Мальчик на вершине горы - Бойн Джон - Страница 21

• Предыдущая
• 21/36
• Следующая

– А за кем же теперь Фюрер гоняется?

– В доме с раннего утра переполох, – продолжал Пьеро, игнорируя дерзкий вопрос. Он давно пожалел, что посвятил Катарину в историю Гели и рассказал о предположениях Эммы, что Вильгельмина напоминает Гитлеру эту несчастную девушку. – Все книги подоставали с полок и протерли от пыли, лампочки повывинчивали из патронов и тоже протерли, а постельное белье перестирали, высушили и выгладили, чтобы было как новенькое.

– Столько возни, – изрекла Катарина, – и все из-за каких-то дураков.

Фюрер явился вечером накануне приезда гостей и устроил тщательную проверку резиденции, а после, к великому облегчению Евы, поздравил всех с отличной работой.

Наутро Беатрис вызвала Пьеро к себе в комнату – хотела убедиться, что форма «Дойче Юнгфольк» сидит на нем как подобает и его вид соответствует требованиям хозяина.

– Идеально, – одобрила тетя, оглядев мальчика с головы до ног. – Ты так быстро растешь, я боялась, что форма уже опять коротка.

Раздался стук, и в дверь заглянула Анге.

– Простите, фройляйн, – начала она, – но…

Пьеро повернулся и, подражая Еве, раздраженно щелкнул пальцами и указал на коридор.

– Выйди, – велел он. – Мы с тетей разговариваем.

Анге разинула рот и оторопело на него посмотрела; затем вышла и тихо притворила за собой дверь.

– Грубо разговаривать вовсе необязательно, Петер. – Тетя Беатрис ничуть не меньше Анге была ошарашена его тоном.

– А почему нет? – осведомился Пьеро. Он и сам сильно удивился, что повел себя так начальственно, но ему это очень понравилось. – Мы с вами разговаривали. Она перебила.

– Но это невежливо.

Пьеро был не согласен и не скрывал этого.

– Она служанка. А я – член «Дойче Юнгфольк». Я ведь в форме, тетя Беатрис, вы же видите! Она должна оказывать мне уважение, и не меньше, чем солдату или офицеру.

Беатрис встала и отошла к окну. Она долго смотрела на вершины гор и проплывающие белые облака, упершись ладонями в подоконник, как будто пыталась унять гнев и не потерять самообладание.

– Возможно, тебе не стоит проводить столько времени с Фюрером, – обернувшись наконец и взглянув на племянника, сказала она.

– Почему это?

– Он очень занятой человек.

– Занятой, занятой, а говорит, что видит во мне большой потенциал, – гордо объявил Пьеро. – И потом, мы обсуждаем интересные вещи. И Фюрер меня слушает.

– Я тоже тебя слушаю, Петер, – напомнила Беатрис.

– Вы – другое.

– Почему?

– Вы женщина. Вы, конечно, все равно необходимы рейху, это понятно, но дела Германии должны решать мужчины, такие, как мы с Фюрером.

Беатрис позволила себе горько усмехнуться:

– Сам додумался, да?

– Нет, – ответил Пьеро, неуверенно помотав головой. Вслух его заявление прозвучало не слишком убедительно. Да и если подумать, мама тоже была женщина, но всегда знала, что для него хорошо. – Так Фюрер говорит.

– А ты, значит, мужчина? – поинтересовалась тетя. – В восемь лет?

– Скоро мне исполнится девять. – Пьеро вытянулся в полный рост. – Вы сами говорили, что я расту не по дням, а по часам.

Беатрис села на кровать и похлопала по одеялу, приглашая племянника сесть рядом.

– О чем еще беседует с тобой Фюрер? – спросила она.

– Ну, это все довольно сложно, – протянул Пьеро. – Это про историю и политику. А Фюрер говорит, что женский ум…

– Ты все же попробуй. Я постараюсь понять.

– Мы обсуждаем, как нас обокрали.

– Нас? Кого это нас? Меня и тебя? Тебя и его?

– Нас всех. Немецкий народ.

– Ах да, разумеется. Ты же теперь немец. Я забыла.

– Мой отец немец по праву рождения, и я тоже, – ответил Пьеро, словно бы защищаясь.

– И что же конкретно у нас украли?

– Нашу страну. Нашу гордость. Украли евреи. Понимаете, они потихоньку, исподволь завоевывают весь мир. После Великой войны…

– Но, Петер, – не выдержала Беатрис, – не забывай все же, что Великую войну мы проиграли.

