Ищите связь... - Архипенко Владимир Кузьмич - Страница 10

• Предыдущая
• 10/69
• Следующая

Только сейчас Шотман заметил, что Сергей взволнован.

— А куда усылают-то?

— В Кронштадт, на новый корабль «Император Павел I».

— Куда, куда? — переспросил Шотман. — И когда же?

— Завтра уже на новом месте должен быть.

— Ну, парень, знаешь — это сама судьба тебя ко мне направила. Я сижу голову ломаю, а ты тут как тут! Так вот — садись и слушай. Ты, наверное, помнишь, как к твоему брату Терентию захаживал высоченный парень из пушечной мастерской?

— Костя, что ли?

— Он самый и есть Константин. А сейчас он на этом самом «Павле» служит. Уразумел?

— Да, вполне, — загорелся Сергей. — На новом месте свой человек!

— Именно свой. Это во всех смыслах. Он с тамошним подпольем должен быть связан. Постарайся его на корабле завтра же разыскать и передай от моего имени, что срок восстания переносится к моменту выхода кораблей гельсингфорсской эскадры на учения. Но, кроме него, об этом, смотри, чтобы никто…

— Да что я — не понимаю, что ли? — обиделся Сергей. — Разве я когда…

— Лишний раз предупреждаю. Дело ведь такое… Не дай бог, пронюхают. И еще к тебе дело есть. Как там твои старики — одни сейчас живут?

— Как есть одни!

— Тогда надо будет, чтобы они на пару дней нашего товарища приютили. Петербург он плохо знает, знакомых у него нет, а в гостиницах ему не след останавливаться — замести могут.

— Так что за вопрос, Александр Васильевич!

Думанов глядел на себя в маленькое тусклое зеркало, висевшее на стене, и с трудом прилаживал непривычный галстук. Костюм, который передал ему с женой Шотман, оказался по длине в самый раз, но явно широковат. Ворот сорочки тоже оказался велик — между ним и тонкой думановской шеей свободно можно было просунуть обе ладони. Словом, наблюдательный человек сразу заметит, что одежда с чужого плеча. Может быть, лучше отправиться в своем обычном поношенном костюме? Но тогда в спальный вагон, конечно, нечего соваться — сразу на себя внимание обратишь…

Чем больше он обдумывал предстоящую поездку, тем сложнее она начинала казаться. Даже если переезд границы пройдет благополучно, то в Петербурге будут свои трудности. Поезд прибывает ночью, и где-то надо дожидаться утра, чтобы потом разыскивать в незнакомом городе редакцию газеты. Но хуже всего, если Полетаева почему-либо не окажется на месте.

Мысли его прервал стремительно влетевший в комнату без стука Сергей Краухов. Лицо матроса раскраснелось, глаза возбужденно блестели.

— Уф-ф, — отдуваясь, заговорил он, — ну и бежал я, чтобы дома застать!

Думанов вопросительно смотрел на него.

— Да ничего не случилось, — махнул рукой Сергей, — просто встретил я Александра Васильича и от него узнал, будто ты в Петербург собрался.

— Точно, собрался.

— Потому я и прибег. Сам-то я — питерский, и родители мои там живут. Шотман просил передать, чтобы ты у моих родителей переночевал — самое надежное место. Батя у меня до сих пор еще работает на Путиловском в пушечной мастерской… Очень тебя прошу зайти к нам домой, передай весточку, а еще и поклон от Александра Васильича.

— Да ведь удобно ли, Сергей? — замялся Думанов.

— Еще бы неудобно было! Ночевать тебе где-то надо? Так заночуй у наших. У них сейчас свободно совсем — сам я, как видишь, на флотской службе, братишка Алеша в солдатах служит. Другие братья — Петр и Василий своими семьями обзавелись, живут в другом конце города, а старший наш братан — Терентий — подале всех сейчас. Он ссылку отбывает…

— Да сколько же вас — братьев?

— Пятеро и есть! А еще две сестры — Настя и Люба, но у них тоже свои семьи теперь. Так что сейчас отец и мать в своем домишке вдвоем остались.

— Ишь буржуи! — засмеялся Думанов. — Значит, и дом свой имеете?

— Да какой там дом — название одно! Хибара, да и только! Там за Нарвской заставой таких развалюх — десятки. Но отцовский дом все знают. Дай листок бумаги и карандаш — я нарисую, как от трамвайной остановки пройти.

