными полномочиями Маленков прилетел в Сталинград, теми же мерами жесточайшего террора, бросая на смерть сотни и сотни тысяч людей, превратил город в огромное кладбище для немецких надежд на победу.

Но такие командировки, насколько важны они ни были, занимали лишь второстепенное место в деятельности Маленкова за военные годы. Основной его работой стала работа в ЦК ВКП (б). К началу войны секретариат ЦК состоял из пяти человек — Сталина, Жданова, Андреева, Маленкова и Щербакова. Сталин, перегруженный другими делами, только изредка мог выслушивать доклады о работе партии. Андреев еще раньше был избран председателем Центральной контрольной комиссии ЦК и отошел от текущей работы. Жданов, влияние которого после финской войны сильно поколебалось, сидел в Ленинграде, который был скоро отрезан от Москвы, и только изредка мог прилетать в Кремль. Само положение сделало Маленкова единоличным хозяином всего партийного аппарата: Щербаков был его ближайшим и надежным помощником. Последний секретарские функции в ЦК совмещал с секретарством в МК, т. е. держал в своих руках самую важную в СССР местную организацию партии. Щербаков считался человеком хорошо ориентирующимся в идеологических вопросах и вообще имеющим склонность к литературе. Ровесник Маленкова, Щербаков также принадлежал к поколению большевиков, не знавших подполья. В начале своей партийной карьеры он всем был обязан Жданову, под крылышком которого Щербаков делал свои первые шаги в Нижнем Новгороде двадцатых годов. Но в Москве, куда он переехал около 1930 г. для учебы в Институте красной профессуры (по исторической линии), он попал на учет к Маленкову, который в 1932 г. привлек его к работе в аппарате ЦК. С 1933–1934 г. Щербаков был прикомандирован в качестве специального наблюдателя от ЦК к Союзу советских писателей, который тогда только возникал и с которым Сталин вел весьма сложную игру.

О роли Щербакова мы имеем возможность судить по опубликованным отрывкам писем Горького к нему за эти годы. Горькому Щербаков испортил тогда немало крови, но зато заслужил полное доверие личного секретариата Сталина. Это сказалось в годы большой чистки, когда Маленков посылал Щербакова в целый ряд ответственных пунктов (Иркутск, Сталино, Донбасс), где для проведения чистки была нужна «надежная рука». В награду за эту особую надежность Щербаков и был назначен в 1938 г. в Москву первым секретарем Московского обкома.

Отношения со Ждановым у Щербакова сохранялись и укреплялись; в 1937 г. они даже породнились (Щербаков женился на дочери Жданова), но ориентироваться Щербаков начал на Маленкова, которому был очень нужен, т. к. Маленков сам политических статей не писал, речей произносил мало, над вопросами идеологического порядка не работал. У Щербакова, наоборот, ко всему этому была большая склонность, и потому Маленков, воспользовавшись первой же трещиной в положении Жданова, провел Щербакова на его место — место идеолога и теоретика партийной пропаганды.

27 января 1945 г. Ленинград праздновал первую годовщину снятия немецкой блокады. На торжественном заседании Ленинградского горсовета Калинин вручил городу орден Ленина. Однако Жданов на торжествах не присутствовал. В газетных отчетах следующего дня его имя даже не было упомянуто. В то время Жданов был первым председателем Ленинградского обкома партии и формально возглавлял Ленсовет. Официальным объяснением этого отсутствия Жданова было его пребывание в Финляндии, где Жданов был специальным уполномоченным Политбюро по переговорам с Финляндией. Но это объяснение, конечно, не могло быть достаточным. Жданов возглавлял Ленинград в течение всех лет осады; Финляндия была совсем под боком и прилететь оттуда на торжества, конечно, не представляло трудностей. Отсутствие Жданова было вынужденным и объяснялось распоряжением секретариата ЦК, т. е. Маленкова. Оно было наказанием, наложенным Маленковым на Жданова за ошибки, совершенные последним в военные годы.

• Предыдущая
• 59/132
• Следующая