– Пожалуйста, не перебивайте, когда я говорю, тетя Беатрис, – со вздохом сказал Пьеро. – Так вы проявляете неуважение ко мне, своему собеседнику. Я, конечно же, помню, что мы проиграли, но и вы, в свою очередь, не можете отрицать, что после войны нам пришлось терпеть величайшие унижения. Союзникам было мало, что они победили, они хотели еще наказать немецкий народ, поставив его на колени. И в нашей стране нашлось немало трусов, которые чересчур легко сдались врагу. И мы такой ошибки не повторим.

– А твой отец? – Беатрис поглядела Пьеро прямо в глаза. – Он что, тоже был трус?

– Да, причем худшего пошиба. Он поддался слабости и потерял боевой дух. Но я – не он. Я сильный. Я сделаю все, чтобы восстановить честь семьи Фишеров. – Он замолчал и уставился на тетю: – В чем дело? Почему вы плачете?

– Я не плачу.

– Нет, плачете.

– Ой, я не знаю, Петер. – Она отвела глаза. – Наверное, просто устала, вот и все. Очень трудная была подготовка к приезду гостей. И еще я иногда думаю… – Она осеклась, будто не решаясь договорить.

– Думаете что?

– Что совершила ужасную ошибку, когда взяла тебя сюда. Но я считала, что поступаю правильно. Думала, если ты будешь рядом, я сумею тебя защитить. А теперь с каждым днем я…

Снова раздался стук в дверь, и, когда она открылась, Пьеро сердито обернулся, но пальцами не щелкнул: на пороге стояла фройляйн Браун. Он спрыгнул с кровати и вытянулся по стойке смирно; тетя Беатрис не шелохнулась.

– Приехали! – восторженно сообщила фройляйн Браун.

– Как мне их называть? – шепотом спросил Пьеро. Дрожа от волнения, он стоял в строю прислуги, встречающей гостей, рядом со своей тетей.

– Ваше королевское высочество, – сказала та. – И его, и ее. Герцога и герцогиню. Только не заговаривай с ними первый, жди, когда к тебе обратятся.

Через пару мгновений из-за угла на подъездную дорогу вырулил автомобиль, и почти одновременно за спиной Пьеро возник Фюрер, а слуги напряженно застыли навытяжку, вытаращившись в пространство перед собой. Эрнст подъехал, заглушил двигатель, быстро выпрыгнул из машины и бросился открывать заднюю дверцу. Из автомобиля выбрался человечек в тесноватом костюме и со шляпой в руке. Он огляделся, словно не понимая, куда попал, явно разочарованный от не слишком торжественной встречи.

– Естественно было бы ожидать какого-никакого оркестра, – невнятно произнес он, обращаясь скорее к себе, чем к кому-либо, а затем отработанным жестом поднял руку в нацистском приветствии – так, словно давно ждал случая это сделать. – Герр Гитлер, – великосветским тоном сказал он, без труда переходя с английского на немецкий язык. – Как приятно наконец познакомиться.

– Ваше королевское высочество, – отозвался, улыбаясь, Фюрер. – Ваш немецкий безупречен.

– Да, что же, – пробормотал человечек и затеребил шляпную ленту. – Семья, видите ли… – Он неловко умолк, словно бы не зная, что говорить дальше.

– Дэвид, а меня не представите? – Из машины выпорхнула женщина, одетая во все черное, будто на похоронах. Она говорила по-английски с сильнейшим американским акцентом.

– Да-да, разумеется. Герр Гитлер, разрешите представить: ее королевское высочество герцогиня Виндзорская.

Герцогиня проворковала, что «очарована», и Фюрер эхом повторил то же самое, попутно похвалив ее немецкий.

– Он далеко не так хорош, как у герцога, – улыбнулась дама. – Но кое-как объясниться могу.

Ева выступила вперед, чтобы и ее представили, но, обмениваясь рукопожатиями, держалась неестественно прямо – видимо, боялась, как бы королевские особы не заподозрили ее в попытке сделать книксен. Обе пары поболтали о пустяках: о погоде, окрестных видах и о поездке на гору.

– Я несколько раз думал: вот сейчас свалимся, – пожаловался герцог. – Головокружение там пришлось бы крайне некстати, согласитесь?

– Эрнст ни за что не допустил бы аварии, – ответил Фюрер, глянув на шофера. – Он знает, как вы для нас ценны.

• Предыдущая
• 21/36
• Следующая