Думанов внимательно выслушал объяснения. Записывать ничего не стал по старой конспиративной привычке.

— Обидно до слез, — сказал на прощание Краухов, — что в такое время из Гельсингфорса отсылают, что без меня восстание начнется. Так этого часа жду!

— Ничего, — утешил его Думанов, — если все по плану пойдет, так через несколько дней восставшие корабли в Кронштадт придут.

Утром, едва начальник Финляндского жандармского управления полковник Утгоф прибыл в свой кабинет, он первым делом потребовал к себе Шабельского, осведомился, как обстоят дела с рапортом фон Коттену. Заранее ожидавший этого вопроса ротмистр шагнул к столу, положил перед начальником тонкую картонную папку.

— Вот здесь он, извольте ознакомиться, господин полковник.

Он скромно потупил глаза, ожидая, что Утгоф скажет: «похвальная оперативность» или что-то в этом роде. Но полковнику было сейчас не до тонкостей обращения. С утра у него нудно и отвратительно болела печень (не помогли даже карлсбадская соль и грелка), после завтрака его поташнивало. Но свою усилившуюся болезнь он тщательно скрывал от коллег, знал, что с этим народом надо держать ухо востро: того и гляди настрочат в Петербург, намекнут, что не только по возрасту, а уже и по здоровью начальнику управления пора на пенсию. А как раз на пенсию он и не хотел, хотя и знал, что пособие установят ему приличное — он боялся потерять единственное, что ему доставляло глубокую радость в жизни: обладание реальной и большой властью, возможность распоряжаться судьбами людей.

Утгоф сухо кивнул Шабельскому, предложил ему присесть, подождать, пока он ознакомится с текстом. Тот послушно присел на краешек стула, терпеливо приготовился ждать — знал, что начальник будет мусолить текст долго-долго, по нескольку раз перечитывать каждую фразу, и уж если обнаружит запятую не на место, то начнет своим скрипучим голосом объяснять, как тщательно надо готовить документацию.

И действительно, три страницы Утгоф читал чуть ли не полчаса, так что Шабельский успел впасть в тоскливое уныние. Изредка он бросал взгляд на лицо начальника и видел, что тот болезненно морщится. Теперь уже ротмистру вовсе не казалось столь очевидным, как накануне вечером, что текст у него получился удачным. И вообще черт его знает, чего мог углядеть этот желчный старик?

Кончив наконец читать, Утгоф поднял водянистые глаза, поглядел на подчиненного, пожевал тонкими губами.

— В общем-то вы эту штуку удачно написали… но только вот, — сказал он, — не слишком ли вывод здесь категоричный? Ну, насчет того, что на кораблях спокойное состояние и что брожение не будет усиливаться? Вы же видите, ротмистр, что в Петербурге-то делается. Забастовка за забастовкой — такого уж давненько не бывало. А у нас, в Гельсингфорсе, выходит, тишь да гладь?

— Господин полковник! — живо отозвался ротмистр. — Я, конечно же, понимаю, что тишь да гладь в нашем деле не бывает. Но то, что у нас куда спокойнее, чем в столице, — это по всему видно. У нас даже кривая арестов книзу пошла. Да и сообщения агентуры успокаивают — на кораблях все в допустимых рамках, матросы ведут себя в целом спокойно, нервозности в нижних чинах не наблюдается.

— Ох, ротмистр, не нравится мне это флотское спокойствие. Этот флот, между нами говоря, пороховая бочка.

— Но ведь, господин полковник, мы за последние годы сколько превентивных арестов сделали. И как агентурную сеть расширили! Вот результаты-то и сказываются. И мне, например, просто приятно, что именно под вашим руководством финляндское управление добилось таких результатов. Пусть начальство и поглядит — пока у него под носом в столице черт-те что делается, у нас все в законных рамках!

— Ну тут вы, Станислав Казимирович, пожалуй, в целом правы, — поддался на лесть Утгоф, — кое-что мы действительно сделали. Может быть, даже в чем-то и больше, чем другие управления. Рапорт я подпишу в таком виде, как есть. Когда думаете его отправить?

— Сегодня суббота. Может быть, с нарочным завтрашним вечерним поездом? Как раз в понедельник утром пакет будет на месте…

• Предыдущая
• 10/69
• Следующая